Еще примерно 15% инцидентов касается нападений на журналистов, причем наибольшая доля подобных случаев зафиксирована в 2014 году. Так, в мае 2016 года неизвестные ранили из пистолета заместителя редактора вологодской газеты «Минута истины» Олега Куницына. В марте 2016-го в Калининграде неизвестные напали с ножами на редактора газеты «Новые колеса» и депутата облдумы Игоря Рудникова.
Примерно в 80% случаев нападавшими являются неустановленные лица или люди без четкой связи с конкретной структурой. Значительная часть нападений (особенно насильственного характера) осуществляется неизвестными в подъездах или на улице около дома жертвы. В таких случаях можно только предполагать заказчика и политические мотивы. Иногда в нападениях участвуют работники частных охранных предприятий (около 5—6% случаев за исследуемый период). Обычно чоповцы атакуют экологических или градозащитных активистов, когда протесты задевают чьи-то коммерческие интересы.
Впрочем, в последние годы растет доля нападений на оппозиционеров со стороны активистов, открыто действующих от имени своих организаций. С 2012 года эта доля выросла почти в два раза, до 22% в 2016 году.
Это разного рода «охранительные» движения с ультраконсервативными взглядами. В докладе ЦЭПР упоминаются Национально-освободительное движение (НОД) депутата «Единой России» Евгения Федорова, казачьи объединения, православные организации («Союз православных граждан», «Народный собор», «Сорок сороков»), организация SERB.
Эксперты ЦЭПР отмечают, что эпоха противостояния между «нашистами» (движение «Наши» или аналогичные молодежные прокремлевские организации) и оппозицией ушла в прошлое. «Нашистов» сменили новые организации: менее централизованные, не столь очевидно связанные с властью, но действующие при ее молчаливом согласии. В лексиконе оппозиционеров «нашистов» как условное обозначение провластных нападающих заменили нодовцы и «антимайдановцы».
По данным доклада ЦЭПР, почти две трети случаев насилия над оппозицией связаны с прямым физическим воздействием. Часто нападающие используют оружие, способное не только причинить сильный вред здоровью, но и убить: ножи, кастеты, биты, железные прутья, трубы и т. д. Иногда в ход идет травматическое и огнестрельное оружие.
Помимо убийства Бориса Немцова в 2012—2016 годах произошло еще несколько нападений на оппозиционеров с летальным исходом.
В июле 2013 года в Камско-Устьинском районе Татарстана был застрелен Игорь Сапатов, борец с махинациями вокруг природоохранных земель. В ноябре 2013-го в Нижнем Новгороде был забит насмерть оппозиционер Николай Савинов. 9 февраля 2012 года в Самаре был убит участник движения «За честные выборы» антифашист Никита Калин.
Часто жертвы насилия получают серьезные травмы. Например, в апреле 2015 года во время выборов в Балашихе восемь неизвестных избили наблюдателей «Голоса» Станислава Позднякова и Дмитрия Нестерова. Атака произошла после фиксации вброса бюллетеней. Позднякову пришлось удалить селезенку после побоев. В июне 2015 года в Магадане неизвестные напали на сторонника Навального Дмитрия Таралова и выбили ему зубы. Примерно в 10—15% случаев нападения влекут за собой порчу имущества: сожженные машины, выбитые окна и т. п. Еще примерно 20% случаев связано с угрозами, оскорблениями, сравнительно легким физическим воздействием.
Около 35% всех зафиксированных нападений на оппозицию произошли в Москве или Санкт-Петербурге, остальные – в регионах. В Санкт-Петербурге выявлено два пика насилия: в 2014 и 2016 годах. В 2014 году это было связано с выборами и накалом ситуации на Украине, в 2016-м – с черным списком пользователей социальных сетей Whoiswho.
Поскольку большинство нападений осуществляются неизвестными лицами и не в публичных местах, эти инциденты полиция не может предотвратить по объективным причинам. Однако когда нападение происходит в общественных местах или непосредственно под наблюдением полиции (например, на протестных акциях), правоохранители закрывают глаза на действия очевидных провокаторов.
Эксперты ЦЭПР отмечают, что часто при возникновении конфликтов на публичных мероприятиях полиция задерживает представителей обеих сторон конфликта. Причем иногда по итогам нападавшие, спровоцировавшие конфликт, быстро оказываются на свободе, а те, кто подвергся нападению, получают обвинения.
Как отмечают в ЦЭПР, дела о нападениях на оппозиционеров обычно квалифицируются как хулиганство или как насилие, не имеющее дополнительного мотива ненависти, даже когда на это указывают факты. В большинстве случаев – если дело возбуждено, расследование затягивается, а к ответственности привлекают исполнителей, но не заказчиков.
При преследовании самих оппозиционеров следователи, в свою очередь, часто подводят дела под экстремистские статьи даже при спорных обстоятельствах. В итоге экстремистские статьи работают в одностороннем порядке22.
Нарастание институциональных и внеинституциональных репрессий – следствие планомерной, систематической и продуманной законотворческой работы, сравнимой с гитлеровской. Гитлер принял законы о расовой чистоте быстро. Путин формировал систему законов о неприкосновенности и несменяемости власти постепенно и продуманно. Нюрнбергские законы изолировали от политики часть населения по расовому признаку. Путинские законы политически изолируют все население по признаку непричастности к власти. Это тоже расизм, но расизм социальный. Взамен этого, как и у Гитлера, народность, прямое обращение к массам, формирование тоталитарного движения (Общероссийский народный фронт), призванного постепенно заменить партийную систему.
Нельзя забывать остающееся в тени репрессий социально-политическое устройство советского социума, основанное на социальном расизме. Первые двадцать лет советской власти социально-политическое неравноправие было закреплено в избирательной системе, в обусловленной социальным происхождением доступности высшего образования, в запретах на профессии. И большинство этих ограничений было открытым, публично узаконенным и разрешенным к упоминанию. К сожалению, публично-правовые особенности русского тоталитаризма не столь широко известны, как нюрнбергские законы третьего рейха. А они достойны сопоставления с правовой практикой в России с 2000 года.
Вульгарное толкование тоталитаризма сводится к тотальному контролю государства над всеми сторонами жизни общества. Однако, как раз государство страдает в первую очередь. Наступает полное перерождение его важнейших функций, что видно на примере сегодняшней России. Тоталитаризм – это не огосударствление всех сторон жизни, а разрушение демократического, новоевропейского государства. Вот русские примеры
ЧКГБ было и остается и карательным, и мифотворческим органом. Оно измышляло и изготовляло извергов, супостатов, демонов, которых и карало.
Армия – механизм инициации, нивелировки личности, принудительного труда. Сейчас это призывная часть армии. Но и контрактную, ведущую гибридную войну, армией называть трудно. «Вежливые люди» воюют без документов и знаков различия, а попадая в плен, оказываются отставниками. А те, кто носит ордена и погоны, воюют за несменяемость и прочность власти людей, приватизировавших государство.
Образование призвано не допустить появления образованных людей. Такова была и ликвидация безграмотности в условиях тотальной цензуры. Все большее значение приобретает социально-селективная функция образования, доступность которого варьируется в зависимости от социального происхождения обучающихся.
Здравоохранение всегда готово избавить общество от неперспективных групп, к чему сейчас дело и идет. Детально проработанный и пока отложенный законопроект об эвтаназии был готов уже в 2007 году23. Проводится сознательная политика, направленная на сокращение численности населения, прежде всего, безнадежно больных и социально неперспективных групп. все перемены в здравоохранении – аналог нацистской программы эвтаназии, с той лишь разницей, что вымирание будет мучительным и за счет вымирающих.
Милиция-полиция и прочие правоохранители были и остаются в симбиозе с преступным миром.
Суды – тут и говорить нечего. Раньше для пополнения числа рабов. Сейчас для рейдерства и политического террора.
Пенитенциарная система – среда обитания, развития и пополнения преступного мира. Одна из госкорпораций сейчас и хозяйственный наркомат в прошлом.
Можно и дальше продолжать. Но главное сформулировано у Ханны Арендт: государство уничтожается тоталитаризмом как представитель интересов всех социальных групп. Это очень важно – всех.
И происходит это на основе консенсуса, добавлю я. Консенсус этот подводит к выводу, что сводить тоталитаризм к одному разрушению никак нельзя. Разрушение – это зачистка стройплощадки. Далее строится новое. Не бескультурье, а иная культура, не безнравственность, а новая нравственность. Не бездуховность, а новая духовность.
