— Так ты что, тоже со Стивом?
Я смаковал эту чудесную картину! Так пылает багрянцем августовский закат, как загорелись пухлые щечки блондиночки.
— Да, — подтвердила она честно и затараторила: — Это было до тебя, задолго, мы и с тобой еще не были знакомы! Прости, если я сделала тебе больно! Но ты же помнишь, что познакомилась со Стивом у меня на Хеллоуин!.. А я в ту ночь Жорика цапанула!
Было очень занятно видеть, как у рыжей сжались кулаки, как набухли венки на внешней стороне рук.
Бабья драка — самая жестокая и беспощадная драка в природе! Неважно — блондинки, брюнетки, рыжие, все они готовы сражаться до смерти! Это вам не бои без правил, где все-таки есть суд. Если рядом не окажется мужика, который за волосья оттащит, то большой шанс смертоубийства.
Пауза. Секунд тридцать, наверное.
— Это я заставила Жорика стерилизоваться! — сообщила рыжая, не разжимая кулаков.
— Ага, — почему-то обрадовалась блондиночка, наверное, смене темы. — Ага.
Ну, великолепная дура!
— Не хватало еще от старого торгаша залететь!
— Вот-вот!
— Ишь, разбросался своим семенем, как будто шейх арабский!
Блондиночка продолжала кивать головкой, но теперь и в ее восточных глазах народились стразы. Потихонечку доезжала.
— Хочешь яду? — предложила рыжая, потихоньку расслабляясь.
— Нет.
— Один-один?
— Согласна, — прошептала под перестук колес молодая женщина.
— Без обид?
— Без обид…
Драки не будет, понял я. А потом они долго молчали.
Поздняя электричка принялась тормозить, а машинист возвестил название станции.
— Окружная, — пробасил.
Они еще помолчали под скрип вагона, поезд уже приближался к Москве, и вдруг они почти одновременно заговорили. О чем-то незначащем! Как они устроились в элитный пансионат сменными горничными, два года назад одна из Ижевска, другая из Иваново приехали, а теперь сами в этом пансионате уик-энд провели. Просто у рыжей тачка сломалась, вот они на электричке и решили, молодость вспомнить. Хотя чего вспоминать про молодость, когда она только начинается, им по двадцать, и попки хоть куда, в стрингах не стыд показаться на пляже в Эмиратах, куда подруги собираются на следующей неделе.
— Убью я все-таки Стива! — подытожила рыжая.
— А я подожду, когда Жорик сам… — вторила блондиночка.
— Все мужики скоты!
— Согласна!
Сейчас договорятся на станции из горла «Мартини». Как же без «Мартини»?!
Поезд тормозил в самом сердце Москвы.
— Давай «Бьянку»?
— Давай…
Они были счастливы, сами не зная причины своего счастья. В данный момент им было плевать на Жориков и Стивов, их объединяла молодость, в которой не должно случаться драм, а если и случаются они — таковыми не воспринимаются!..
Вышли на перрон — беленькая и рыжая. Улыбались друг другу и всему миру…
А мне некуда было спешить, я был вольной птицей и, пригревшись на скамейке, ожидал обратного хода электрички, чтобы в полном одиночестве вздремнуть.
Но здесь появилась она…
Грациозная, беленькая, с рыжей грудкой. Она мягко ступала по полу изящными лапами и смотрела на меня сквозь ночь восточными глазами.
Все-таки она успела на поезд, оторвавшись от этих грязных, развратных кошаков! — возликовал я.
Кусали позвоночник блохи, но я не обращал внимания на малый дискомфорт, спрыгнул с лавки, выгнул спину, так что искры полетели в ночь салютом, затем мяукнул истошно-призывно, как только умею делать один я. Она подняла хвост трубой…
Мне предстояла полная наслаждений ночь, и я не собирался терять ни минуты.
Потеря темпаОна пришла ко мне в кабинет и сообщила:
— У меня в животе бабочки!..
А я как раз сидел за компьютером и сводил какие-то бухгалтерские отчеты, просматривал графики, одновременно изучая котировки валют на Forex. Не отрываясь от экрана, спросил:
— Что, дорогая?
— У меня бабочки в животе…
Я вздрогнул.
— Ты беременна?
— Нет! — почему-то рассердилась она. — Бабочки…
Ее состояние вдруг изменилось, из глаз потекли крупные слезы.
Я встал из-за стола, обнял ее и пожалел.
— Хорошо-хорошо, — успокаивал, целуя ее в трепыхающийся височек. — Ты знаешь, у меня тоже иногда всякая живность экзотическая заводится. Сейчас у меня внутри зеленая игуана. Ха-ха!
— Ага, — всхлипнула…
Через год она вошла ко мне в кабинет и сказала:
— Твоя игуана съела моих бабочек!
На следующий день домработница собрала ее вещи, и она опять исчезла во Вселенной навсегда.
Полет— Ты чего, как лягушка, дергаешься?.. Мы же не плывем и ты не в бассейне! Мы летим!
Она раздражена, ее вытащили из теплой постели. Она делает вид, что не слышит меня, и по-прежнему летит брасом.
— Ты старайся, как птица! — Я показываю, как в моем понимании летают птицы, машу руками, как лебедь крыльями.
Скосившись, она фыркает, маскируя смешное под презрительное.
— Я очень хочу спать! — говорит басом. Когда она недовольна, то всегда басит. — Мне снилась художественная гимнастика! Нельзя насильно!.. И ты ведь знаешь, что, когда я не высыпаюсь, я не человек! — летит по-прежнему, как лягушка.
Подлетаю вплотную, беру за руку и тащу вверх в самую синь.
— Не дергай меня! — капризничает. — Хотя бы кофе попили!
— Мы же летим! — оправдываюсь я. — Разве ты летала до этого?
— Нет, — вспоминает она. — Но на сытый желудок и полет проходит лучше! Я вообще всегда злюсь, когда голодная!
— Смотри! — указываю я вниз. — Там, внизу, твоя машина! Видишь?
Она смотрит.
— Ну, вижу.
— Какой она кажется маленькой сверху!
— Она и так маленькая. Даже когда не сверху!
— Господи, ну почему ты такая?!
— Какая?
Она готова к дальнейшей конфронтации.
— Ты посмотри, какое чудесное небо, солнечная погода! И мы, мы — летим!!!
— Единственное, что в этом дне необычно, — соглашается она. — Необычно то, что мы летим!
— Слава Богу, ты заметила!
— Я идеально завершила выступление с лентой! Мне уже должны были выставить оценки!
— Родная!..
— Да?
Я не знал, что сказать…
Мы молча летели куда-то на восток.
Через десять минут она объявила, что хочет писать.
— Пописай мне в карман, — предложил. Фыркнула. Потихоньку настроение у нее улучшалось, и я заактивничал.
— Хочешь, хочешь, мы, как Икар, полетим к солнцу!!!
— Икар плохо кончил!
— Ну, пожалуйста!
— Ладно…
Она начинает лететь как полагается, грациозно машет руками, недаром занималась художественной гимнастикой в детстве. Мы похожи на пару птиц. На семейную пару птиц, летящих куда-то.
— Как ты ко мне относишься? — спрашиваю.
— Положительно, — отвечает. Теперь ее глаза широко открыты, и сливаются они своей синевой с небом.
— Положительно — это хорошо! А точнее?
— Ну… Очень положительно!
Я подлетаю совсем вплотную. Прядь ее волос касается моего лица, щекочет ноздри, как солнце.
— Ты меня любишь?
— Люблю, — отвечает. — А ты меня?
— А я тебя люблю безумно! Больше всего на свете!
В моей груди сейчас восторг. Оттого, что мы летим, оттого что она любит меня, а я ее.
— Давай займемся любовью! — предлагаю.
— Где? — спрашивает удивленно.
— Здесь, — отвечаю. — В небесах!
— С ума сошел! Как ты себе это представляешь?
— Очень просто! Вон, на том облаке! Смотри, какое оно кудрявое, зароемся в его пуху!
— Нет, ты ненормальный! Здесь же улица, нас могут увидеть!
— Здесь не улица — здесь небо!!! Улавливаешь разницу?
— Вон самолет летит! Они нас будут рассматривать, как приматов в зоопарке!
— Самолет уже улетел! — настаиваю я.
— Кто-нибудь снизу увидит нас в подзорную трубу! Вуайярист!
— Мама, дорогая!!! — кричу я. — Мерзкая лягушка!
— Икар недоделанный!
— Ты меня любишь? — ору.
— Сейчас уже не знаю. Не кричи!
— О Господи, за что ты послал мне эту женщину!!! А-а-а!!!
— Затем… — попыталась она ответить, но я уже отключил ее способность летать. Лягушкам место в болоте!..
Она летела спиной к земле, широко открыв синие удивленные глаза.
Она проснулась в два часа дня.
— Хочу писать, — сказала и поторопилась в ванную.
Потом мы сидели и завтракали. Вернее, она завтракала, а я обедал.
— Я люблю тебя, — сказала, делая большой глоток из чашки с пахучим кофе.
— И я тебя.
— Знаешь, что мне снилось? — спросила.
— Художественная гимнастика.
— Нет, — она взмахнула головой, и запах ее волос смешался с кофе. — Мне снилось, что мы с тобою летали.
— Да?
— Да… — отломила кусочек сыра. — Жалко, что ты не умеешь летать!
День пятый
