Рейтинговые книги
Читем онлайн Рассказы - Екатерина Судакова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11

Долго стою я над бабушкой, пытаясь осмыслить положение вещей. И, кажется, начинаю понимать: нет, это не болезнь - она умирает от голода и запустения!.. Передо мной едва ли не вершина жестокости первозданных обитателей земли, беспощадная философия дикарей:

- Девяносто лет бабке, зажилась.

- Да уж, пора бы и честь знать.

- Время трудное, самим до себя.

Потом негласный суд вершили, молча приговор вынесли, потихонечку в сарай вытолкнули. За старуху судить не станут. Кому она нужна?

Зыбка с ребенком тоже стала вполне понятной:

- Не померла еще - пусть качает. Чего так-то лежать, без дела!

Лед под ногами моими стал вдруг тонким-тонким...

- Бабушка, прости-и-и!..

Я подхватила ее на руки - она была легкая, как ребенок, - вынесла из сарая. Кто-то догадался - подвел лошадь, запряженную в грабарку, сам отошел в сторонку, стоит, ждет.

Я завернула бабушку в дерюжку, уложила на сено, взяла вожжи - скорей! Только бы живую довезти.

Дома я разогнала обитателей кого куда, а сама затопила печь, нагрела воду, поставила ванночку и первый раз в жизни раздела ее, такую стыдливую... Первый раз в жизни упали под моими ножницами белоснежные пряди ее волос...

Я кормила ее по часам вместе с сыном. Шли дни, недели, она медленно оживала. Ожила! Через месяц стала ходить, узнавать всех и уже потянулась руками:

- Мне бы помочь маленько... дай-кось мальчонку-то... ах, ты, касатик мой, ненаглядный...

Еще восемь лет прожила бабушка, возвращенная к жизни. Бабушка!.. Когда в наши края пришел немец, она сказала близким:

- Он уйдет отсюда. Не дело это - Россию воевать. Уйдет, помяните мое слово.

Писали мне об этих пророческих словах ее уже в далекую Сибирь, где я расплачивалась собственной жизнью за чью-то чужую непонятную вину.

Шестнадцать лет спустя я узнала, что умерла бабушка все же от голода... Такое сердце не могло быть остановлено временем: его остановила жестокость...

И снова прошли годы.

И когда сегодня я иду по земле, шатаясь и балансируя, страшась провалиться; когда усталыми руками ищу опоры и ловлю пронзительный ветер, я мысленно вглядываюсь в провал времени, разделяющий меня с той, от которой мне нечего больше ждать. И тщетно я хочу понять то, что не поддается пониманию: жизнь всегда была ареной борьбы и насилия; люди всегда были жестоки и несправедливы. Где же обрела она такую гармонию души, такой оптимизм, терпение и любовь, что делают человека непобедимым даже в условиях рабства?..

Милое лицо с грустными глазами легко и ясно возникает в моей памяти. И как тогда, в далеком детстве, мне хочется поймать ее руку, крепко прижать к себе и заплакать облегчающими душу слезами. И засыпая услышать тихий ласковый голос:

- Повторяй за мной, дитя: "Да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя..."

ИСКУССТВО

Время меняет не только внешность: лицо, фигуру, цвет волос, - оно меняет и манеру поведения, и характер, и даже душу, в молодости разносторонне одаренную, смелую, а в старости... Куда что девается? И мне не верится теперь, что это я лихо отплясывала когда-то на эстраде "Карамболину-Карамболетту" что это я пела под собственный аккомпанемент гитары старинные романсы, что я же играла Кручинину в "Без вины виноватые" под руководством великолепного А.Г.Алексеева! И мне всегда всего было мало. Ненасытная творческая душа моя требовала воплощения во всем, что искала и подсказывала фантазия.

Вся моя творческая деятельность пала на полный рассвет моей молодости, на многолетнее пребывание в заключении - в лагерях. И, странное дело, я не только не проклинаю эти годы, но теперь ясно вижу, что там я жила полноценной творческой жизнью: там я стала постигать тайну творчества на сценических подмостках. Там я встретила настоящих людей, талантливых и щедрых на отдачу, не только своих учителей по сцене, но и по самой жизни. Ну, а систематический голод, изуверские условия быта - не в счет! Как большинству, так и мне. Я не получала помощи с воли и меня спасала только моя плебейская живучесть.

Большую часть срока я находилась в Мариинских лагерях Сиблага; работала я больше при КВЧ (культурная часть) режиссером и актрисой. Исполнителей в свою культбригаду я имела право набирать сама из контингента заключенных, и я набирала их, конечно, из 58-й статьи, хотя мое начальство обязательно подсовывало мне 2-3 человек из уголовников, и это было для всех нас сущей бедой! Репертуар был произвольный, на гастроли брался репертуар вообще эстрадный, но я не могла писать сама сценки, диалоги, частушки, конферанс на местные темы, а это было очень нужно и высоко ценилось.

Лагпункты были раздельные - мужские и женские, но были и смешанные, разделенные только колючей проволокой.

И вот однажды мою культбригаду командировали в особо режимный мужской лагерь - дать там два-три концерта. Отказываться было не положено и мы поехали.

Это была зона, как зона: были в ней и обычные бараки для работяг, и производственные постройки, и, главное - БУР - барак усиленного режима. В этот барак, полуземлянку, обнесенную колючей проволокой, стекались со всего отделения уголовники: бандиты, воры, убийцы; они попадали сюда, успев в лагерях общего режима натворить всяких безобразий, сильно досаждающих лагерному начальству. Нам, "контрикам", они еще больше досаждали: обкрадывали, убивали нас, проигрывали в карты; держали в страхе, грозя поджечь барак, в котором мы жили.

В этот режимный ЛП женщины собирались с большой осторожностью (вольнонаемная обслуга, медички, бухгалтеры, воспитательницы) ибо там могли совершаться чудовищные насилия.

Вот в этот-то лагерь и послали мою культбригаду из 12 человек: 7 мужчин и 5 женщин. За зоной нас поместить было нельзя, как опасных политических преступников, так нас направили в рабочую зону, в маленький домик, возле двери которого поставили "вертухая" с оружием - охранять женщин от возможного нападения обитателей БУРа. Такая предосторожность не была излишней. Мужчины, по много лет не видевшие женщин, да тем более - блатные. Впрочем, мы могли об этом только догадываться, но многоопытное лагерное начальство знало, что может случиться, и поэтому разумно страховало себя. Но нас почему-то не пугал этот БУР, который мы называли "Индией" за то, что из него зимой и летом можно было видеть выбегающих совершенно голых мужчин, проигравших в карты буквально все, даже трусы.

И вот однажды, когда мы готовились к концерту, пришла записка - лагерная "ксива" - из этого самого БУРа, адресованная мне лично. Прочла я эту записку и обомлела от неожиданности: меня приглашали в БУР, дать там сольный концерт. Одну приглашали.

Надо сказать, что моя исполнительская слава проникла в то время во все пределы большого лагерного отделения, а мои зрители - поклонники - дали мне довольно лестное прозвище "Наша" (или "Наша Катя"). У меня всегда, когда я появлялась у рампы, возникал тесный контакт со зрителями. Это было потому, что я любила их в это время всей душою, а они чувствовали это и кричали мне из зала:"Наша Катя, бис, бис!"

Я прочитала записку женщинам и спросила их, что мне делать? И женщины в один голос закричали мне в ответ: "Не ходи, не ходи, ты с ума сошла! Мы не пустим! Они изуродуют тебя, ведь это же - бандиты, а не люди!" Мужчины тоже все были против. Тогда я совершенно резонно заявила:

- Не пойду - меня убьют за недоверие, за презрение к ним. Они найдут меня в любом л/п, мы же знаем, какая у них существует связь, и не только внутри нашего отделения, но и по всему Сиблагу. Они сумеют отомстить за оскорбление, которое я нанесу им своим отказом. Будь, что будет, но я пойду к ним!

Что тут поднялось! Женщины стали кричать, мужчины хватали меня за руки, стараясь удержать. Я вырвалась от них, схватила гитару и выскочила за дверь.

- Стой! Ты куда? - закричал наш конвоир.

- Туда! - ответила я и показала на БУР.

- Стой! Не положено... Я предупреждаю!..

- Ладно! Ты предупреждай за зоной или на вышке. Будешь в меня стрелять - в себя попадешь, ибо в зоне не положено! Я пойду. Не бойся, я знаю, что делаю.

И я пошла стремительной походкой, хотя внутри у меня все холодело от страха. Не доходя метров 50 до БУРа, я увидела, как из темной дыры полуземлянки выскакивают ее обитатели и строятся в два ряда по 150 человек, образуя нечто вроде живого туннеля. Все стояли по стойке "смирно". Потом кто-то крикнул:

- Спасибо, Наша, БУР приветствует тебя! Милости просим!

Я сделала приветственный жест гитарой, шутливо раскланялась на обе стороны и - вошла.

Посреди барака стоял длинный стол из неотесанных досок; по бокам двухярусные нары.

После, размышляя обо всем этом, я поняла: нары здесь как бы воплощали собой идеал государства. Это было сущее микрогосударство в нашем лагерном отечестве. На этих, до блеска отшлифованных телами людей досках, протекала жизнь со своим правопорядком, очень строгим местничеством, со своей субординацией взаимоподчиненности: наконец, со своим судопроизводством, где суд выносил нередко смертельный приговор и тут же приводил его в исполнение через повешение на нарах. Законы воровского мира были жестоки и неумолимы.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Рассказы - Екатерина Судакова бесплатно.
Похожие на Рассказы - Екатерина Судакова книги

Оставить комментарий