сам приготовил, и деревянный дюбель. Вроде бы это соответствует описанию — то же, что подняла с пола Пилар: маленькая резинка и маленькая штучка из дерева, вроде гвоздика. С самого начала мне было совершенно непонятно, какое значение они могли иметь. Но вместо того, чтобы сказать себе: эти вещи не имеют никакого смысла, значит, они не могли быть найдены в комнате, где произошло убийство, значит, инспектор Сагден мне лжет, я, глупец, продолжал мучительно доискиваться до смысла этих вещей. Только когда мадемуазель Эстравадос играла с шариком, который потом лопнул, только когда она вскрикнула, что такой же сдутый шарик она нашла в комнате Симеона Ли, мне, наконец, все стало ясно.
Заметили теперь, как все сходится? Непонятная борьба нужна была для того, чтобы создать впечатление, что убийство произошло позже, чем на самом деле; закрытая на замок дверь — чтобы никто не увидел труп раньше времени; и предсмертный крик. Если смотреть под таким углом зрения, то преступление совершено логично и глубоко продумано.
Но с тех пор, как Пилар Эстравадос подняла с пола резинку, она стала представлять опасность для убийцы. Эта опасность еще увеличилась, если он услышал ее замечание по поводу шарика, — а это вполне возможно, так как окна в доме были открыты. Она, кстати сказать, и раньше сыграла злую шутку с убийцей. Говоря о старике, она заметила: «Он в молодые годы был, должно быть, очень красивым». И обернувшись к Сагдену, сказала: «Таким же, как вы!» Сагден точно знал, что она говорит в буквальном смысле, намекая на сходство. Неудивительно, что он залился краской и чуть не задохнулся от волнения. Это заявление было таким неожиданным, и оно показалось ему крайне опасным. С того момента он попытался бросить тень подозрения на Пилар. Но это было не так просто, потому что она как внучка ничего не выигрывала в смерти деда, и у нее не было никакого повода убивать его. Позднее, когда он услышал ее замечание насчет шарика, он решился на более серьезные меры. Когда мы сидели за обеденным столом, он принес каменное ядро в комнату Пилар и устроил там западню. К счастью, действительно чудом, его замысел не осуществился.
Тут Сагден совершенно спокойно спросил:
— С каких пор вы знаете все?
— Я не был уверен в своих подозрениях до тех пор, пока не привез сюда маскарадные накладные усы и не приложил их к портрету Симеона Ли в молодости. На портрете оказалось ваше лицо!
— Пусть его душа окажется в аду! Я рад, что убил его! — горячо сказал инспектор.
Часть VII
28 декабря
— Пилар, я считаю, что лучше всего будет, если ты поживешь у нас, пока мы окончательно не решим, что тебе делать, — сказала Лидия Ли.
— Ты слишком добра ко мне, Лидия, — тихо ответила девушка. — Ты так легко прощаешь.
Лидия улыбнулась:
— Я все еще зову тебя Пилар, хотя, наверное, тебя зовут иначе.
— Меня зовут Кончита Лопес.
— Кончита — тоже очень красивое имя.
— Нет, ты действительно очень добра, Лидия! Но относительно меня можешь не беспокоиться. Я выхожу замуж за Стивена, и мы вместе едем в Южную Африку.
Лидия продолжала улыбаться:
— Ну, тогда все в полном порядке.
— Поскольку ты так мила со мной, Лидия, — сказала Пилар почти застенчиво, — то разреши нам однажды приехать к тебе — может быть, на Рождество, и полакомиться тогда всеми этими сладостями, плумпудингом с изюмом, поразвешивать на елке блестящие шары и поделать маленьких снеговичков.
— Конечно, вы должны будете приехать и отпраздновать с нами настоящее английское Рождество!
— Как я рада! Видишь ли, Лидия, мне кажется, что в этом году Рождество не удалось.
Лидия вздохнула:
— Да, в этом году Рождество не удалось…
Гарри сказал:
— Ну, прощай и будь счастлив, Альфред. Я не буду больше докучать тебе своим видом. Я еду на Гавайи. Давно собирался осесть там.
— Будь счастлив, Гарри. Будем надеяться, что тебе там понравится.
Гарри, казалось, был смущен.
— Извини, что я так часто высмеивал тебя, старина. Проклятая привычка у меня — смеяться над людьми. Все время так и хочется кого-то поддеть!
Альфред попытался улыбнуться:
— Я тоже должен научиться понимать шутки.
— Ну, прощай и будь счастлив, — с облегчением вздохнул Гарри.
— Дейвид, — сказал Альфред своему брату, — Лидия и я решили, что этот дом надо продать. Мне подумалось, что ты, наверное, что-нибудь захочешь взять из вещей. Например, скамеечку мамы или ее кресло. Ты ведь всегда был ее любимцем.
Дейвид поколебался минуту. Затем медленно проговорил:
— Спасибо, что ты подумал обо мне, Альфред, но я не стану ничего брать. Я не хочу ничего брать из этого дома. Лучше совсем порвать с прошлым.
— Может быть, ты и прав, — согласился с ним Альфред.
— До свидания, Альфред, до свидания, Лидия, — сказал Джордж. — Что за отвратительные минуты мы пережили! Сейчас пойдут разговоры, и все это дело получит огласку. Сагден — мой… гм… сын моего отца! Может, стоит попытаться уговорить его, чтобы он объявил себя коммунистом и сказал, что ненавидел отца как капиталиста? Или что-то в этом духе?
— Милый Джордж, — возразила Лидия. — Неужели ты думаешь, что такой человек, как Сагден, и вправду станет лгать, чтобы пощадить наши чувства?
— Гм… нет… гм… вероятно, нет. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Кроме того, этот тип, наверное, сумасшедший. Ну, прощай, живи счастливо.
Магдалена сказала:
— До свидания! На следующий год нам надо всем вместе провести Рождество на Ривьере или еще где-нибудь, где будет повеселее.
— Это все зависит от того, какой будет курс валют! — ответил Джордж.
— Милый, ну не будь же таким скаредным! — засмеялась Магдалена.
***
Альфред вышел на террасу. Лидия склонилась над одним из своих садиков. Она выпрямилась, когда увидела, что он подходит к ней.
— Ну вот, все и уехали, — сказал он со вздохом.
— Да, слава богу.
— Ты тоже, наверное, с удовольствием уехала бы отсюда? — спросил он.
— А ты? Ты не хотел бы?
— Я тоже с удовольствием уехал бы. Мы с тобой могли бы начать новую, прекрасную жизнь. А если останемся в этом доме, нас до смерти будут мучить кошмары. Слава богу, что все кончилось!
— Да, благодаря Эркюлю Пуаро!
— Ты права. Знаешь, прямо удивительно все сошлось после того, как он нам все объяснил.
— Это, знаешь, как в разрезных картинках. Когда их собираешь и они уже почти готовы, остается еще несколько кусочков очень сложной формы, и уже совсем не надеешься, что их можно куда-то вставить, чтоб они подошли. И вдруг
