Тогда я ему посоветовал: «О царь, погибло твое брахманское достоинство и не будет в твоем царстве покоя, пока Шакатала правит делами. Нужно найти способ погубить его». И вот, по моему совету, царь велел бросить Шакаталу в глубокий колодец по обвинению, что тот сжег живого брахмана, и вместе с ним туда же велел заключить сто его сыновей. Каждый день спускали им в колодец плошку с поджаренной мукой и плошку с водой. Тогда сказал Шакатала сыновьям: «Дети, этого и на одного не хватит, а нас здесь много. Поэтому пусть пища достанется только тому, в ком есть силы свергнуть мнимого Нанду». «Только ты, отец, можешь это свершить, — ответили сыновья, — пусть тебе и достается пища». Воистину, для решительных людей отмщение врагу дороже жизни! На том и порешили. Стал Шакатала один съедать всю муку и выпивать всю воду. Уж так повелось, что, кто хочет одолеть врага, ожесточается душой.
«Если человек хочет себе блага, не следует ему ничего предпринимать, не поняв души своего повелителя и не завоевав его доверия», — рассуждал Шакатала в колодце, видя мучения сыновей, друг за другом умирающих от голода. Все сто сыновей умерли на его глазах, и остался Шакатала один, окруженный их трупами.
Пока все это происходило в колодце, мнимый Нанда укрепился на троне, а Вьяди, отдавший наставнику положенное, возвратился в Айодхью. Возвратившись, обратился он к царю со словами: «Да будет твое царствование долгим и счастливым. Что мог, то я тебе посоветовал, а теперь ухожу я свершать аскетические подвиги». От горя перехватило у царя горло, и возразил он Вьяди: «Останься в моем царстве, наслаждайся мирским счастьем. Не покидай меня!» На это ответил ему друг: «О царь, это тело может погибнуть в одно мгновение. Того, кто умен, не обманут призрачные радости богини счастья!» И отправился Вьяди заниматься подвижничеством.
После этого, о Канабхути, мнимый Нанда, чтобы насладиться царской властью, вернулся со мной и со всем войском из Айодхьи в свою столицу Паталипутру. Там продолжал я вершить свои обязанности министра. Упакоша окружала меня заботами, и вместе со мной жили, не зная невзгод, и моя мать, и мои наставники. Река, стремящаяся с небес[115], была довольна моими делами в Паталипутре и каждый день приносила мне золото, а вселившаяся в мою душу Сарасвати не оставляла меня своими советами».
Вот четвертая волна книги «Вступление к рассказу» в «Океане сказаний» великого поэта Сомадевы.
Волна пятая
Окончив этот рассказ, Вараручи перешел к истории о том, как мнимый Нанда со временем стал жертвой любви, гнева и всех прочих страстей:
«Подобно обезумевшему слону, не разбирал Нанда, куда мчится, зачем и почему. Кому не вскружит голову нежданно-негаданно доставшееся счастье! И тогда я подумал: «Царь нынче делами государства не занимается, и мне, вынужденному нести все заботы, приходится худо. Почему бы мне не взять в помощники Шакаталу? Если и попытается он сделать что-либо против царя, что может ему удаться, пока я здесь?»
Потому, испросив у царя разрешения, вызволил я Шакаталу из темного и глубокого колодца. А Шакатала так размыслил: «Не одолеть мне мнимого Нанду, пока Вараручи здесь, и поэтому, в ожидании подходящего времени, следует вести себя подобно тростнику, который при любой буре гнется, но не ломается».
С моего согласия Шакатала стал вершить дела царя, снова став министром. Однажды мнимый Нанда выехал из города на берег Ганга и видит: посреди потока высовывается из воды рука с пятью пальцами, крепко сжатыми вместе. «Что бы это значило?» — тотчас спросил царь. Посмотрел я на реку и увидел только два пальца, а затем рука исчезла. Еще больше удивился царь и снова меня спросил. Тогда я ему ответил: «Если пятеро действуют согласно, чего только в этом мире они не могут достичь? А если двое действуют заодно, то и для них на земле все доступно!»
Обрадовался царь тому, что разъяснил я скрытый смысл знамения, а Шакатала помрачнел, убедившись в проницательности моего ума, и понял, что превзойти меня трудно.
Однажды случилось мнимому Нанде увидеть, как его жена, высунувшись из окна, засмотрелась на брахмана-странника. И только поэтому разъяренный царь приказал того брахмана казнить. Гнев с рассудком не в ладу!
Когда же повели брахмана казнить и проводили его через базар, то какая-то мертвая рыба расхохоталась. Доложили об этом царю, и велел он остановить казнь и спросил меня, почему рыба смеялась. Попросил я у него времени, чтобы подумать, а когда уединился, то вселившаяся в меня Сарасвати так мне посоветовала: «Ночью проберись к дереву тала[116] и сядь там так, чтобы тебя не заметили. Ты тогда узнаешь, почему рыба смеялась». Так я и сделал, ночью укрылся под деревом тала и увидел, как прилетела туда страшная ракшаси[117] со своими детьми. Они просили есть, и она так им на это сказала: «Погодите, утром дам я вам отведать мяса брахмана. Пока еще его не убили». — «А почему его еще не убили?» — полюбопытствовали дети. — «Да при его виде даже мертвая рыба засмеялась». — «А почему она смеялась?» — снова спросили дети. И тогда ракшаси ответила: «Да все жены царя его обманывают. У него в гареме живут несколько мужчин, наряженных женщинами. Потому и смеялась рыба, что они ускользают, а на казнь повели невинного». Услышал я это и бросился бежать, а рано поутру поведал царю, из-за чего рыба смеялась. И действительно, выловили в гареме нескольких мужчин, наряженных женщинами. Еще больше царь стал меня уважать. Брахмана же он простил и избавил от казни.
Очень удручали меня такие поступки царя. Но как-то пришел к нему юный художник. Написал он портрет лже-Нанды и его супруги, и настолько хороша была картина, что казались они живыми, только что не обладали даром речи. Царь был весьма доволен и щедро одарил художника, картину же повесил на стену в своем покое. Случилось мне однажды войти в спальный покой, и посмотрел я на царицу, изображенную на картине и наделенную всеми признаками красавицы. Но заметил я, что среди прочих признаков не хватает у нее на талии родинки, подобной зернышку кунжута. Взял я и дорисовал эту родинку, и образ царицы заблистал тогда совершенством всех признаков. После того как я это сделал, вошел в спальный покой сам мнимый Нанда и взгляд его был привлечен этой родинкой.
«Кто это нарисовал?» — закричал он на стражей, а те ему ответили, что сделал это Вараручи, то есть я. Задумался царь: «Никто, кроме меня, той родинки, находящейся на сокровенном месте, не знает. Как же мог Вараручи про нее узнать? Вот, видно, кто тайный нарушитель покоя моего гарема. Вот почему он мог узнать тайну мужчин, переодетых женщинами». От таких мыслей воспылал мнимый Нанда гневом. Воистину, что глупцу ни скажут, все ему истиной кажется. Позвал он немедля Шакаталу и объявил ему: «Ты должен убить Вараручи. Он соблазнил царицу!»
«Как повелишь, владыка», — ответствовал ему Шакатала и вышел вон. Задумался Шакатала: «Нет у меня силы убить Вараручи. Необычайной силой ума обладает он. К тому же, кто меня извлек из колодца? Да он еще и брахман![118]. Лучше я его скрою, а царю скажу, будто я его убил». Так порешив, пришел ко мне Шакатала, рассказал о беспричинном гневе царя и сказал: «Я велю казнить кого-нибудь другого, а ты живи тайно в моем доме; я уж постараюсь уберечь тебя от гнева царя». Как он сказал, так и сделал: я стал жить в его доме, а он под покровом ночи казнил кого-то другого, разгласив весть, что казнил меня.
После того как Шакатала все это устроил, молвил я ему однажды: «Ты поистине несравненный министр, потому что не решился меня убить. Да я и не могу быть убитым, ибо есть у меня друг — могучий ракшаса. Стоит мне только в мыслях позвать его, как он тотчас же является и, коли я пожелаю, готов сокрушить весь мир. Но царь — мой друг Индрадатта, к тому же он брахман, поэтому я не собираюсь его убивать».
Тогда Шакатала сказал, что хотел бы повидать этого ракшасу. Позвал я его мысленно, и тотчас ракшаса явился перед Шакаталой. Изумился министр и ужаснулся при виде ракшасы, а когда тот исчез, спросил меня: «Как зародилась твоя дружба с ракшасой?»
Вот какую историю я ему рассказал: «Случилось однажды так, что каждую ночь стали бесследно исчезать один за другим городские стражи. Узнал об этом мнимый Нанда, позвал меня и назначил город охранять. Обходя ночью улицы города, увидел я, как бродит по городу ракшаса. Он обратился ко мне: «Скажи, кто в городе самая красивая женщина?» Я же рассмеялся и сказал ему: «Эх, глупец, кому какая нравится, та и кажется самой красивой!» А он мне на это ответил: «Ты единственный, кто правильно ответил мне на этот вопрос». Поэтому-то он меня не убил и так сказал: «Обрадовал ты меня. Теперь ты мне друг. Как только подумаешь обо мне, так я тут же явлюсь». Так сказал он и исчез, а я пошел своей дорогой. С той поры у меня с этим ракшасой дружба».
Когда рассказал я все это, очень упрашивал меня Шакатала снова показать ему силу ума моего, и вызвал я перед ним усилием мысли воплощение Богини Ганга[119]. Поклонился я ей, и она, обрадованная этим, исчезла. Шакатала же стал после этого еще больше мне предан. Заметил он как-то раз, что томлюсь я от вынужденного заточения, и обратился ко мне с такими словами: «Зачем терзаешься ты, обладатель могучего знания? Разве не ведомо тебе, что разум царей непостоянен? Скоро придет и к тебе избавление. Послушай-ка одну историю.
