– Не может этого быть, — не хотел я верить. — Попытайся еще вызвать.
Подошли к рации. Проверили, как развернута антенна и противовес. Все правильно.
Дуся надела наушники, щелкнула рычажком, подстроила волну. Мышиным глазком замигала лампочка. В наушниках послышался треск, а затем отчетливые точка-тире, точка-точка…
Сигналы принимались настолько отчетливо, что я, сидя в стороне, слышал их. Радистка посмотрела на меня и чуть слышно сказала: «Нас». Треск в наушниках прекратился. Дуся выключила приемник и настроилась «на передачу». Положила ключ телеграфа себе на колени, поправила наушники и начала выстукивать ответные точка-тире. На ключе она работала уверенно и четко, как опытный музыкант. В течение нескольких минут передавала свои замысловатые сигналы, а затем вновь перешла «на прием». И снова в наушниках послышалась знакомая трель.
– Все время повторяют: «Вас не слышу. Даю настройку… Отвечайте», — сказала Дуся.
Так повторилось еще несколько раз, потом вызовы прекратились. Время работы истекло. Сомнений больше нет. То, чего я больше всего боялся, произошло. Правильно говорится: где тонко, там и рвется. Единственный нерв, связывавший нас с Большой землей, порвался. Что мы значим без связи? Нуль без палочки. Пустое место. Нас для командования больше не существует.
Создалось крайне затруднительное положение. Задание срывалось. Во мне возникла неприязнь к радистке: берется не за свое дело. Захотелось выругать ее отвести душу, но я увидел, что Дуся плачет. Она понимала всю серьезность положения.
– Я… Я во всем виновата, — заливаясь слезами, говорила радистка. — Это на повозке ее протрясло… Лучше бы я ее несла.
Да, возможно, и так. В чем же она тогда виновата? В том, что не умеет найти неисправность? Так и меня в этом можно обвинить. Не специально же она это сделала? Конечно, нет. На повозку положила по моему распоряжению. Кто думал, что так получится? Вместо того, чтобы ругать, я сказал:
– Не плачь, Дуся. Этим не поможешь. Успокойся и тщательно проверь рацию.
– Я исправлю, — заверила Дуся. — Честное слово, вот увидите…
– Тем более, — успокаивал я ее.
Но себя я не мог успокоить – злость проходила, я стал размышлять. Надо узнать, — возможно, в отряде найдется специалист, который сумеет исправить рацию. Предположим худшее. Как быть, если рацию исправить не удастся? Идти дальше или нет? А если идти, то брать с собою радистку или оставить в отряде до нашего возвращения? Ох, как много вдруг перед нами встало этих вопросительных знаков! Было над чем задуматься. На мгновение промелькнула мысль: «Возможно, встретим ковпаковцев. Через них осуществим связь». Но этот вариант отпал так же быстро, как и возник.
Дуся успокоилась и уже более уверенно заявила, что сама устранит неисправность. Оставаться в отряде партизан она наотрез отказалась. Вопрос о дальнейшей судьбе группы я один решить не мог и пригласил Калинина и Кормелицына. После всестороннего обсуждения было принято решение выходить в свой район действия. Выход назначили на следующий же день. Это было рискованное решение, но мы верили в возможность исправления рации. Если же этого сделать не удастся, то мы проведем хотя бы ряд диверсий…
– Комиссар приехал…
– Едет комиссар, — закричали, перебивая друг друга, партизаны.
По лесу ехали три всадника. Как только они приблизились к нам, партизаны бросились навстречу с возгласами приветствия.
– Здравствуйте, товарищ комиссар!
– День добрый!
– Доброго здоровья!-высказывал каждый свое приветствие, стараясь пробиться поближе к всадникам. Лагерь словно ожил.
– Здравствуйте, здравствуйте, товарищи! — приветливо отвечал комиссар. Он слез с лошади и передал повод всаднику, следовавшему за ним.
– Пополнение? — обращаясь к нам, спросил комиссар и покосился на автоматы. — Мы всегда рады такому пополнению! О, да вы нас и газетами порадовали.
Комиссаром был секретарь подпольного обкома партии Куманёк Порфирий Фомич. Это – мужчина средних лет, невысокий, широкоплечий, с чуть выдающимися, плотно сжатыми челюстями. На нем были надеты легкая курточка и кубанка со звездочкой. Говорил он просто и ровно, ничем не выделяясь в среде партизан. Наблюдая за комиссаром, я вспомнил Кожуха из «Железного потока» Серафимовича. Таким именно, с «железными челюстями», он у меня остался в памяти после прочтения книги.
– С одной стороны – пополнение, — представившись, сказал я, — с другой – нет.
– Как же это понимать? — спросил он. — Пройдемте поговорим.
Мы отошли в сторону и уселись в тени деревьев.
– Так расскажите, куда путь держите?
Я коротко рассказал о задаче и районе действий. Одновременно попросил объяснить мне обстановку.
– Обстановка для вас создается неблагоприятная, — сказал комиссар, выслушав меня. — Осадная фашистская армия сожгла почти все села, прилегающие к лесу, а уцелевшие превратила в опорные пункты. Вокруг партизанского края гитлеровцы создали так называемую зону опустошения, зону голода. Цель всех этих мероприятий сводится к тому, чтобы блокировать Брянские леса с юга. Такой группе, как ваша, проникнуть через его боевые порядки немудрено. Но вам придется трудно в районе действия, особенно на первых порах.
– Почему?
– В тех районах, куда вы идете, в каждом селе по десять-двадцать полицейских. В некоторых и больше. К тому же сейчас их расшевелили мы и особенно Ковпак. Теперь гитлеровцы злые, как потревоженные звери…
Комиссар говорил медленно, время от времени обращался к карте, которую я расстелил на траве. Он говорил подробно. Видно было, что обстановка в ближайших районах ему хорошо известна. Мы проговорили около часу.
– Когда вы выступаете? — спросил он под конец беседы.
– Думаю не задерживаться. Выход наметили на завтра, — ответил я и добавил: — У нас случилась неприятность – отказала рация. Нет ли у вас опытного радиста или мастера?
Комиссар подумал минуту, покачал отрицательно головой и сказал:
– Нет. Мы сами связь с Большой землей поддерживаем через Емлютина.
Итак, мы вынуждены были идти на задание с неисправной радиостанцией.
ВАСЯ-ПРОВОДНИК
На нашу просьбу выделить проводника на один-два перехода до выхода из Брянского леса комиссар Эсманского партизанского отряда сказал:
– Насчет этого не беспокойтесь. Я вам дам такого проводника, который проведет вас под носом у немцев. Он позвал:
– Вася, иди-ка сюда!
Подошел уже знакомый нам парнишка в белой рубашке, заправленной в большие, не по росту, военные брюки. Голову его покрывала потрепанная кепка. На ногах были надеты немецкие сапоги с широкими голенищами.
– Прошу любить и жаловать. Можете надеяться. Не смотрите, что он маленький. Мал золотник, да дорог. Он вывел из леса много групп. Ему знакомы все тропки, — представил комиссар нам проводника.
– Василек, поступаешь во временное подчинение капитана. Смотри, не подкачай.
Васе было лет тринадцать-четырнадцать. В таком возрасте мальчишки мечтают о подвигах и необычайных приключениях. И он ничем не отличался от сотен школьников его возраста; наверное, так же грезил далекими путешествиями, полными неожиданностей и опасностей… Некоторое время мальчик, смущенный похвалой командира, стоял с опущенной головой и искоса посматривал на окружавших его десантников, потом, пересилив смущение, посмотрел мне в глаза. Открытый смелый взгляд и чуб, приподнятый вихром, придавали ему лихой вид, а карие чистые глаза излучали столько тепла, доверчивости и готовности сделать что-либо полезное, что невольно с первого взгляда проникаешься к мальчишке чувством уважения и благодарности.
В отряд Вася пришел после того, как фашисты арестовали его мать за помощь партизанам. Отец ушел в Красную Армию, и о нем ничего не было известно.
Василек действительно сопровождал диверсионные группы, сам ходил в разведку и нередко приносил ценные сведения о противнике.
Нам рассказали об одном интересном случае, который произошел с юным разведчиком при выполнении задания.
Васе было поручено разведать противника в Больших Березках: подсчитать, сколько орудий и где они стоят, сколько кухонь, автомашин, узнать, сколько в деревне стоит офицеров и солдат. Пользуясь своим возрастом, Вася обычно беспрепятственно проходил по селам, занятым противником, и наблюдал за всем, что там происходило. И на этот раз, получив задачу, он незаметно прошел возле охранения немцев, блокировавших лес, благополучно достиг села Чернатского. При выходе из села он встретил группу немцев и полицаев.
– Откуда идешь? — спросил немецкий офицер через переводчика.
– Из Белых Березок, — ответил Вася и спросил: - Знаете такую деревню? Ее партизаны сожгли.
Вася знал, что ее сожгли немцы за то, что больше половины взрослого населения ушло в партизаны, но посчитал более безопасным не затрагивать немцев. Однако на этот раз ему не удалось избежать осложнений,
