Под стук колес
Маленькая женщина в белых гольфах
Повесть
I
— Как хорошо, что вы пришли, — сказала Нина Ивановна, отводя от меня рукой дым своей сигареты. — У вас есть кошка?
— Кошка? Нет, а что, собственно…
— Я так и знала. У меня для вас есть совершенно замечательный кот. Вы меня за него всю жизнь будете благодарить. Очень, знаете ли, жаль, что коты живут меньше, чем люди, и вам его на всю жизнь не хватит. Вам известно, сколько лет живут кошки? От силы тринадцать-пятнадцать. Очень, знаете ли, жаль. Сейчас я вам его покажу. Вы сами увидите, что это за чудо.
— Нина Ивановна, помилуйте, ну зачем мне кот?
— Не спорьте со мной. Как это зачем кот да еще в двадцатом веке? А что вы стоите? Вот вам тапки, проходите — поговорим. Вопрос в том, как вы его повезете. Февраль на дворе. Пожалуй, придется вызвать такси. Господи, куда же я спички подевала?
Времени у меня было в обрез, а разговор предстоял не короткий. Нина Ивановна тридцать лет проработала в заводской многотиражке и год назад вышла на пенсию. Она скучала по делу и охотно соглашалась писать как для газеты, так и для нас — студии телевидения. Обещала она легче, чем выполняла. Телефонные звонки не спасали, и приходилось напрашиваться в гости, чтобы воочию увидеть хотя бы наброски обещанного материала.
Услышав про кота, я заволновалась — решила, что Нина Ивановна уходит от разговора. «Не позволю, чтобы какой-то кот переходил мне дорогу», — я дерзнула приступить к делу. Как ни удивительно, очерк был наполовину готов и все пожелания редакции учтены. Я с облегчением вздохнула и только тогда заметила, что никто не царапает мне колени, не рвет чулок и не клянчит конфету — дома не было нахального и лохматого пуделя Дашки.
— А где ваша собака? — испугалась я. Нина Ивановна жила совсем одна, и Дашка оживляла ее досуг и неуют.
— Гуляет. — Хозяйка сердито воскресила потухшую сигарету. — Выгнала. Обижает, знаете ли, Борьку.
— Какого Борьку?
— Да кота же. Ах да, я же его хотела вам показать. Борька, Борька, выходи, нету Дашки… Кс-кс-кс…
Из-под дивана вылез насмерть перепуганный дымчато-серый кот. Худой, основательно потрепанный, он ничем не отличался от своих подзаборных собратьев.
«Господи, да что же я буду с ним делать? — ахнула я. — Да и на что он мне?»
— Скажите, какая прелесть, правда? Берите, берите, не пожалеете. Слу-шайте! Я же вам главного не сказала! Это же гениальный кот! Он ходит на унитаз! — Так торжественно объявлялись разве что единственные в своем роде смертельные цирковые трюки. Нина Ивановна для этого даже вынула изо рта сигарету.
Дашка царапалась в дверь, кот снова пугливо забился под диван, Нина Ивановна бурно радовалась, что делает мне прекрасный подарок, и отступать было некуда.
Так я получила кота. Такси, правда, я постеснялась вызвать — поехала трамваем. Я уютно стояла на задней площадке вагона, спиной к салону, так, на всякий случай: вдруг кот подаст голос или высунет из-за пазухи свою жалкую мордашку. Неловко как-то — взрослая женщина ездит в общественном транспорте с каким-то полуоблезлым котом. Но Борька молчал и только мелко подрагивал под моей шубой.
Все, что я планировала сделать по пути, конечно, отменялось. Я не зашла в книжный магазин — раз. Не заплатила за квартиру — два. Пропустила примерку… Примерка! Как же я не догадалась? Была прекрасная причина — уважительная! — отказаться от кота. Не пойдешь ведь с ним в ателье. Впрочем, нет, едва ли удалось бы отвертеться от Нины Ивановны. Прикуривая новую сигарету от умирающей старой, она бы коротко кинула: «Ничего, приемщица подержит». Сама она так бы и вышла из положения: «Будьте добры, подержите моего кота. Это всего на три минуты. Что? Нет, вы не можете меня так огорчить. Худой? Ерунда! Он, знаете ли, много занимается спортом. У него строгий тренер. Он другого роду и племени, но они понимают друг друга…» Все это она произнесла бы настойчивым прокуренным голосом, раскладывая фразы на четкие звенья. Приемщица бросила бы карандаш и испуганно-влюбленно глядела вслед странной клиентке. Кот бы лежал на ее модной джинсовой юбке и вдыхал аромат парижских духов, а Нина Ивановна уносила бы в примерочную кабину крупное и красивое тело. Ее спокойная походка — походка старых русских дворянок — навсегда бы покорила и запомнилась приемщице.
II
— Андрейка, я тебе кота привезла!
Сын бросил учебники, подбежал ко мне и заглянул в сумку.
— Да нет, он здесь, — я распахнула шубу и осторожно оторвала от себя Борьку.
Любой нормальный кот побежал бы по углам — на разведку — обнюхать и по возможности скорее узнать новое жилище. Но Борька, едва коснувшись пола, почти на брюхе пополз под диван. Однако наш диван был выше того, под которым он прятался от агрессивной Дашки. Когда ненадежность убежища стала очевидной, кот перебрался под кресла — сначала под одно, потом под другое. Все крыши оказались выше собачьего роста. Наконец он забился в узкую щель между письменным столом и стеной, пошуршал краем отклеившихся обоев и затих.
— Чего это он, мам? — обиделся Андреи.
— Ты потерпи, он освоится. Поймет, что в доме нет собаки, и выйдет.
— А с ним, что, собака жила?
— Наоборот, собака не захотела с ним жить. Там, похоже, целая трагедия произошла. Давай-ка, мы его для начала выкупаем.
— А коты воду не любят.
— Ты воду тоже не очень любишь. Терпишь ведь.
— Так то я, а то кот. А если он царапаться начнет?
— Потерпим. Очень уж он грязный. Только шампуня у нас дома нет. Ты сбегай в киоск на углу. Я пока ужином займусь. Оденься теплее, метель начинается.
То ли кот услышал запах мяса из кухни, то ли понял, что в доме нет собаки, но вскоре он вышел из укрытия и осторожно, почти крадучись, стал обходить квартиру. На кухню он не сразу осмелился заглянуть — несколько минут неуверенно стоял перед открытой дверью и водил хвостом. Усы его изучающе подрагивали.
Наконец он поднял голову и остановил на мне огромные пугливо-печальные глаза. В них таилось столько муки и терпеливого достоинства, что я от неожиданности перестала крошить лук. Не сводя с меня прекрасных глаз, кот раскрыл рот, но голоса не было. Вместо «мяу» я уловила лишь тихий хрип. Дашка, вероятно, порвала ему голосовые связки. Я впервые по-настоящему пожалела бедного кота. Рука сама потянулась к мясу. Присев на корточки, я смотрела, как он торопливо, нежадно ест и аккуратно придерживает лапой свой первый ужин в нашем доме.
Стук в дверь снова насторожил Борьку. Он пригнулся к полу, готовый отскочить в сторону, и, наверно, отскочил бы, если бы не мясо. Оставлять ужин явно не хотелось.
— Мам, а какой шампунь надо было купить?
— А ты какой взял?
— Я сказал, мне для кота, и дали вот этот.
«Мягкий нежный шампунь для мужчин, — прочитала я. — Сделано в Польше».
— Как раз то, что нужно. Раздевайся. Я успела покормить его, выкупаем немного погодя. Не трогай его пока руками. Уроки все готовы?
— Чтение осталось.
— Иди и работай.
Но с чтением не ладилось. Андрей ходил за котом и громко комментировал:
— Мам, а он все валенки обнюхал. Во дает — лапой дверь открывает. Мам! Смотри, смотри, лапу просунул и толкает дверь. Мам, а он пить хочет. Из-под крана пьет. Я сделал ему струйку, и он лакает. Мы блюдце ему поставим? И ящик, да? А где мы песок зимой возьмем?
Но Нина Ивановна не обманула — ящик коту не понадобился. Кот зашел в туалет, долго и основательно исследовал его. Затем снисходительно повел усами и, видимо, по долголетней привычке устроился в чаше унитаза. Дымчатый хвост аккуратно лег на борт.
Восторгу Андрея не было конца.
— Вот это да! Во дает!
Кот не мигая смотрел на него, осуждая за неприличное и столь неприкрытое любопытство.
— Завтра Генка от зависти заикаться начнет. Носится со своей собакой. А она сроду так не умеет.
Генкина зависть меня устраивала. Значит, Андрей перестанет завидовать Генке испросить собаку себе. Плюс к жалости я прониклась еще и уважением к своему неожиданному и нежеланному приобретению.
А кот между тем поднялся, беспокойно царапнул несколько раз по фаянсу и спрыгнул. Но не вышел, а сел у наших ног и, плеснув зеленью огромных глаз, беззвучно мяукнул.
— Чего это он?
— По-моему, он просит тебя сдернуть за ним, — засмеялась я.
— Правда?
— А ты попробуй.
Андрей потянул за шнурок.
Отшуршала вода. Кот, положив передние лапы на края унитаза, снова повел носом и, уже совершенно потеряв интерес к помещению, выскользнул в коридор.
— Ну и ну, — пробормотала я. — Хорошая мать, знать, тебя родила.
Еще раз Борька покорил нас, когда его купали. Он спокойно стоял в тазике с мыльной водой, немного выгнув спину и не давая нам притрагиваться к ушам. Вода серела на глазах.
