проблем, Акакий Владимирович.
— Но делаешь все, чтобы их нажить. Молодец, Дубравин. Теперь я понимаю, почему Озеров тебя не прибил.
— Почему же? — заинтересовался я, хотя прекрасно знал ответ.
— Тот клинок, что ты материализовал, был очень непростым. Истинный лед, я так понимаю? Не настоящий, лишь жалкая пародия, но для зазнавшегося Агафьева стало непреодолимым сюрпризом.
— Истинный лед? — не понял я.
— Он самый, — кивнул довольный директор. — Истинный, Высший или Плазма-лед, если по-современному. Лучше бы ты просто взял воду из графина, что я предусмотрительно заполнил.
— И что теперь делать?
— Понятия не имею. Возможно, тебя переведут в Академию гораздо получше нашей. Такие способности грех не развивать. Я доложу куда следует. Тебе нужна защита, а я не способен здесь ее предоставить в полной мере. Юрцевы очень сильны и влиятельны. Конечно, магистры из их рода по твою душу не явятся, слишком ты мелок. Но… после продемонстрированных способностей они тобой точно заинтересуются. Это как минимум. А отдавать такой талант в руки условно-враждебной Государю силы я права не имею.
Не удивлюсь, если директор подстроил все, что произошло в кабинете. И даже водички заботливо налил в графин. Знал ведь мой несгибаемый характер. И вероятно знал о чрезмерной напыщенности посланника Юрцевых.
Очень уж Акакий Владимирович хочет от меня избавиться, что даже не погнушался устроить драку студента с одаренным из могущественного рода.
Глава 6
Иванцев Матвей Платонович еще с утра пребывал в отличном расположении духа. Супруга сообщила великолепную новость — она беременна. Четвертым ребенком, но мужчина преисполнился счастья как в тот день, когда ему объявили о первенце.
— Счастья-то какое, Михайло Платоныч, — сжала ладони от умиления старая экономка. — Может быть, вам чего-то покрепче подлить? На радостях-то и не зазорно вовсе стопку-другую опрокинуть.
— А неси! — махнул рукой глава Службы Пресечения. — Чего уж тут.
И казалось бы, уже ничего не способно омрачить день… Кроме разве что плотного конверта с знакомой гербовой печатью, доставленного секретным курьером и переданного лично в руки получателю.
Коньяк все равно был употреблен, но уже не на радостях.
Иванцев, запершись в кабинете, перебирал один документ за другим и все больше мрачнел. Наконец, сложив все бумаги обратно в конверт, встал и бросил их в предварительно разожжённый камин.
Вернулся к столу снова. Долго смотрел на идеальный прямоугольник коммуникатора. Взял его, выбрав нужный номер, нажал кнопку вызова.
— Алло, — раздался на том конце провода бодрый женский голос. — Приемная князя Юрцева Сергея Сергеевича.
— Соедини, — произнес звонивший без лишних уточнений.
— Сию секунду.
Послышалось два коротких и один длинный гудок прежде, чем трубку подняли. Не став слушать приветствие, Иванцев произнес то, что хотел.
— Светлейший князь Голицын изволили проявить неудовлетворение недавними событиями, произошедшими на вверенной ему территории Красноярской Академии Одаренных, — и, выждав драматическую паузу, добавил: — А главноуправляющий Службой Пресечения озадачен нападением человека, служащего роду Юрцевых, на подотчётного сотрудника.
— Я услышал вас, граф, — раздался хриплый бас. — Не извольте беспокоиться.
Слов прощания не прозвучало. Иванцев просто положил трубку.
На том конце все прекрасно поняли, даже несмотря на предельно спокойный голос звонившего.
* * *
После инцидента в кабинете директора я ожидал скорого возмездия, но оно все не наступало. Под моим окном не стояла толпа ненавистников с плакатами «Смерть Горыне Дубравину». В темных коридорах библиотеки не поджидали наёмные убийцы, и даже яд в пищу не подсыпали.
Но вот белобрысый Юрцев куда-то запропастился. Не то чтобы я скучал по нему, но на контроле держал. Мало ли что мог выкинуть этот спесивый князенок. Его дружки собирались за тем же столом в каждый прием пищи, но главаря с ними уже не было.
«Да и плевать на него», — сделал я мысленный вывод, позволяя себе расслабиться. — «Нет тела — нет дела. Надеюсь, он вообще сюда больше не вернется. Ну, или хотя бы до моего выпуска потерпит».
Так время и текло — день сменялся днем. Учеба шла, зачеты ставились, Веля доставал.
С коммуникатором он разобрался быстро и перешел к той части, когда устройство следует обживать — устанавливать нужные только ему программы, игры, заводить аккаунты в социальных сетях и чатах. И, конечно же, не обошлось без посещения самого популярного видеохостинга. Материал нашего с Озеровым поединка уже, как говорится, вышел из «тренда», и ажиотаж вокруг него постепенно шел на спад.
Тем не менее, после просмотра Веля приклеился ко мне как банный лист. Мой авторитет в его глазах взлетел до небес. Теперь он преследовал меня везде, где только мог.
— Блин, — огорчался он. — Ты такой крутой. А я таким стану?
— Обязательно, — успокаивал я его. — У тебя все еще впереди.
Ну, не скажу же я ему, что он вообще-то лекарь, а не боевик. И таким, как я, не станет никогда. Но почет и уважение к нему будут проявлены в гораздо большей степени, чем ко мне.
Среди одаренных целители были отдельной кастой. Начиная с того, что у них были свои ранги в иерархии, отличные от наших, и кончая полной неприкосновенностью со стороны всякого.
Да что говорить — древним уложением «Эдикта о судьбах сильномогучих» целителям запрещалось даже вызывать на дуэль. А убийство считалось не только преступлением, но и кощунством, святотатством и каралось медленной мучительной смертью.
Целители обладали рядом уникальных способностей. Помимо того, что могли исцелять раны разной степени тяжести, они еще выступали в роли батареек для других одаренных. Часто играли роль посредников, когда от одного одаренного приходилось переливать силы другому. Эдакий мост жизненных сил.
Каждый магистр имел в ближнем кругу одного, а то и несколько подобных специалистов разных рангов. Высшим званием целителей являлся Кардинал, что равнялось званию магистра. В империи было всего четыре Кардинала, и надеюсь, подрастал пятый.
Будущий Кардинал сейчас суетился вокруг меня и сделал, наверное, уже около десятка совместных фотографий, чтобы немедленно похвастаться ими перед новыми интернет-друзьями.
Когда до нового года оставалось около десяти дней, я заметил разительные изменения в поведении Велимира. Он стал вялым, тревожным и даже каким-то депрессивным. Мог подолгу сидеть на одном месте, уставившись в невидимую точку на стене. Часто смотрел в окно, словно провожая или встречая кого-то.
— Что с тобой? — в один из таких дней спросил я у него. — Ты какой-то меланхоличный.
— Скоро каникулы,
