Сергей разулся в прихожей и прошёл к себе комнату. Он повалился на тахту и протянул руку к пульту. На экране высветились слова: «Новости региона». Появился диктор и начал говорить о недостатках на каком-то предприятии. Сергей зевнул, словно насытившейся добычей варан и, теряя нить путаных рассуждений, провалился в глубокий сон.
Проснулся он от сигналов телевизора: «Пи! Пи! Пи!». Сергей нажал кнопку выключения на пульте и вышел на балкон под безоблачное усыпанное звёздами благоухавшее свежим воздухом пространство. Под балконом рос старый высокий тополь, тут же зашелестевший под ветерком, как бы ведя сам с собою неторопливый разговор. Над деревом, словно лик бледного юноши проклюнулся молодой месяц. Небо, будто умытое, с хорошо видимыми многочисленными огоньками, хранило неведомую тайну: оно пугало бездонной глубиной, тревожило бесконечностью, и тут же манило к себе необъяснимой загадочностью.
«Вот оттуда, из глубины мирозданья и снисходит космическая энергия в виде обстоятельств, чтобы испытать души и помочь человеку найти себя», – философически размышлял Сергей. Просветлевший от общения с небесами, он глубоко вздохнул бродившего свежестью воздуха и вернулся к себе в комнату.
Ужинать не хотелось, Сергей разделся, укрылся тёплым одеялом и снова провалился в сон.
Новое утро пришло как всегда вовремя. Лучи солнца, наливаясь теплом, беззвучно упали из окна на ковёр и словно жёлтой расплющенной дробью рассыпались по постели.
Он открыл глаза и по привычке бросил взгляд на небольшой круглый будильник.
– Уже восемь?! – обращаясь к себе, требовательно сказал Сергей. Он бодро вскочил на ноги в очередной раз с истовым желанием начать новую жизнь, появлявшимся у него примерно один или два раза за полугодие. Желанием соблюдать твёрдый распорядок, умеренность в отношениях с людьми, – без грубости и вспыльчивости, даже по отношению к людям больными хронической подлостью. С желанием сочетать быстроту в поступках и холодный расчет. С идеей всевозможных добрых начинаний. Примерно уже предполагая по времени, насколько хватит его благородного порыва.
Из-под кровати он выкатил запылённые полуторакилограммовые гантели и, отпугивая люстру на потолке, принялся делать разминку.
Закончив непродолжительные занятия, Сергей прошёл в ванную и ополоснулся до пояса холодной водой. Получив заряд бодрости, поспешил на кухню, откуда уже слышался гром посуды и шёл запах готовившегося завтрака.
Едва переступив порог, он услышал строгий голос мамы:
– Ты, почему вчера не ужинал? Всё на газовой плите стоит не тронутое.
– Привет, ма! – уверенно проговорил Сергей. – Я вчера поздно вернулся, не до еды было. Спать хотелось.
Она недоверчиво покачала головой, прищурила глаза и взялась наставлять сына на одной ей известную истинную дорогу:
– Надо было всё одно горячего поесть. Всё ты всухомятку кое-как питаешься. Живёшь, как сосед. Я переживаю, волнуюсь. Хотела тебя разбудить, да жалко было.
– Ладно, мама я сделаю правильные выводы, – ответил Сергей, а она уже заговорила миролюбивым тоном:
– Садись, позавтракай. Да уж и поужинай заодно.
Пока Сергей продолжал день по установленному судьбой распорядку, Анастасия в перерыве между консультациями, стоя у окна второго этажа учебного корпуса, делилась с сокурсницей Валечкой впечатлениями о новом знакомстве: «Представляешь, встретила я в центральном парке Олега, своего друга детства, а он познакомил меня с очень интересным молодым человеком. Высокий такой, глаза большие, волнующие, можно сказать обволакивающие. Правильные черты лица и одет со вкусом: джинсы, кроссовки, батничек. Похоже, не из простых лягушек», – увлечённо рассказывала Настя.
– Это ты можешь ошибаться, по внешнему виду сразу не определишь. Любой козёл может вырядиться как Ален Делон, – со знанием дела отвечала сокурсница. – Что, красавчик? – поинтересовалась она.
– Да, нет, – Настя задумалась. – Я бы не сказала, но довольно симпатичный.
– Это хорошо. Красавчики они строят из себя невесть что.
– Я взяла у него номер телефона.
– Сама?
– Да нет, Олег так всё устроил.
– И что же? Будешь звонить?
– А что в этом такого? – пожала плечами Анастасия.
– Девушка – и сама будешь звонить? – удивленно подняла глаза к потолку сокурсница и, с лёгкой иронией произнесла. – А ну да, тебе же замуж пора выходить…
– Да разве только из-за этого. Ты что же думаешь, если ты замужем за своим Виталиком то и все рвутся, – обиженно и даже резковато ответила Настя.
– Но ведь тебе уже…? – остановила на ней вопросительный взгляд студентка.
– Мне двадцать два. И что с того? – отозвалась она.
– Ничего, такого, – поджала в свою очередь губы собеседница, и как бы невзначай тихо проговорила: «Я думала тебе куда больше».
Настю возмутило последнее замечание, будто тупым ножом полоснувшее по нежному девическому самолюбию, но она нашла в себе силы в ответ промолчать.
На этом начавшийся обмен мнениями между несостоявшимися подругами закончился. Девушки разошлись так и не испытав всей прелести женской дружбы.
Когда Настя рассказала Валентине Прокофьевне о знакомстве с молодым человеком, та тут же засыпала её вопросами:
– Одет как? Ты обратила внимание? Может гол, как сокол?
– Да ты что, мама. У Олега таких друзей быть не может. Одет хорошо.
– По разговору определила: что из себя представляет? Не проходимец ли?
– Да нормальный парень, скромный такой. Держится с достоинством. Кажется, на год или может на два постарше меня.
– Агроном у тебя был старше на восемь лет. Толку-то, до сих пор носу не кажить, – сказала, как отрезала Валентина Прокофьевна.
– Мама, это всё в прошлом, – посерьёзнела Настя. – Так сложились обстоятельства: он здесь не причём.
– О, это… как жа… Интересно, а кто причём?! – возмутилась мать.
– Тема закрыта, – строго и даже как-то отчуждённо, ответила Анастасия. Стало заметно, что выражение её лица изменилось, словно нахмурившийся денёк, когда из-за спрятавшегося за тучу солнца, на людей вдруг повеяло холодком. Она ушла в себя, отгораживаясь от внешнего мира, будто черепашьим непробиваемым панцирем.
Заметив перемену в настроении Насти, Валентина Прокофьевна уже совсем тихо попросила. – Ну, хоть этому позвони. О будущем надо начать беспокоиться. Пусть будет, хотя плохонький плетень, а всё за ним потише. Я-то вот разошлась, а теперь жалею. Всё за него переживаю и за твоё будущее беспокоюсь.
– А я что, не беспокоюсь?
– Что-то незаметно, – снова воспрянула духом Валентина Прокофьевна.
– Да разве от меня что-нибудь зависит?
– Зависит и от тебя. Под лежачий камень вода не текёт. Они мужики-то, как телки: надо токо веревку накинуть, а уж потом в стойло его, в стойло, – она сделала характерное движение руками, показывая, как с усилием тянет на себя веревку.
Они одновременно рассмеялись.
Настя сквозь смех сказала:
– Какого заведёшь в стойло, потом сама не обрадуешься. Вот нашего папку возьми….
Мать рассудительно заметила:
– И это бывает. С одной стороны мне его жалко, а с другой бывало как напьёться, да давай куролесить. Ой, не приведи …те… Господи… – она перекрестилась. – О твоём отце вообще отдельный разговор. На него где сядешь, там и слезешь. На вино и на баб был слабый. Сам бывалочи говорил: «С утра выпил и весь день свободен». А сейчас-то стал: без слёз не взглянешь – без смеха не отойдёшь. Нам такой муженёк не нужон.
– Подкаблучник попадётся – лучше что ли?
– Тожа не дело, – Валентина Прокофьевна тяжело вздохнула. – Что и говорить: жизнь прожить – не поле перейти.
Воскресным утром Настя решила позвонить Сергею. Она ни словечком не обмолвилась о латыни. Спросила как у него дела, посетовала, что одной ей скучно, что делать сегодня совсем нечего….
После небольшой паузы он сам предложил:
– Настя, а может быть, встретимся? – как ей показалось, вопрос прозвучал уж чересчур робко, по-детски. Дальше он принялся зачем-то оправдываться. – Я вам заодно объясню насчет моих якобы больших познаний в области латинского языка и литературы.
Его прямые и откровенные слова заронили сомнение не столько в его решительности, сколько в умении утверждаться, способности в будущем отвечать не только за себя, но и за неё тоже. Очень уж он о себе рассуждал откровенно. Будучи таким откровенным много ли добьешься в жизни? Хотя, конечно, она и сама совсем недавно была как раскрытая книга. Но когда это было?
Артподготовку к предстоящему свиданию Настя развернула с пяти вечера. Тщательно выгладила каждую складочку на платье, протёрла туфли, приготовила новые колготки. Вымыла голову, просушила феном волосы и занялась прической.
Как новогодняя ёлочка, нарядная и блестящая она стала перед зеркалом в открытой створке шифоньера и начала поворачиваться из стороны в сторону, доводя незначительными штрихами свой вид до совершенства.
