— Ты там справляешься?
Я изо всех сил натянул веревку и завязал один за другим два морских узла. Ура! Готово.
Дед вынес из дома табуретку и, взгромоздившись на нее, туго обмотал веревкой трубу водостока ближе к крыше. Конец веревки дед протянул мне. В садике у забора стоял столб, который, похоже, и предназначался для привязывания бельевых веревок, но, ввиду отсутствия второго столба, уже давно не использовался по назначению. Оставшейся длины как раз должно было хватить на то, чтобы привязать веревку к одинокому столбу. Это дело дед поручил мне.
— Натягивать надо сильнее, иначе ничего не выйдет, — сказал наконец дед, устав наблюдать за моим бессмысленным копошением. Он сильным, точным движением рванул веревку на себя. Это было похоже на глубокий вдох.
Дед был лишь немногим выше меня. Руки у него были морщинистые, костлявые, казалось, в них уже не осталось никакой силы. Однако хватило всего одного рывка — веревка послушно затянулась в тугой узел.
Я как-то раз видел по телевизору в одной передаче, как рыбаки швартуют свое судно, прикрепляя его стальными тросами к специальной пристани. Глядя на руки деда, я вспомнил загорелые жилистые руки и узловатые пальцы этих рыбаков.
После того как мы натянули канат через садик — получилась точь-в-точь латинская буква V, — дед пошел на веранду, принес оттуда таз с мокрым бельем и дал его Ямаште. Кавабэ досталась корзинка с прищепками.
Я беру вещи из таза у Ямашты и вешаю их на веревку. Вслед за мной идет Кавабэ и прикрепляет все, что я развесил, прищепками. Там, где Кавабэ не может дотянуться, я прикрепляю прищепку сам. Пластиковые прищепки из дедовой корзинки слишком долго лежали на открытом солнце — они выцвели и сделались ломкими.
— Эй, ты чего делаешь? Складки-то расправляй! — Кавабэ молниеносным движением расправляет складки на только что повешенной мною вещи и мастерски прихватывает ее прищепкой. И где это он так научился?
— Ты видел, как они на нас смотрели? — спрашивает он меня вполголоса. — Сугита и этот его Мацушта?
— Видел, конечно.
— Мы когда в дырку в заборе полезли, у них челюсти так и отвисли.
— Ага.
— Это было жутко смешно.
— Ну да, они такого не ожидали.
— Слушай, как у тебя здорово получается! — сказал дед с веранды.
Мы с Кавабэ непонимающе уставились на него.
— У меня? — спросил я.
— Да нет, вот у этого, который в очках. Я не знаю, отличник он у вас или нет, но белье вешает первоклассно!
Кавабэ цокнул языком, но на этот раз, похоже, не обиделся.
— Это потому, — сказал он мне шепотом, — что дома всегда я стирку развешиваю.
А я подумал, что ведь и правда — у Кавабэ мама работает, и он ей по дому помогает. Раньше мне это в голову не приходило. И я представить себе не мог, что у него такая домашняя обязанность — развешивать стирку.
Три махровых полотенца, четыре рубашки со стоячим воротничком, две пары треников с растянутой резинкой, пять пар трусов, тоже с растянутой резинкой, две пары толстых махровых носков, одно полотняное полотенце, две простыни, одна пара хлопчатобумажных брюк, одна наволочка и один пододеяльник.
— Все, что у меня есть, все постирано! — удовлетворенно сказал дед с веранды, когда мы закончили развешивать то, что было в тазу. Вообще-то за время нашей слежки мы ни разу не видели, чтобы дед развешивал стирку.
Веревка была натянута примерно на уровне моих глаз. Когда стоишь рядом с развешанным свежевыстиранным бельем, пропитанный запахом стирального порошка прохладный ветерок приятно холодит вспотевшую кожу.
— Ну все, пошли отсюда, — сказал Кавабэ. — Мы сделали, что нас попросили, и теперь нам пора.
— Ага, — согласился я, но стоило мне подумать, что сейчас мы опять будем торчать за забором, и настроение у меня испортилось.
— Вот, держите! — откуда-то из дома донесся бодрый голос деда. — Вот!
Он вышел на веранду и протянул Кавабэ плотно набитый, тугой как мячик полиэтиленовый пакет из круглосуточного магазина. Мы уставились на пакет, пытаясь понять, что в нем лежит. Брать? Не брать?
— Это мусор. Там, у входа — куча. Киньте в нее, когда мимо пойдете.
— Эй, мы тебе тут не того… — начал было Кавабэ, но тут Ямашта с силой дернул его за руку.
— Ты чего?
— Сугита возвращается!
— Правда, что ли?
— Да, я его только что видел.
Пришлось нам взять пакет и отнести его ко входу в дом. Там громоздилась огромная куча таких же пакетов.
— И откуда у него столько мусора? — задумчиво сказал Ямашта.
— Накопилось, наверное, — вздохнул я.
— Ага, мусор, он такой — чем дольше живешь, тем больше его накапливается.
— Ну все! — Кавабэ блеснул очками. — Завязывайте с этими дурацкими разговорами! Дед нам не друг, и мы ему не друзья! Поняли?
— Поняли, поняли, — буркнул Ямашта.
— Ничего вы не поняли! У нас есть цель. Понятно? Наша цель…
— Слушайте, а какой завтра день? — вдруг раздался за нашими спинами голос деда.
— Пятница, — тут же ответил Кавабэ и страдальчески сморщился. Ямашта улыбался во весь рот.
— О! Так значит, как раз завтра приезжает мусорная машина, — сказал дед.
— И что с того?! — свирепо заорал Кавабэ.
6
На следующее утро мы вынесли весь мусор со двора. Кавабэ упирался как мог, но все-таки мне удалось его уговорить.
Меня очень задело, что и дед, и Сугита считали меня вруном.
После того как мы с Кавабэ и Ямаштой сделали пять заходов от дедова дома до фонарного столба, мусора у входа почти не осталось.
— Он еще дрыхнет небось, подлый дед! — Кавабэ попытался заглянуть в окно веранды. Окно было закрыто.
После обеда, возвращаясь из летней школы, мы остановились на противоположной стороне улицы и, поглядывая в сторону дедова забора, стали решать, что делать. Ямашта сказал, что если мы снова попадемся на глаза Сугите и его компании, то это будет очень плохо.
— Так значит, все? Конец слежке? — мрачно сказал Кавабэ.
— Значит, конец.
— Ну уж, дудки! Я не согласен! — Кавабэ решительно пересек улицу и направился к забору. — А вы как хотите, можете проваливать.
Ямашта посмотрел на меня. Вид у него был такой, будто он вот-вот сейчас расплачется. Что же делать? Как поступить? Кавабэ и сам прекрасно понимает, что Ямашта прав. Он хоть и смотрит поверх забора к деду во двор, но нет-нет да и оглянется вокруг. Неспокойно ему.
— Брось, Кавабэ. Ничего хорошего из этого не выйдет, — умоляюще сказал Ямашта.
Но тут окно на веранде со скрипом открылось, и послышался знакомый голос:
— Ужас! Все травой заросло. И комаров от нее столько развелось, что окно страшно открыть.
И пришлось нам приступить к прополке дедушкиного садика. Как Ямашта и подозревал, Сугита с Мацуштой наведались к забору. Увидев нас за работой — мы сосредоточенно работали, молча отмахиваясь от комаров, — они вытаращили от удивления глаза и через несколько минут ушли.
Садик и правда весь зарос травой. Как будто тут и не жил никто никогда. Стоило вынести мусор, и сразу стало заметно, как у деда тут все запущено. Скрестив ноги, дед сидел на веранде. Голову он подвязал полотняным полотенцем, как банданой.
— Пальцы сильнее сжимайте! Не ленитесь! — покрикивал он, глядя на нас.
— Может, сам попробуешь? Чё раскомандовался, — буркнул себе под нос Кавабэ.
Но дед услышал.
— У меня колено болит. Я наклоняться не могу.
— Ничего себе слух! — Кавабэ аж присвистнул от удивления.
Но на этот раз дед сделал вид, что не услышал, и ничего ему не ответил.
— Он нас совсем заездит, — сказал Ямашта.
— Не ной. Мы должны быть готовы на все для достижения главной цели, — ответил Кавабэ, глядя себе под ноги.
По его лицу струился пот, заливая сбившиеся набок очки. Сколько он их ни поправлял, они все равно сползали и повисали на кончике носа.
Ямашта, когда садится на корточки, почти сразу же теряет равновесие. Наверное, оттого что он толстый. Вот он тянет из земли пучок травы — оп! — сел попой на землю. КПД — ниже некуда. У меня болят пальцы ног и пятки. Я терплю из последних сил. Чувствую, как начинает болеть спина.
— Кияма-кун!
Это произошло на третий день Великой Прополки. До полной и сокрушительной победы над растительностью оставался буквально один шаг. У забора стояли и махали нам рукой две девочки из нашего класса: Томоко Симада и Аяко Сакаи.
— Э-э… — Я поднялся с корточек и посмотрел на девочек, не зная, что сказать. С тех пор как начались летние каникулы, мы их ни разу не видели.
Томоко и Аяко — самые красивые девочки в классе. Среди мальчишек время от времени даже устраивается тайное голосование, чтобы решить, кто же из этих двоих все-таки красивее.
У Томоко смуглая кожа и немного удлиненные глаза. Изящный нос, аккуратный рот с немного выдающейся вперед нижней губой. Томоко обожает спорт. У них дома есть свой собственный теннисный корт. Она говорит, что ее самое любимое занятие — играть с папой в теннис.
