Жену обвинял в том, что забеременеть не может.
Но Максим отходчив тоже был. После ссоры ласковый к своей жёнушке.
Одолел захватчиков наш народ, стали возвращаться в село уцелевшие мужики. А Прокудина всё нет и нет. Ждала его жена, надеялась. Вот уж май закончился, лето прошло. Когда наши войска взялись за союзника поверженной Германии – Японскую империю, Клавдия подумала, что её суженый там воюет.
Наверное, нельзя было писать до времени, секретно на Дальний Восток отправили подкрепления. Однако наши и Квантунскую армию в Китае разбили, а никаких вестей от супруга нет. Некоторым женщинам приходили известия, мол, их супруг пропал без вести. Тут же – совсем ничего, ни писем, ни извещений.
Шли годы. Одна поживала Клава. Однажды пьяный односельчанин стучался к ней ночью. Не пустила хозяйка, да ещё жене нежданного гостя сказала. Устроила скандал ему супруга.
Работала Клава на ферме дояркой. Уже около года заглядывался на неё парень Степан. На войну он по возрасту не попал. Отслужил в армии три года. Выучился на шофёра и трудился в деревне. В разговорах временами прорывалось у него восхищение красотой, ладностью да певучим голосом Клавы. В такие моменты обрывала она его, напоминала, что она замужем.
Как-то раз Степан подъехал к зерноскладу, в который когда-то превратили церковь. Красивый был храм с куполом шатрового типа. Увидел Прокудину, проходившую мимо, приоткрыл дверцу и крикнул:
– Клавдия, что ты крестишься? На куполе уж и крестов нет давно! Думаешь, будешь креститься, так и муж твой воскреснет?
Женщина молча пошла дальше. Парень выскочил, догнал её и горячо заговорил:
– Клавдия, каждый день я о тебе думаю! Заснуть не могу. Всё передо мною глаза твои сиреневые, задумчивые, лицо чудесное. Коса твоя русая длинная. Люблю я тебя! Давай поженимся!
– Ты что, соколик, с ума спятил! Я ведь мужняя жена! – воскликнула Клава.
– Да нет же его, погиб твой Прокудин, сгинул! Все, кто живой, в деревню вернулись. Давай сойдёмся! Я тебя так беречь буду, так любить! – Степан аж задохнулся от избытка чувств.
Но женщина отрицательно покачала головой и быстро пошла прочь.
Однако Стёпа не оставил своих разговоров и всё больше восхищался Клавдией. Та уж стала говорить, что девок полно в селе. Выбирай, какую хочешь, зачем, мол, я тебе, на десять лет старше… Но Стёпе нужна только Клавдия. Прямо белый свет клином на ней сошёлся…
И уговорил-таки добрый молодец Клашу, женщину в самом соку. Долго она думала и, наконец, согласилась сойтись с настойчивым ухажёром. Перешёл он к ней. Зажили так, что многие завидовали. Хоть иногда и у Стёпы проявлялась вспыльчивость, однако ненадолго.
У Клавы и Стёпы родился ребёнок. Хорошенький мальчонка Вася, похожий на мать и слегка скуластый как отец. Молодой довольный папаша сделал зыбку для укачивания младенца, подвесил её за пружину к крюку в потолочной перекладине. Качали вечерами малыша и наговаривали с ним со счастливыми улыбками.
В один из таких вечеров в ноябре входная дверь распахнулась, и в дом ввалился… Максим Прокудин. Худой, заросший щетиной, с вытаращенными тёмными глазами. Захлопнул громко дверь. Поздоровался только с Клавой. На Стёпу зыркнул недобро. Хриплым голосом сказал, мол, воркуете, голубки.
У Клавдии ослабли ноги, и она опустилась растерянно на лавку. Степан стоял в замешательстве. Он быстро пришёл в себя и пригласил Максима за стол попить чаю. Тот проговорил с усмешкой, дескать, в родном доме как гостя встречают.
Сидели, пили чай, беседовали. Прокудин рассказывал, что за семь лет пришлось ему помотаться по стране. И в шахте уголь добывал, и на лесоповале вкалывал, и другой работой занимался. Почему сразу после войны не вернулся домой? Об этом он говорил как-то неопределённо, туманно. С неясными намёками.
Наступил момент, когда вдруг все замолчали. Максим расправил плечи, крякнул. Обратился к Степану:
– А ведь этот дом я своими руками срубил. И Клавдия, она по закону моя жена.
Затем повернулся к Клаве:
– Ну что, Клавдея, с кем останешься?
Щёки Клавы вспыхнули румянцем. Вздохнув, она ответила:
– С тобой.
Прокудин осклабился. Побелевшему как стенка Степану сказал, что тот ещё найдёт себе жёнку помоложе. И уверил его, что ребёнка они вырастят, ни в чём тот нуждаться не будет. Как Клавка решила, так тому и быть. А ты, мол, Стёпа, иди к родителям, они рады тебе будут.
Двенадцать лет не был Максим Прокудин в родном селе. После окончания войны вернулся через семь лет. Клава осталась с ним: муж ведь он ей, не зря расписывались.
Степан ушёл к матери. Когда Клава иногда видела его близко, то старалась отвернуться, чтобы не видеть страдальческого Стёпиного взгляда.
Из областного центра побывали у Прокудиных гости: старшая сестра Клавы Лукерья с мужем Иваном. Лукерья перед отъездом сказала тихонько, мол, зря ты, сестричка, так поступила. Лучше бы ушла к отцу ребёнка. Клава только вздохнула.
Первое время холодной была она с Максимом в постели. Потом привыкла, вспомнила. На мучивший её вопрос: где же он был всё это время, почему домой не возвращался, супруг не отвечал, уклонялся.
Первые дни говорил, что понимает её и прощает. Потом стал встречаться с приятелями, отмечали радость встреч. К ним стали ходить мужики. Однажды хозяин сидел за столом с Николаем, своим ровесником. Начали вспоминать войну.
– Да, кто под бомбёжками, да под артобстрелом побывал – тот особо ценит мирную-то жизнь, – вздохнул гость.
– Под орудийным обстрелом-то быть – как в аду побывать. Это не в тылу на печке с бабой лежать, – усмехнулся Максим, метнув взгляд на жену, которая пекла им блины.
Та вспыхнула, но потупила взгляд. Муж продолжил:
– А рукопашный бой?! Как-то мы ночью деревню одну брали. Не на «ура», как в кино. Матюгались или просто орали как бешеные: «А-а-а!!!» Сначала по плану шло, а потом всё перемешалось. Несёмся по огородам, через плетни прыгаем, стреляем, падаем, опять стреляем. По нам фрицы палят. Вылетаем на главную улицу. Многие дома полыхают. Посередине грузовик горит.
Только я за него завернул, как на немца налетел. Он куда-то в сторону стрелял. Схватились, давай бороться, упали. Немец сверху оказался, нож из сапога выхватил, размахнулся, я его руку перехватил. Крутанул – финка у него выпала, перебросил его через себя, одной рукой – цап за горло, другой гранату выхватил, ка-ак шмякнул его!
– Да ладно, Максим, не охота чё-то мне войну вспоминать. Много гибели видел, давай лучше про мирную жизнь поговорим…
– А забывать не надо! – погрозил хозяин другу указательным пальцем, – а то мы жисть и здоровье на фронте гробили, а кто-то с нашими бабами кувыркался!
– Как тебе не стыдно! – вскрикнула жена, – ты бы лучше рассказал, где семь лет шатался после того, как война кончилась!
– Цыц! Молчать! Что ты понимаешь?! Если расскажу, ты с ума сбрендишь!
В это время заплакал разбуженный криками
