Канонир
Юрий Григорьевич Корчевский ГЛАВА I
Мы с Наташей наслаждались отдыхом на круизном судне. Светило ласковое солнце, невдалеке проплывали гористые берега, покрытые сочной зеленью лесов, в борт ласково била изумрудная вода Средиземного моря. Рана на руке ещё побаливала, но это не мешало нам сходить на берег в местах стоянок. Три дня мы стояли в Неаполе и пешком исходили старую, центральную часть города. Великолепные, старинной постройки здания в мавританском стиле заставляли надолго останавливаться, чтобы вдоволь насладиться зрелищем. Наталья без устали щёлкала новеньким цифровым фотоаппаратом, то и дело восхищённо вскрикивая:
— Ты только посмотри на эту статую!
Вечером, порядком уставшие, мы возвращались в порт.
На одной из припортовых улиц расположился «блошиный» рынок. Продавали всё — от старых кофемолок до поношенных плащей. Взгляд скользил по выставленным на продажу вещам, и я удивлялся — где и сколько времени могли они храниться — ну вот та, например, шарманка с обшарпанным корпусом. Ей же не меньше ста лет! Или вот это зелёное платье, в котором могла ходить дама ещё в начале двадцатого века.
Стоп! Что‑то зацепило взгляд, я обернулся. Старый антиквар продавал столь же старые вещи. Взгляд мой упал на старинное зеркало в бронзовой раме. Рама была в завитушках, хорошего литья, немного позеленевшая от времени. Я уже прошёл было мимо, но что‑то кольнуло в душе. Такое же зеркало висело у меня раньше — в далёком средневековье, в него смотрелся я сам по утрам и разглядывали свои обновлённые лица после операций пациенты.
Я вернулся, поторговался немного для приличия и купил зеркало. Тяжёлое оно было — просто ужас, и пока я дотащил его до корабля, вспотел.
Наташа удивлялась и морщила носик:
— И зачем нам такая тяжесть? К тому же старое!
А для меня оно было как свидание с прошлым. Ведь не всегда мы ценим вещи только за их практичность, а храним старый фотоаппарат как память о деде или отцовскую зажигалку. Это не объяснить словами.
На трапе встретились отдыхающие из «новых русских». Дама брезгливо оглядела мою покупку, а господин в белоснежном костюме вдруг заинтересовался:
— Старина?
Я кивнул.
— И хорошо продаётся?
Но я уже не ответил — шел по коридору к нашей каюте.
Утром мы уже плыли в Афины, где за два дня стоянки успели осмотреть лишь малую часть достопримечательностей древнего города.
А вскоре круизный лайнер ошвартовался у пирса в Новороссийске. После тёплого солнца и вежливо–предупредительного обслуживания в Европе сильный пыльный ветер в Новороссийске и хамоватый таксист сразу спустили нас с небес на грешную землю.
Мы поужинали в гостиничном ресторане и быстро ушли к себе в номер.
Музыка в ресторане громыхала так, что разговаривать за столиком было решительно невозможно. И почему музыканты считают, что оглушительно громко — это хорошо? После европейских ресторанов и кафе с негромкой, ненавязчивой музыкой наши заведения казались просто вертепом.
Наталья полночи щебетала в номере о том, как ей понравился круиз. Для бедной учительницы и поездка в Москву казалась путешествием, что уж говорить о заморском вояже?
А далее жизнь покатилась по накатанной колее — дом, работа, редкие вылазки в выходные дни на лоно природы — пожарить шашлыков с друзьями, просто подышать свежим воздухом.
Наталья работала в школе, хотя я и отговаривал её как мог. На мой взгляд, в школе могли работать энтузиасты, потому как за такую зарплату работают или фанаты своего дела или мазохисты. Ну не ценит наше государство людей умственного труда, и всё тут. Хотя от учителя, как, впрочем, и от родителей, зависит — будет ли ребёнок любить книги — источник знаний во все века, или ему отобьют интерес к учёбе. Лихие девяностые, когда авторитет образования упал, и когда жуликоватые и хитрые проныры могли делать состояния из воздуха, не обременяя себя заботами об образовании, уже канули в лету.
Я тоже работал, однако только на полставки — денег хватало. Свободное время посвящал самообразованию и усовершенствованию. Уж очень меня заинтересовали возможности гипноза. Ранее, занятый операционной работой, я не интересовался данным направлением. В соседнем городе практиковал довольно опытный и сильный специалист, и я периодически ездил туда, осваивая этот необычный способ лечения. Гипноз — не тот, конечно, что показывают в цирке или на других шоу — штука интересная. С его помощью можно эффективнее лечить многие заболевания — например, язву желудка. А уж про то, что им можно обезболивать пациента, и даже дистанционно, после сеансов Кашпировского знает каждый.
Приобретенное в Неаполе зеркало я повесил в прихожей. Приходя с работы, оглаживал рукою бронзовую раму, часто вспоминая средние века, когда приходилось зарабатывать на жизнь не только скальпелем, но и саблей. А уж как доводилось палить из пушек! Нынешняя жизнь казалась просто пресной.
Однажды, вернувшись с работы, я перекусил и решил посмотреть, что там за знаки или руны на бронзовой раме зеркала. Давно собирался это сделать, только руки не доходили — то времени не было, то лень одолевала. Я взял тряпку, нашёл на кухне упаковку с чистящим порошком, что купила для хозяйства Наташа, и не спеша стал оттирать старую бронзу.
Знаки начали проступать более отчётливо, причём были они только вверху рамы. И что это за алфавит такой? На латынь не похож — уж её‑то я знал, изучая в своё время в медицинском институте, так же, как и греческий. Ведь оба эти языка для медиков — как международный эсперанто. На арабскую вязь тоже не похоже. Древние языки вроде финикийского или санскрита я отбросил сразу: тогда ещё не умели делать стеклянные зеркала, модницы пользовались в качестве зеркала полированной бронзой.
Я сфотографировал знаки, распечатал изображение на цветном принтере. Долго разглядывал, переворачивал с ног на голову, но ничего путного на ум не приходило. Надо идти в библиотеку или, что быстрее приведёт к результату, ехать в лингвистический университет.
И чем больше я размышлял, тем яснее мне становилось, что в библиотеке я убью уйму времени и могу не разобраться, на каком языке написано. И что мне вдруг втемяшилось в голову переводить текст? Это был именно текст — пусть и небольшой, в два коротких предложения. Слава богу, не иероглифы, японские или китайские.
На следующий день, после работы я запрыгнул в машину и направился в университет. Побродив по коридорам, нашёл на одной из дверей табличку «Профессор Марков И. В.», постучался. Получив разрешение войти, открыл дверь.
За столом сидел классического вида, как их иногда показывают в старых советских фильмах, профессор. Далеко за шестьдесят, лысоватый, с аккуратно подстриженной бородкой в стиле норвежских шкиперов, на носу — узкие очки в стиле «лектор», явно — импортная оптика, судя по слегка фиолетовому отблеску линз.
— Присаживайтесь, чем могу быть полезен? На наших студентов вы не похожи.
— Да я и не студент, я врач, моя фамилия Кожин.
Профессор поднял глаза к потолку, пытаясь вспомнить, потом сказал:
— Ваша фамилия мне ни о чём не говорит. Так какое у вас ко мне дело?
Я вытащил из кармана цветной отпечаток принтера. Профессор взял в руки, внимательно всмотрелся.
— Где вы это взяли?
— Купил в Неаполе старинное зеркало в бронзовой раме. На ней и нашёл эти буквы. Интересуюсь стариной, вот решил проконсультироваться.
— Занятно, занятно. Вот только непонятно с языком. Видите ли, я свободно владею восемью языками и почти с ходу, даже не зная языка, могу определить хотя бы, на каком языке говорит человек. С алфавитом сложнее. С таким начертанием букв я не сталкивался. А сколько зеркалу лет?
— Вот уж чего не знаю, того не знаю, но думаю — около трёхсот, может и меньше — само зеркало стеклянное, а рама бронзовая.
— Так, уже понятно, что ему не тысяча лет — тогда не делали стеклянных зеркал. Вы не могли бы оставить мне этот снимок? Я бы хотел проконсультироваться с другими специалистами. Если вас не затруднит, подъезжайте через недельку.
