месяцев с посторонним мужиком. Спустя полгода мама попросила папу, чтобы он попросил дедушку уехать. Он обиделся. Потом на семейном празднике, куда пригласили бабушку с дедушой, бабушка Пчёлка сказала: “Ну, Ангелина же поможет нам получить квартиру”. Мама была очень зла. Её терпение подходилао к концу. Да, она помогала своим родителям переехать – с документами, с организацией… Но это трудно и требует много работы, почему бабушка говорит об этом вот так? Как будто это само собой разумеется, и еще с пренебрежением?
В общем, скверные отношения были у бабушки с мамой. И, когда папа с мамой развелся, она попросила его не возить нас, своих детей, к его родителям. Потому что ей было от этого плохо. Не правильно? Я не знаю. Я устала судить. Но он перестал нас возить. И вот, 6 лет спустя, он нас в этом осуждал. Хотя они сами не писали и не звонили. Да, у них было оправдание, что они боялись наткнутсься на Маму, хотя, в принципе, какая разница? Но сейчас-то уже не было никаких причин, а они по-прежнему не звонили…
– Ну не знаю… Я бы на твоем месте попросила его уехать, – сказала Женя. – Такое про Маму сказать… прям в ее доме, – было слышно, что Женя сдерживает слезы так, чтобы я не услышала.
– Тогда я останусь одна…
– Тебе решать. По-любому. Тогда скажи ему, чтоб прекратил эти разговоры.
– Тогда он будет ходить за мной по квартире со словами: “С тобой не обо всем можно поговорить. Ты что, еще не выросла. Искренность – в порядке нормальных человеческих отношений”…
– Я не знаю, что делать. Не знаю. Держись там.
Я хотела еще продолжить, сказать ей, что мне нужна ее помощь в этом, попросить, чтоб возвращалась, хотя бы спросить, когда она собирается возвращаться… Но я не сказала этого.
– Буду. Ты тоже держись. Целую.
– Целую.
Я ходила по улицам, а везде были рекламы “Родители, детям без вас одиноко”. Они призывали пары брать детей из детдомов. Я каждый раз заливалась слезами, когда видела эту рекламу…
Я никуда не ходила. Что я делала? Не знаю. Вечером пришел папа и принес еду. Пока я готовила полуфабрикатные пельмени, папа говорил:
– Это мамин грех и вы должны замолить его.
– Пап, у Мамы с бабушкой были какие-то терки. – Мне совсем не хотелось говорить об этом, но куда деться. Я старалась объяснить ему: – В чем заключались эти терки, я не знаю. Я слышала несколько эпизодов, но все из уст Мамы, а ты же знаешь, нельзя в ссоре доверять только одному источнику… И, в общем, бабушка с мамой эту проблему не решили…
– Какую проблему?
– Их ссору.
– Да не было никаких ссор, не было никаких проблем!
– Так почему же Мама запретила нам с ними общаться?
– Потому что ваша мама была неуравновешенной! Она не имела никакого права это делать! Это грех и его надо замолить!
– Не надо так о Маме.
– Да пойди кого-нибудь третьего спроси, хоть тетю Таню! Спроси кого-нибудь взрослого, что он об этом думает! Хоть в церковь сходи!
– Хорошо, схожу. А сейчас давай есть.
Я была за честный разговор, без низких приемов и отказов что-либо объяснять. Меньше всего мне хотелось конфликтов, обсуждений на повышенных тонах, тем более с папой, с ПАПОЙ! Как же паршиво было…
Тем не менее я пошла в церковь и спросила у батюшки Александра, все как есть, без утайки: так и так, родители развелись, Мама запретила общаться. Что скажете?
– Ну так начни общаться с ними, – ответил он.
– Я… Они за эти пять лет ни разу не позвонили. И когда Мама умерла, не позвонили, и позже…
Батюшка Александр подумал и ответил:
– Если ветвь дерева отсыхает, ее обрезают.
Я поначалу успокоилась, закончила исповедь и ушла. А потом только подумала, что это высказывание можно трактовать в обе стороны: бабушка с дедушкой – засохшая ветка, которая не нужна молодому дереву, оно будет расти и без них, и мы с Женей – новая ветвь, которая отсохла, и поэтому ее срезали с фамильного древа…
Я пересказала папе только сам ответ священника. Он тоже задумался.
Но не останавливался.
После уезда Жени, пока мы курили на лестничной клетке, я сказала папе, что не хочу говорить о маме. На что он мне ответил, что “Я не хочу говорить об этом” – неправильная неискренняя позиция, которая ведет к отчуждению, вообще отсутствию разговоров и разрушению близости. Поэтому приходилось с ним говорить. Почти каждый день. Он выматывал меня.
Каждый вечер – я была дома, он приходил с работы. Пока я готовила и мы ели, пока потом сидели – он говорил и говорил:
– Вы должны начать общаться с бабушкой и дедушкой.
– Слушай, пап! – не знаю, откуда у меня брались силы. Мне внутри так было далеко и одновременно так больно – Они сами нам пять лет не звонили.
– Они боялись напороться на Маму!
– И что? Это повод? А когда у нас появились сотовые телефоны?
– Они не умеют пользоваться сотовыми телефонами.
– А я тут причем? Они и после… так и не позвонили – сказать, что сочувствуют, выразить свою скорбь.
Иногда срабатывало. И папа переводил тему. Рассказывал мне о книжке, которую прочитал, рассказывал свои идеи… Иногда не получалось, и он снова начинал про бабушку с дедушкой:
– Вам бабушка ничего плохого не сделала.
– Знаю. Я и не говорю, что сделала.
Бабушку с дедушкой представляла бабушка. Она была сильнее дедушки. Папа словно прочел как-то эти мои мысли и сказал:
– Не надо думать, что дедушка не думает так же. Просто его папа… – он задумался, говорить мне это или нет, – очень сильно кричал на его маму, и он дал себе слово, что никогда не будет кричать на женщину. Оттого он кажется мягким, но это не так.
– Хорошо, – мне было все равно, кем кажется дедушка, а кем является. Я не собиралась общаться с ними.
– Ты должна позвонить бабушке и вы должны снова начать общаться.
– Слушай, ей самой-то это нужно? Мне кажется, нет. Она ни разу не позвонила, ни разу.
– Она боялась натолкнуться на маму.
– А я тут причем?
И так, пока мы не ложились спать. А на следующий день сначала:
– Почему вы не общаетесь с бабушкой и дедушкой?
– Нам Мама запретила.
– А у меня всегда было свое мнение. Я вырос на улице, и никто мне дерьма в уши не лил. И если бы мне запретили общаться с бабушкой, я бы плюнул на этот запрет!
– Я тебя понимаю.
– А у тебя… есть своя голова на плечах?
– Есть.
– Я вижу, что нет.
– Не надо так.
– Иначе бы ты общалась с бабушкой.
– А, может, бабушка, сама может решать за себя, хочет она общаться с внуками или нет. С ее стороны что-то желания не видно было.
– Я же говорю, – ответил папа, – она боялась натолкнуться на маму…
– И
