да еще и холопом, не по рангу ему было. Это сильно роняло его авторитет в глазах студентов и остальных преподавателей.
А вот другие учителя старались меня просто не замечать. Как правило, в академиях работали одаренные среднего и низкого рангов, потому что все сильные были заняты тем, что устраивали свою жизнь вокруг Государевых палат. Что им — сильномогучим, какие-то академии с неблагодарными студентами и копеечным жалованием?
Напрасно я потел в библиотеке и дышал пылью никому ненужных фолиантов. Зачеты мне просто рисовали. Даже Баструкова подавила жажду мести, демонстративно игнорируя мое присутствие на ее занятиях, но зачеты ставила исправно. Видать, указание сверху получило однозначное.
Лишь на уроках по бестиарию учитель иногда подкалывал меня после феерического и исчерпывающего ответа о Вирме.
— Может быть, Дубравин, что-то добавит к моему рассказу об этой прекрасной особи хтонического вепря? — язвительно интересовался он, прекрасно зная, что такие монстры крайняя редкость в природе и встреча с подобным существом подобна выигрышу в лотерею, где победитель получает путевку в один конец — на тот свет.
— Всенепременнейше, Амвросий Константинович, — не оставался в долгу я. — Когда Дубравин отыщет оную и убьет, заверяю, что первая лекция будет ваша, где он без утайки поделится соображениями по этому, несомненно, прекрасному образцу фауны.
Чудовище на картинке на вид было омерзительно настолько, что девочки не могли подолгу задерживать взгляд на экране панели. Хтонические монстры вообще отличались на редкость противоестественным внешним видом. Без рвотных позывов порой и не взглянешь.
Первый тревожный звоночек от семейства Юрцевых поступил через две недели после инцидента в столовой.
По мою душу явился какой-то долговязый, худощавый и бледный человек, который с важным видом вломился в кабинет к Акакию Владимировичу с требованиями сатисфакции.
Меня немедленно поспешили призвать к соучастию.
Не то чтобы я сильно испугался, когда секретарша директора выдернула меня прямо с занятий (небывалое дело), но нехорошее предчувствие на душе появилось.
— Это государственное учреждение! — услышал я возмущенный вопль Акакия Владимировича, находясь еще в приемной. — От слова — Государь!
Робко постучавшись, я вошел. Директор сидел, вжавшись в кресло спиной, словно в страхе, отстранившись от нависающего над ним человека, упершегося кулаками в стол. Того самого долговязого и бледного, облачённого в пышную шубу соболиного меха с широким воротом-капюшоном, свисающим до пояса.
— Вот он! — директор указал пальцем в мою сторону. — С него и спрашивайте. Я не обязан следить за учениками денно и нощно.
Незнакомец медленно развернулся и быстро перебрал пальцами левой руки.
Я почувствовал применение дара за мгновение до того, как меня что-то подтолкнуло в спину и бросило на развернувшийся ко мне стул. Понятное дело, что толчок был слишком сильным, и стул опрокинулся вместе со мной. Я больно ударился головой о паркет.
Еще в полете я прислушался к ощущениям. Вода в кабинете была — практически полный графин питьевой, и пластиковая бутылка на подоконнике, видимо, для полива цветов.
Я вскочил, но меня снова опрокинуло, уже к стене.
— Какой дерзкий холоп, — послышался надменный голос. — Что же вы их так распустили, а, Акакий Владимирович?
От нахлынувшего гнева я напрочь забыл про воду в графине. Позади обидчика, прямо из воздуха, начал сразу материализовываться лед.
— Остановитесь! — успел выкрикнуть директор, взывая к нашей рассудительности.
Вот не чувствовалось в его голосе убедительных ноток. Не чувствовался даже какой-то эмоциональный посыл — ни страха, ни тревоги, ни совести. Только голый интерес. Точно так же я обычно прошу остановиться девчонок, когда они начинают цапаться между собой. Мне бывает интереснее понаблюдать за дракой, чем пытаться разнимать или останавливать их.
Хрустальный звон материализовавшегося льда не остался незамеченным для незнакомца. Он развернулся. Каково же было его удивление, когда позади себя он увидел это.
Метровое острие изящного стилета невероятно глубокого синего цвета. Абсолютно прозрачного, словно созданного из чистейшего сапфира — с сияющими полированными гранями. Тут же вспыхнувший ореол пара, похожего больше на синее пламя, заставил мужчину в страхе отстранить верхнюю часть корпуса.
Стилет, угрожающе звеня, пришел в движение. Его эфес плавно вознесся, а острие напротив опустилось ниже, заставляя посланника Юрцевых прогнуться еще сильнее. Еще чуть-чуть надави, и мужчина точно упадет на пол.
Кажется, я перестарался и создал лед из чистейшей эликсирной воды. Я чувствовал, что вот-вот потеряю сознание, и выхода из ситуации просто не было. Шкала сил, кажется, самовольно вычерпала себя до дна, напрочь проигнорировав разделение на части. Эликсир выпить не успею, я уже чувствовал, как подгибаются мои ноги.
Выход был только один — скрипт-камень Второго Дыхания. Угасающим сознанием я успел активировать пиктограмму.
Нет, шкала не стала жирнее и длиннее, но она единым рывком восполнилась до максимума. Пелена перед глазами так же быстро и бесследно растворилась, а ноги наполнились твердостью.
Мысленной командой я опустил стилет еще ниже — всего на пару сантиметров, но этого хватило, чтобы верхняя часть корпуса незнакомца перевесила, и он мягко грохнулся на паркет. Соболиные меха определенно спасали не только от холода, но и от ушибов.
Я видел, как мужчина панически перебирает пальцами, а по кабинету витает призванная им сила. Порывам ветра было где разгуляться в просторном помещении, но сдвинуть мой клинок им было не по силам. Стилет гудел, разрезая плотные потоки воздуха, но оставался практически недвижим — лишь легкое покачивание выдавало в нем готовность к действию.
Я опустил лезвие прямо к горлу «соболинного короля», как мысленно окрестил посланника Юрцевых. Еще сантиметр — и горящий пламенем клинок беспрепятственно войдет в податливое тело. Послышался запах жженой шерсти, это волоски роскошной шубы начали тлеть.
— Хватит, Дубравин, — произнес директор. И было что-то одобрительное в его голосе. — Господин все уже понял.
Стилет, мягко звеня, распался паром прямо в воздухе, а я поспешил заглотить сразу два тюбика эликсира Восстановления.
Ни о каком разговоре с посланником Юрцевых теперь речи быть не могло. Он злобно что-то шипя себе под нос вылетел из кабинета директора, даже не попрощавшись. Бескультурный какой, а еще дворянином называется.
— Вот теперь тебе точно конец, — довольно произнес Акакий Владимирович.
— Я так понимаю, это был кто-то из Юрцевых? — переспросил я.
— Не прям из них. Но их человек. Агафьев — мелкая сошка, что решает такие же мелкие проблемы.
— Там в роду есть магистры?
— А что, ты боишься только магистров? — подозрительно сощурился директор. — Остальных уже нет?
— Я больше боюсь ненужных
