Моя сводная ошибка
Кайя Сэнд. Гринч
Пролог
— Я так обычно не делаю.
Не знаю, зачем говорю об этом. Ему ведь плевать, хожу ли я так по клубам, или просто из-за него в голове всё путается. Хочется объяснить, что происходит что-то непривычное.
Волнующее.
— Я знаю, паучок.
Слов не остается.
Коротко вздыхаю, чувствуя его дыхание на губах.
Под пальцами напрягаются мышцы, но парень не двигается.
А после наши взгляды встречаются.
И тормоза срывает.
Он подхватывает меня, крепко сжимая ягодицы. Платье задрано до талии, губы терзают поцелуем. А я лишь могу обхватить мужской торс, держась. Пытаться отвечать с той же страстью.
Но Белый куда умелее. Словно начал заниматься сексом заранее, тараня мой рот своим языком. Жарко, без возможности оторваться. Особенно когда ладони парня жадно скользят по моим ногам, сжимают.
— Ох.
Хрипло вырывается, когда меня роняют на постель, придавливая своими телом. Его руки везде: под платьем, раздвигают мои ноги, перехватывают ладони, не давая оттолкнуть.
Первый инстинкт, связанный с побегом.
Хорошие девочки, Эмма, не целуются с незнакомыми парнями. Не валяются на их кровати. И не стонут так громко, когда пальцы касаются белья, надавливая сквозь промокшую ткань.
— Это лишнее.
Белый дёргает моё платье вверх, снимая. На мне эти глупые колготки вместо чулок, но парень не обращает на них внимания. Стягивает быстро, наверняка оставляя стрелки.
А после стоит на коленях, нависая надо мной. Жадно осматривает. А мне хочется провалиться сквозь диван.
Лифчик намного темнее трусиков.
А ещё перекошенный бантик, который я неправильно пришила.
И не помню, идеально ли гладкие ноги.
С Сашей это не волновало.
А у меня сердце в голе стучит, волнением задавливает. Не маленькая девочка, а сейчас дрожу под ним. Не знаю, куда деть пальцы и как скрутить алый цвет на щеках.
— Ты красивая, Эль.
Он говорит это так просто. Я уже перед ним полураздета. Уже на всё готовая, ему не за чем продолжать. Но он говорит. И с этим словами поднимается волна внутри.
Расстёгивает бляху ремня, тянет язычок молнии вниз. Мне остаётся лишь наблюдать.
Как показывается полоска тёмных волос, спускающаяся за край брифов.
Как Белый, без промедления, стягивает всю одежду вниз.
Глава 1
Эрик
Дисциплинарный.
До конца игры.
Он спецом меня удалил с поля. Не было нарушений, я знаю.
Фу, черт.
Спускаюсь с крыльца и тру лицо, во мне столько злости сейчас, мне бы этого судью, глухую подворотню и я бы тет-а-тет объяснил мужику, что так делать нельзя.
— Белый! — от Андрюхи прилетает дружеская плюха по плечу. — Забей. Выиграли же.
— Поздравляю, — бросаю, шага не сбавляю.
Нет, я рад, конечно, это моя команда. Но я-то до конца игры в подтрибунном отдыхал.
А судья ещё и рапорт на меня накатал.
Ё-маё, просто охренительно.
— Две шайбы твои были, чё ты паришься. Ну и ты… Выражения в следующий раз выбирай.
— Я знал что ли, что он за спиной стоит?
Нехорошо вышло, да. Про то, что стекла ему в очках надо сменить.
Но это приватная беседа была, я же не в лицо ему свое мнение выразил, я общался с друзьями.
И сразу мстительно с поля меня удалять? Непрофессионально же, ну серьезно.
Друг лениво запрокидывает голову.
Ветер студит горячую кожу, вечер пятницы освещен фонарями, на проспекте играет музыка, я иду.
Тяну ворот футболки, раздражение до сих пор душит.
— Где наши? — торможу, оглядываюсь.
— В клубе же встретимся, — Андрей стучит кулаком по крыше авто. — Открывай.
Давлю кнопку, снимаю блокировку.
И замечаю красную дамскую машинку, пристроившуюся неподалеку.
— Погодь, — бросаю рюкзак на задние сиденья, на ходу приветственно машу рукой.
Мама выходит навстречу.
Я в бабских штучках не разбираюсь, что в ней изменилось определить не могу, но она последние месяцы светится вся — это я вижу.
— Привет, сынок, — он чмокает меня в щеку. Трёт отпечаток губной помады, ладонями проводит по моим плечам. — Как игра? Жуткие пробки, не успела на тебя посмотреть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— И слава богу, — брякаю, ловлю ее вопросительный взгляд и отмахиваюсь. — Нормально все.
— Ха-ра-шо, — тянет она по слогам. С интересом изучает камешки на асфальте. — Я что хотела сказать…
Я что хотела сказать — так начинаются разговоры про ее Давида.
— Мы с Давидом подумали… — мама мнется.
Ну вот, я Нострадамус.
— …что тебе сразу будет лучше переехать к нам. Мы подадим заявление, познакомимся. Сколько можно откладывать?
— Так ведь вы завтра в ЗАГС?
— Ну да, — она кивает.
Выпадаю в осадок. Приехали.
Я ничего против её замужества не имею. Давид, вроде, мужик неплохой. Хотя бы не такой мудак, как сегодняшний судья.
И будущей семейное паре счастья от души и от меня.
Но.
Завтра они подают заявление. А после намечается завтрак в кафе. Я, мама, ее Давид, его дочь…
Мне уже нехорошо.
А про переезд к ним даже думать страшно.
— Мам, — чешу голову. — Мы уже с тобой обсуждали. Мне двадцать лет, я не маленький давно. У меня игры, я по городам мотаюсь, живу я у себя или с вами…
— Не понимаю, почему ты упираешься, — она перебивает, тон стремительно набирает обороты. — Это все твоей отец, — на папину голову опять рушатся все грехи. — Откупился одним махом за все те годы, что алименты не платил, а ты и радуешься, водишь в эту квартиру своих невыносимых девиц, вы там пьете, курите…
— Мам, — теперь я обрываю. — Не перегибай. У нас в команде никто не пьет. Не курит тем более.
— А про девиц молчишь, — цепляется она.
Молчу.
Да.
Есть такое.
Но а что? Мне двадцать, и у меня потребности, утром под одеялом поднимается флаг.
Смотрю на нее, она мимо меня, взглядом провожает девчонок из группы поддержки, качает головой:
— Надо, Эрик. Дом большой, места всем хватит. А этих своих девиц…
— При чем тут девицы? — морщусь. Сейчас взорвусь. — В чем дело? Мой моральный облик тебя не устраивает или мужа твоего нового?
— Эрик! — она ахает.
Молчу.
И каюсь. Правда. Грубить не хотел, но я на нитке и так, настроение, как комок пыли где-то за плинтусом телепается.
— В общем, ладно, — она стряхивает с моей футболки невидимые соринки. — Не обиделся, что на игру твою не успела?
— Нет, конечно, мам.
— Ясно, — она топчется на месте. Закусывает губу. — А как все прошло? Проиграли?
— Выиграли.
— А чего такой хмурый?
— Да устал просто, — улыбаюсь.
— Куда сейчас поедешь?
— Мы… — осекаюсь. Скажу про клуб — и заново шарманка про доступных леди и винно-водочные изделия начнется. — Не знаю пока. Во сколько завтра к вам?
— В ЗАГС поедем в десять, кафе там рядом. К половине двенадцатого приезжай, — напоминает она, и лицо в предвкушении снова светится. — И, Эрик. Подумай. Давид будет очень, очень рад, если ты переберешься к нам. Завтра познакомитесь с Эммой — она чудесная девочка.
— Не сомневаюсь, — с трудом гашу веселое хмыканье. — Ладно, мамуль, — открываю для нее дверь.
Она усаживается за руль.
Резво стартует.
И я тоже погнал.
Эмма. Дивное имечко у дочери Давида.
Как мужчина я в восторге от Эммы Робертс и Эммы Уотсон, Эмма Стоун тоже горячая штучка.
Но Эмма Давидовна Одинцова — не тот случай. У меня сестра намечается, которую я в глаза не видел, и знакомиться нам нет смысла.
Зачем?
Разве что она тоже любит хоккей, иначе о чем нам с ней разговаривать?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Плюхаюсь в авто.
— Минутка воспитания закончилась? — Андрюха щелкает кнопками радио, скачет по волнам. — Когда переезжаешь?
