лапой за ухом:
— Многие восхищаются ею, женщина-усыновитель воспринимается почти как Мадонна. Но она пока выбирает.
— Ладно, займемся этим, — очень серьезно сказало Мирозданье. Звездные вихри кружились вокруг него, от них отделился сияющий метеор и промчался по небосклону над Настей, вышедшей на балкон полюбоваться ночным небом. Младший из детей, Данька, восьмилетний поэт и мечтатель, чьи родители погибли когда-то, попав спьяну под поезд, выбежал вслед за ней и указал пальцам на падающую звезду:
— Мама, загадывай скорее желание!
Настя нежно погладила его по голове. Данька прижался к ней:
— Ты не хочешь, а я загадал, загадал! Пусть у нас будет Папа, такой же хороший и добрый, как ты!
Где-то в сияющих вихрях вечности Мирозданье одобрительно кивнуло. Горели звезды, светились окна ночного города. Кто-то сейчас читал Настины книги — и принимал решение взять в свою семью обездоленного ребенка-сироту. Кто-то из заклятых недоброжелателей строчил на Настю очередной пасквиль. На могиле Артема цвели посаженные Настей цветы. Мир медленно, но верно двигался — кто знает, куда… но хотелось бы думать, что к Светлому будущему.
ВЫЖИВАЕТ СИЛЬНЕЙШИЙ?
В предновогодний вечер Мирозданье в костюме Деда Мороза двигалось по улочкам небольшого городка в российской провинции. Как этот старичок в красной шубе с меховой оторочкой умудряется одновременно попадать во все города и села, нам неведомо — не будем даже голову ломать над этой загадкой.
Редкие прохожие, если и видели его, то принимали за ряженого (вот так мы и проходим мимо подлинного волшебства). Ну, а дети в столь поздний час просто сидели по домам, мешая родителям готовить праздничный стол и искренне веря, что Дедушка Мороз сегодня появится и положит им под елочку долгожданный сюрприз.
Однако двое детей все же очутились вне дома: мама, мечтая повторно устроить личную жизнь, выпроводила их на окраину, к деду, а тот загодя начал праздновать в теплой компании пары соседей и зеленого змия. Так что два паренька, братья 14 и 12 лет, оказались просто без надзора. Старший, Вадик, взвалив на плечо шевелящийся и пищащий мешок, топал по снегу прямиком к замерзшему озеру, а младший, Лешка, семенил за ним, умоляя: «Вадик, не надо, ну, пожалуйста, не надо! Отнесем щенят к дедушке, он добрый, он разрешит. Ну, Вадик!» Уже несколько раз Вадик ударом крепкого кулака сбивал Лешку с ног, но тот поднимался, шмыгал носом и продолжал умолять его пощадить пять новорожденных комочков, которых сегодня принесла в сарае их дворняжка Лайка.
— Отстань, слышь, ты, хлюпик, — наконец пробурчал старший, останавливаясь, чтобы передохнуть и с презрением сплевывая на снег. — Мать сказала: «Утопить», — значит, так тому и быть. Вали к деду, слабак!
«Слабак» размазал слезы по лицу старой варежкой и попытался отнять мешок у брата, но тот, явно обладая недюжинной силой, толчком повалил его в сугроб и потащил дальше свою несчастную ношу. Он прошел по не слишком крепкому еще льду к полынье, неизвестно зачем прорубленной здесь (во всем городе давно провели водопровод), снял с плеч мешок, размахнулся и… кромка льда хрустнула под его ногой. Вадик, выронив мешок на лед, оказался в проруби.
— Вадик! — Лешка устремился к брату, который отчаянно барахтался и орал во все горло. Лед опасно затрещал под его ногами.
— Ложись! — услышал он над собой властный голос. — Ложись и ползи!
Он поднял голову и увидел Деда Мороза с нахмуренными белыми бровями и окладистой седой бородой. Лешка кивнул, вспомнил, чему учили в школе на предмете со странным названием ОБЖ, который никто из детей не воспринимает всерьез, лег и, неумело переваливаясь, пополз к полынье.
— Шевелись быстрее, слабак, хлюпик! А-а-а! — надрывался старший, захлебываясь и бестолково колотя руками по воде и ледяной крошке. — Тону! Помоги-и-ите!
— Сейчас, Вадик, миленький, сейчас! — Лешка добрался до края проруби и протянул руку брату. Тот так резко дернул, что едва не утянул младшего за собой в воду. Но тот бесстрашно протянул руку вновь, не забыв при этом отодвинуть мешок подальше от края, как вдруг почувствовал, что кто-то крепко держит его за ноги. Даже не оборачиваясь, зная, что Дед Мороз пришел ему на помощь, он ухватил тонущего и, сжав зубы, изо всех сил потянул на себя.
— Ложись, дурень, грудью на лед, да не молоти руками — потонешь! — командовал между тем Дед Мороз и с неожиданной для старика силой продолжал тащить Лешку за ноги. Через пару минут Вадик, мокрый и синий от холода, клацая зубами и тяжело дыша, уже лежал, распластавшись на льду, накрытый дедовой красной шубой. А еще через четверть часа оба паренька грелись в маленькой избушке, извлеченные из мешка слепые щенки копошились у печки, а Дед Мороз хлопотал вокруг стола, наливая братьям горячий чай из старого закопченного чайника.
Добросердечный Лешка, сам наполовину мокрый и сильно замерзший, обхватив горячую кружку руками, озабоченно бормотал: «Вадик, ну, как ты? Пей чай-то, грейся! Дедушка, может, его на печку посадить?» — потом нерешительно попросил у старика молочка и начал тыкать щенят мордочками в блюдце. Те не понимали и отбивались лапками, разливая молоко на пол.
— Эх, ты, добрая душа, — проговорил Дед Мороз, — погоди-ка! — свернул из тряпочки соску, обмакнул в молоко и показал Лешке, как кормить малышей. — Ну, а ты, — грозно насупясь, обратился он к старшему, — что же, нес их топить, а?!
— Мне мать велела, — начал оправдываться Вадик, привалившись боком к горячей печной стенке. — Она велела кутят утопить и идти к деду на всю ночь. К ней дядя Боря прийти должен, а мы там только мешаем.
Напустив на себя важный вид взрослого, знающего толк в жизни, Вадик поведал Деду Морозу, что дядя Боря — важная шишка в местной полиции. Год назад отец мальчиков, врач скорой помощи, погиб: машина «03» попала в аварию, столкнувшись с пьяным водителем как раз в новогоднюю ночь. Врач закрыл своим телом старушку с инсультом, которую вез в больницу. Старушка не пострадала, а вот сам доктор получил травму головы, несовместимую с жизнью. Виновный в аварии пьяный водитель «отмазался» крупной взяткой, которую дал тому самому дяде Боре, ведшему дело — и ДТП списали на несчастный случай по причине гололедицы. А дядя Боря познакомился с овдовевшей матерью Вадика и Лешки, и начал «подбивать клинья».
— Отец наш — слабак, неудачник, так мать всегда говорила, — с важным видом рассуждал Вадик. — Вместо того чтобы карьеру делать, так и просидел всю жизнь на «скорой», а по ночам еще и диссертацию какую-то писал. Одно слово, чудик! Вот дядя Боря — не ему чета…
— Да уж,
