Курт Воннегут
Капли воды
Вот и нет больше Ларри.
Мы, холостяки, одинокие люди. Не будь я иногда чертовски одинок, не стал бы дружить с Ларри Уайтменом, баритоном. Вернее, приятельствовать — мы просто проводили вместе время, и не важно даже, нравился он мне особо или нет. Я думаю, по мере того, как холостяки стареют, они все меньше выбирают, с кем им общаться — и, как все остальное в их жизни, друзья становятся привычкой или даже частью рутины. Хотя жуткая напыщенность и тщеславие Ларри выводили меня из себя, я уже много лет время от времени к нему заглядывал. Когда я говорю время от времени, я имею в виду, что видел Ларри каждый четверг между пятью и шестью часами вечера. Если бы в суде меня спросили под присягой, где я находился в пятницу такого-то числа, мне надо было бы только вспомнить, что я собираюсь делать в следующую пятницу, чтобы ответить.
Тут надо добавить, что я люблю женщин, а холостяцкая жизнь — мой сознательный выбор. Пусть холостяки одиноки, но женатые — я убежден — всего лишь одинокие люди с иждивенцами.
Говоря про любовь к женщинам, я могу назвать их по именам и, возможно, способен с их помощью описать свои отношения с Ларри. Эдит Вранкен, дочь пивовара из Шенектеди, которая хотела петь; Дженис Гёрни, дочь продавца инструментов из Индианаполиса, которая хотела петь; Беатрис Вернер, дочь инженера-консультанта из Милуоки, которая хотела петь; и Элен Спаркс, дочь оптового торговца бакалеей из Буффало, которая хотела петь.
Я встречал всех этих красивых девушек — по очереди и в названной последовательности — у Ларри, в студии, которую любой кроме него назвал бы квартирой. Вдобавок к своему доходу солиста Ларри подрабатывал, обучая вокалу молодых, богатых и хорошеньких женщин, желающих петь. Хотя Ларри мягок, как карамельное мороженое, вид у него капитальный, как у закончившего колледж дровосека, если такие бывают, или канадского конного полицейского. Когда слышишь его голос, начинаешь думать, что он может двумя пальцами раскрошить гору в пыль. Все ученицы рано или поздно влюблялись в него. Если вы спросите, как именно они любили его, мне придется спросить в ответ: в какой фазе цикла? Сначала — как временного отца. Потом — как благосклонного наставника, и наконец — как любовника.
Затем наступал момент, который Ларри и его друзья стали называть выпускным. На самом деле он не имел никакого отношения к вокальному мастерству учениц, а зависел исключительно от фазы отношений. Сигналом к выпуску было публичное произнесение ученицей слова «свадьба».
Ларри был своего рода Синей Бородой и, можно сказать, счастливчиком, пока удача ему не отказала. Эдит, Дженис, Беатрис и Элен — последние его выпускницы — любили его и были любимы поочередно. А затем получали от ворот поворот. Они были прекрасные девушки, каждая из них. А еще больше девушек было там, откуда они приехали, и те в свою очередь садились в поезда, самолеты, кабриолеты и ехали в Нью-Йорк, потому что хотели петь. Располагая такими ресурсами, Ларри был избавлен от соблазна создавать какие-либо постоянные отношения вроде брака.
Жизнь Ларри, как жизнь любого холостяка, но в куда большей степени, была расписана по минутам, и для женщин в роли женщин оставалось очень мало места. Если быть точным, для любимой в данный момент ученицы он отводил ровно два вечера — в понедельник и четверг. У него было свое время для уроков, время для ланча с друзьями, время для распевок, время для парикмахера, время для пары коктейлей в моей компании — просто для всего, и он никогда не отклонялся от своего расписания больше, чем на несколько минут. Его студия в точности соответствовала его картине мира — уголок для всех его занятий, в котором не было ничего лишнего и каждая вещь была на своем месте. В юности он еще мог бы раздумывать о женитьбе, но вскоре это стало невозможно. Там, где когда-то нашлось бы чуть-чуть места и времени, чтобы вместить жену, компактную жену, не осталось никакого зазора, совершенно никакого.
«В привычке — моя сила! — сказал как-то Ларри. — Им бы хотелось поймать Ларри, да? И переделать его. Но прежде чем я попадусь в их сети, они должны вытянуть меня из моей колеи, а это невозможно. Я люблю свою уютненькую колею. Привычка — моя Эс Триплекс».
— Это что? — спросил я.
— Aes Triplex — тройная броня, — ответил он.
«Ясно». Эс Клинекс было бы вернее, но тогда ни он ни я этого не знали, В тот момент на небосводе Ларри восходила звезда Элен Спаркс, сменившей успешно отправленную в отставку Беатрис Вернер. Элен ничем не показывала, что она непохожа на других.
Я уже говорил, что люблю женщин, и приводил в пример учениц Ларри, включая Элен. Но я любил их с безопасного расстояния. После того как Ларри в любовном цикле с очередной фавориткой проходил стадию временного отца и утверждался в более теплой роли, чем-то вроде отца становился я. Конечно, папашей я был вялым и неряшливым, но девушки любили рассказывать мне, как идут дела, и спрашивать совета. В советчики я годился плохо, потому что все, что я мог выдавить из себя, было: «Черт возьми, молодость бывает только раз!»
Ровно это я и сказал Элен Спаркс, хорошенькой брюнетке, которой едва ли грозила депрессия из-за излишка мыслей или недостатка денег. У нее был приятный голос, но когда она начинала петь, казалось, что ее связки поднимаются в носовые пазухи.
«Поющий варган, — говорил про нее Ларри. — К тому же поющий итальянские стихи со средне-западным говором». Но не расставался с ней, потому что на нее приятно было смотреть и она вовремя платила по счетам, не замечая, кажется, что Ларри брал за урок ровно столько денег, сколько ему было нужно в данный момент.
Я спросил ее как-то, почему она решила стать певицей, и она ответила, что ей нравится Лили Понс (французская оперная певица, прославившаяся в США в 1930-е годы, колоратурное сопрано. — Esquire).
С ее точки зрения, это был адекватный ответ. Я думаю, на самом деле она хотела сбежать из дома и наслаждаться богатой жизнью там, где ее никто не знает. Может, она бросала монетку, чтобы выбрать предлог — музыка, театр или живопись. Если уж на то пошло, другие в ее положении даже на это не способны. Мне рассказывали про одну девушку, которая на отцовские деньги сняла номер в гостинице и подписалась на несколько журналов для расширения кругозора. Каждый день она целый час тщательнейшим образом подчеркивала в них все, что ей казалось важным. Тридцатидолларовой перьевой ручкой.
В общем, будучи ее нью-йоркским отцом, я выслушивал от нее, как не раз уже выслушивал от других, заверения в том, что она любит Ларри и что она не уверена, но ей кажется, он тоже к ней неравнодушен. Она была горда собой, потому что только пять месяцев как из дома — и вот она уже сходилась с довольно известным человеком. Триумф был сладок вдвойне потому, что в Буффало, как я понял, она была чем-то вроде всеобщего посмешища. Потом она сбивчиво посвящала меня в подробности вечеров за вином и разговорами об искусстве.
— В понедельник и четверг, по вечерам? — спросил я.
— Вы что, следили за нами? — она казалась удивленной.
Через шесть недель она сдержанно поведала мне о свадьбе, о которой Ларри, судя по всему, должен был вот-вот заговорить. Еще через неделю был выпускной. Я направлялся к Ларри за вторничными коктейлями, когда увидел ее. Она сидела в своем желтом кабриолете на другой стороне улицы. По тому, как она сгорбилась на сиденье, непримиримая и в то же время полностью побежденная, я понял, что случилось. Я решил оставить ее в покое, в первую очередь потому, что уже устал от повторения этой истории. Но она заметила меня и засигналила так, что волосы встали дыбом.
— А, Элен, привет. Урок окончен?
— Давайте, посмейтесь еще.
— Я и не смеюсь. С чего бы мне смеяться?
— Вы все знали, — сказала она с горечью. — Мужчины! Вы знали про других, верно? Что случилось с другими и что случится со мной?
— Я отлично знал, что многие ученицы привязываются к Ларри.
— И отвязываются. Но вот вам девочка, которая не отвяжется.
— Элен, он жутко занятой человек.
— Он сказал, что его карьера — ревнивая любовница, — сказала она хрипло. — Кто же в таком случае я?
Замечание Ларри и вправду давало поводы к толкованиям.
— Ладно, Элен, я думаю, что вам еще повезло. Вы заслуживаете кого-то, кто ближе вам по возрасту.
— Это гадко. Я заслуживаю его.
— Даже если вы достаточно глупы, чтобы желать его, вы все равно его не получите. Его жизнь так закоснела в привычках, что жена туда не поместится. Проще заставить оркестр Метрополитен-оперы озвучивать рекламный ролик.
— Я еще вернусь, — мрачно сказала она и нажала стартер.
Когда я вошел, Ларри стоял ко мне спиной. Он смешивал напитки.
— Слезы? — спросил он.
— Ни капли.
— Хорошо, — сказал Ларри. Не уверен, что он и вправду так думал.
