Мужчина открыл дверь и любезно произнес:
— Доброе утро.
Вблизи он казался еще более высоким и внушительным. Марина доверяла своим глазам. Этот человек не мог быть грубияном или бессердечным мучителем детей. Впрочем, именно такие люди совершают самые жестокие преступления, как правило, остающиеся нераскрытыми.
— Пожалуйста, входите, — сказал он, признав в гостье соседку.
Марина медленно шла по коридору и удивлялась, что в доме, как две капли воды похожем на ее, может царить совершенно другая атмосфера. Тут было так светло и просторно, что она немедленно решила наклеить бело-розовые обои и выкинуть все свои пыльные безделушки.
Он провел Марину в гостиную. Здесь тоже было пусто — не в пример ее собственной гостиной, где стояли пианино двадцатых годов и огромные стереоколонки, которые были бы впору океанскому лайнеру.
Годы иссушили меня, подумала Марина. Мой дом, тело, мозг… и душу.
— Кофе хотите? — спросил сосед. — Она замешкалась. Светская беседа в ее планы не входила. — Я как раз собирался поставить кофейник, — объяснил мужчина, — но на кухне плачет дочка, и я решил, что будет тактичнее не мешать ей.
— О! — Марина посмотрела на него с интересом. — Да, я слышала ее. Потому и пришла, — тихо добавила она.
Его мягкие темные глаза сузились, насторожились и перестали быть такими дружелюбными. Марина увидела себя со стороны: нахалка, вторгшаяся туда, где и не пахнет издевательством над детьми.
Несколько лет назад она бы не знала, куда деваться от стыда и желания провалиться сквозь землю. Сегодня же Марина не ощущала ничего, кроме растущего любопытства. Но что говорить о молодости? Тогда она вела себя совершенно по-другому. Двадцать лет назад она изрезала в лоскуты одежду мужа, сунула их в мешки для мусора и оставила у двери его лаборатории.
— Прошу прощения за вторжение, — сказала она. — Не могу вынести чужого несчастья.
— Лучше вторгнуться в чужую жизнь, чем притворяться глухим, — вежливо возразил мужчина.
— Да. Я считаю, что так оно и есть.
Он провел пальцами по лбу, а потом нервно пригладил густые волосы.
— Моя девочка редко плачет. Но временами дает волю слезам. Я думаю, все из-за того, что ее мать… — Мужчина осекся, а потом продолжил: — Думаю, она тоскует по матери. По крайней мере, мне так кажется.
Он красноречиво пожал плечами и ушел на кухню.
Марина впитала эти крохи информации с жадностью человека, изо дня в день вынужденного выслушивать болтовню скучающих женщин о лечении гормонами, их замечательных детях и шишках на больших пальцах ног.
Так! Именно этого она и ожидала: у него нет жены. Но почему? Трагическая смерть? «Поиски себя», чрезвычайно распространенные у нынешней молодежи? Или она просто ушла к любовнику? Трудно представить себе мужчину, который мог бы серьезно соперничать с ее соседом. Но у любви свои резоны…
Одинокий мужчина, мечтательно подумала Марина, слыша шум воды и стук металлической крышки. Такой элегантный, изящный и… сдержанный. Похожий на мраморную статую. Смеясь над собственным безнадежным романтизмом, она закрыла глаза и представила его стоящим на пьедестале, с примостившейся у ног маленькой девочкой.
Тут она вспомнила о грозившем ему предсказании и поморщилась. Проклятые карты! Забросить бы их куда-нибудь подальше…
Молча вошла босая девочка. Ее обведенные кругами глаза были розовыми, как у кролика-альбиноса. Она храбро улыбнулась Марине.
— Вы живете в следующем доме, правда? У вас всегда лает собака.
— Извини, пожалуйста.
— Я люблю собак. — Она производила впечатление очень дотошного ребенка. — Меня зовут Леонорой Рожье, а имя моего папы — Франсуа. Когда я вырасту, у нас будет лабрадот… дор, — поправилась девочка.
Марина всерьез задумалась:
— У моего песика хвост как у лабрадора.
— А все остальное какое?
— Ни на кого не похожее. Хочешь познакомиться с ним?
Леонора бодро кивнула, а затем улыбнулась. В комнате сразу стало светлее.
Франсуа Рожье сварил отличный кофе и принес печенье с корицей, которое напоминало домашнее, но, конечно, было куплено в ближайшей кондитерской. Все мужчины, которых знала Марина, были совершенно беспомощны, когда дело касалось муки и духовки.
— Печенье испек папа, — положила конец ее размышлениям Леонора. — Иногда он даже мороженое делает!
Она посмотрела на отца и улыбнулась, по-детски и в то же время по-взрослому.
С таким же успехом она могла сказать: «Мой папа самый лучший на всем свете». Ее чувства были видны насквозь.
Франсуа Рожье бросил на соседку короткий взгляд, означавший: «Ну, теперь вы удовлетворены?».
Марина успокоилась, обмакнула печенье в кофе и почувствовала, что день стал не таким пасмурным. Она развязала тесемки своей черной викторианской мантии, двадцать лет назад с помощью лести выпрошенной у суровой хозяйки погорелого театра, и позволила Леоноре примерить ее.
Пока девочка гордо прохаживалась перед зеркалом, Марина и Франсуа делились мнениями о районе, в котором поселились: где продают самый свежий хлеб, в каких местах растут необычные травы и какой из окрестных ресторанов пришелся им по вкусу. Разговор велся осторожно: никто не хотел говорить о себе больше, чем положено для первого знакомства.
Франсуа сказал, что работает вольным фотографом. Большинство его работ покупают газеты и журналы, но над книгами он работает тоже. Биографиями, дневниками путешествий…
— А вы? — вежливо спросил он.
— Я консультант по вопросам моды.
— Угу, — кивнул Франсуа.
— Иными словами, помощник владельца магазина, — объяснила она. — Целыми днями помогаю женщинам раздеваться и одеваться и беззастенчиво вру, как им идут наряды, пылящиеся у нас на вешалках.
Тут он улыбнулся.
Когда-то все было по-другому, с внезапной грустью подумала она. Мне представлялся шанс. Сама виновата. И все же, несмотря на все мои ошибки, можно сказать, что я счастлива.
Она встала, поблагодарила Франсуа Рожье за гостеприимство и повела Леонору знакомиться с Риском.
— От него пахнет рыбой, — сказала Леонора, сидевшая на полу, прижавшись спиной к ножке пианино. Она гладила бело-рыжую шерстку песика, размахивавшего лапами от блаженства. Девочка наклонилась. — И от меха тоже. Ужасно приятный запах, настоящий собачий. Я тоже хочу такого.
— Но ведь он все время лает.
— Мы не будем обращать на это внимание, — сказала Леонора.
— Вы с папой?
— Угу. — Леонора поймала лапу Риска и поцеловала ее. — Не думаю, что моей маме понравилась бы собака…
