Уилбур Смит
Порочный круг
Wilbur Smith
VICIOUS CIRCLE
© Wilbur Smith, 2013
© Издание на русском языке AST Publishers, 2014
* * *
Эту книгу я посвящаю своей жене Мохинисо. Прекрасная, любящая, верная и преданная, ты единственная в мире.
Несколько секунд он лежал, оценивая обстановку, определяя возможные угрозы – инстинкт солдата взял свое. Уловив ее тонкий аромат, услышав дыхание, тихое и мерное, как шорох прилива на пустынном берегу, он улыбнулся и открыл глаза. Осторожно повернул голову, чтобы не разбудить жену.
Утреннее солнце окутало лицо и фигуру женщины. Она лежала нагая, сбросив простыню, и выглядела отдохнувшей и прекрасной. Золотые завитки покрывали ее венерин холм. Она была на последних неделях беременности, живот почти вдвое больше обычного. Он окинул его взглядом. Кожа натянулась и блестела над драгоценным грузом, спрятанным под ней. Он увидел легкие движения ребенка в утробе, и у него перехватило дыхание от любви к ним обоим: к его женщине и к его ребенку.
– Перестань пялиться на мой большой толстый живот и поцелуй меня, – велела она, не открывая глаз. Он усмехнулся и наклонился к ней. Она обеими руками обняла его за шею, и, когда ее губы раскрылись, он почувствовал ее сладкое дыхание. Немного погодя она прошептала:
– Ты не можешь держать свое чудовище на привязи? – И потянулась рукой к его промежности. – Даже ему следует понять, что сейчас мест в гостинице нет.
– Убери руку, бесстыжая!
– Подожди пару недель, и я покажу тебе, что такое «бесстыжая», Гектор Кросс, – пригрозила она. – Позвони на кухню, пусть сварят кофе.
Пока ждали кофе, он встал и отдернул занавески, впуская солнце в комнату.
– Лебеди в мельничном пруду, – сообщил он. Она села, обеими руками поддерживая живот. Он сразу вернулся к ней и помог встать. Она взяла с кресла свой синий атласный халат, набросила, и они вместе подошли к окну.
– Я такая неуклюжая, – пожаловалась она, завязывая пояс. Он встал за ней и обеими руками осторожно обхватил ее живот.
– Кто-то опять толкается, – прошептал Гектор ей на ухо, потом осторожно прикусил мочку ее уха.
– Я чувствую себя большим футбольным мячом. – Она ласково погладила его по щеке.
Они молча смотрели на лебедей. Самец и самка в лучах раннего солнца казались ослепительно белыми, а трое молодых – грязновато-серыми. Самец изогнул длинную гибкую шею и погрузил голову в воду, чтобы добраться до водяных растений на дне пруда.
– Они прекрасны, правда? – спросил он наконец.
– Одна из многих причин моей любви к Англии, – прошептала Хейзел. – Какая замечательная картина. Надо заказать такую хорошему художнику.
Прозрачная вода переливалась в пруд через каменную плотину. Можно было заглянуть в нее и на глубине десять футов увидеть очертания форели, лежащей на дне, устланном мелкими камешками. Пруд окружали ивы, касавшиеся поверхности длинными косами. За прудом ярко зеленел луг, а на нем паслись овцы, белоснежные как лебеди.
– Прекрасное место, чтобы растить нашу малышку. Знаешь, ведь поэтому я его и купила.
– Знаю. Ты уже много раз говорила. А вот почему ты так уверена, что это девочка, не знаю. – Он погладил ее живот. – Не хочешь точно узнать пол, а не гадать?
– Я не гадаю. Я знаю, – уверенно ответила она и накрыла его большие смуглые руки своими.
– Спросим Алана, когда утром будем в Лондоне, – предложил он.
Алан Донован – гинеколог Хейзел.
– Ты ужасный зануда. Не смей спрашивать Алана, все удовольствие мне испортишь. Надень халат. Ты ведь не хочешь напугать бедную Мэри, когда она принесет кофе, – ласково сказала Хейзел.
Немного погодя в дверь тихо постучали.
– Войдите, – сказал Гектор. Вошла горничная с кофейным подносом.
– Доброе утро! Как вы и ваш маленький, миссис Кросс? – спросила она с чудесным ирландским акцентом и поставила поднос на стол.
– Все в порядке, Мэри, но, кажется, я вижу на подносе печенье? – спросила Хейзел.
– Всего три штучки.
– Пожалуйста, унеси.
– Две для хозяина и всего одна для вас. Чистый овес. Без сахара, – жалобно проговорила Мэри.
– Будь добра, Мэри, сделай так, как я прошу. Унеси.
– Бедный малыш, наверное, умирает с голоду, – проворчала Мэри, но взяла тарелку с печеньем и вышла. Хейзел села на диван и налила в чашку кофе, черного и такого крепкого, что его аромат заполнил всю комнату.
– Боже! Как вкусно пахнет, – печально сказала она, протягивая кофе. Потом налила в свою фарфоровую чашку теплого снятого молока без сахара.
– Фу! – с отвращением воскликнула она, пригубив молоко, но выпила его залпом, как лекарство. – Чем займешься, пока я буду у Алана? Это ведь не меньше двух часов. Он очень дотошен.
– Мне надо отвезти охотничьи ружья к Полу Робертсу на хранение, потом примерка у портного.
– Не будешь гонять на моем прекрасном «феррари» по Лондону в утренний час пик? Не хотелось бы, чтобы на нем появилась вмятина, как на «роллсе».
– Ты вечно будешь мне это припоминать? – Он в притворном гневе развел руками. – Та глупая баба поехала на красный свет и врезалась в меня.
– Ты страшно лихачишь, Кросс, и знаешь это.
– Хорошо, поеду по делам на такси, – пообещал он. – Не хочу, чтобы меня принимали за звезду футбола в твоей машине. Все равно меня ждет мой новый «рейнджровер». Стрэтстон вчера позвонил и сказал, что он готов. Если будешь паинькой – а мы все знаем, что ты паинька, – отвезу тебя на нем пообедать.
– Кстати об обеде, куда пойдем? – спросила она.
– Не знаю, зачем я суетился насчет обеда. Зеленый салат можно получить где угодно. Но я зарезервировал наш обычный столик в «Клубе Альфреда».
– Вот теперь я убедилась, что ты меня действительно любишь.
– Тебе лучше в это верить, худышка.
– Лесть! Лесть!
Она ангельски улыбнулась.
Красный «феррари-купе» Хейзел стоял у портика, закрывавшего парадную дверь. Автомобиль сверкал на солнце, как гигантский рубин. Роберт, шофер, любовно надраил его. Этот автомобиль был его фаворитом среди множества стоящих в гараже. Гектор помог Хейзел спуститься по ступенькам и сесть на водительское место. Когда она уместила свой большой живот в пространстве под рулем, Гектор помог правильно застегнуть ремень безопасности.
– Ты точно не хочешь, чтобы я вел? – заботливо спросил он.
– Ни за что, – ответила Хейзел. – После тех гадостей, что ты наговорил о ней? Никогда! – Она постучала по рулю. – Садись, поехали.
Дом отделяло от шоссе три четверти мили, но вся эта проходящая через поместье дорога была мощеной. Приближаясь к мосту через реку Тест, машина выписала петлю; открылся прекрасный вид на дом. Хейзел на мгновение притормозила. Она редко сопротивлялась соблазну полюбоваться тем, что скромно называла «красивейшим из существующих георгианских домов».
Брэндон-холл построил в 1752 году сэр Уильям Чемберс[1] для графа Брэндона (этот же архитектор построил Сомерсет-Хаус на Странде[2]). Когда его купила Хейзел, Брэндон-холл был заброшен и полуразрушен. При мысли о том, сколько денег она в него вложила, чтобы довести до совершенства, Гектора начинало трясти. Но он признавал – дом стильный, красивых очертаний. В прошлом году Хейзел заняла седьмое место в опубликованном журналом «Форбс» списке богатейших женщин мира. Она могла себе это позволить.
«И все-таки, господи помилуй – зачем женщине в здравом уме шестнадцать спален? Но к дьяволу расходы, рыбалка на реке замечательная. Стоит каждого потраченного доллара», – молча уговаривал себя Гектор.
– Поехали, милая, – сказал он. – Полюбуешься домом на обратном пути, а сейчас важно не опоздать на встречу с Аланом.
– Мне нравятся трудности, – ответила она, машина сорвалась с места, оставляя черные следы на асфальтовой поверхности и выплевывая облака светло-голубого дыма.
Без усилий заехав в подземный гараж под домом на Харли-стрит (чтобы дать ей место, Алан убрал свою машину), Хейзел взглянула на часы.
– Час сорок восемь! Кажется, на сегодня это мой личный рекорд. На пятнадцать минут раньше. Не хочешь забрать свои слова насчет моего опоздания обратно, умник?
– Однажды тебя засечет полицейский радар, и у тебя отберут права, милая.
– У меня американские права. Вежливые британские копы к ним и не притронутся.
Гектор проводил ее до кабинета Алана. Услышав голос Хейзел, Алан вышел из комнаты для консультаций – такое проявление уважения он позволял себе только перед особами королевской крови. Он остановился в дверях, восхищаясь. Облегающее платье Хейзел из мягкого хлопка с Южных островов было сшито специально по случаю беременности. Глаза ее сверкали, кожа сияла. Алан склонился к ее руке.
