лучшем случае дня через три.
В один день приехала Женя. С рюкзаком. Она сказала, что заболела и вызвала врача. Она вызвала врача и начала убирать квартиру.
– Ты же болеешь!
– Но ведь врач же придет!
– А ты надолго?
– Пока не знаю… что врач скажет… думаю, для начала, денька на два, на три… может, на неделю…
Я внутренне улыбнулась.
– А у тебя есть, что поесть? – спросила она.
– Сейчас пойду куплю, – ответила я.
И купила, помимо еды, новое постельное белье нужного размера. А то Жене всегда приходилось пользоваться на своей полуторной кровати либо тем, что меньше, либо тем, что больше.
Я подумала, как же мы не любили все себя. Никто о себе не заботился. До этого момента у Жени не было нормального белья, хотя новая кровать большого размера под ее рост стояла с мая.
Красивое, нежное, зеленое белье. Ей понравилось.
Напротив моего дома сносили тортовальню, фабрику, которая пекла торты и пирожные. Мы с Антоном договорились слазить туда на прощание как раз, когда Женя приехала.
Весь мир рушился. Мама… Фабрика, которая украшала мое детство – сносили… Срубили дерево, которое я Белке назвала Мамой… Мир вокруг отвечал миру внутри меня разрушением на разрушение.
Жене поставили диагноз бронхит, и она осталась жить или ночевать со мной. Я делала ей чай и покормила ее. Она отдыхала на кровати, и ей больше ничего не было нужно.
На следующий день я поехала к бабушке. Я, как и раньше, навещала ее пару раз в неделю. Я бы оставалась дома, и сидела, и сидела, и сидела, но бабушке тоже нужно было общество и внимание, и я выходила на улицу, и мне нужно было ее общество, ее тепло и ее внимание.
Бабушке было очень очень очень плохо, но она тоже другим это не показывала. Мы все как будто договорились играть в игру “Ничего не произошло” или “Мир разрушился, но совместными усилиями мы создадим видимость, что он такой же, как был”. Иногда у бабушки в глазах стояли слезы. Тогда я подходила, обнимала ее, целовала и говорила: “Бааабушка…”. Она утирала слезы и целовала меня в ответ.
– И почему я к ней не поехала… – говорила она.
– Ты была больна.
– Знать бы… Почему же никто не сказал? Если б я знала, что это последний раз, когда могу повидать ее…
– Но ты же собиралась. Мы тебя ждали. Было бы гораздо хуже, если бы и тебе тоже стало плохо и ты слегла. – Я подбирала слова с умом. Я сама не знала, что ей ответить. Что тут ответишь? И все же я уверена, что отвечать было нужно. Женя думала, что нужно просто помолчать, когда бабушка говорила об этом. Я не согласна с Женей – бабушке нужен был ответ. Или оправдание – что-то, за что она могла зацепиться. Я бы не хотела быть на ее месте. Я-то хоть была с Мамой, бабушка – нет.
– Да, но я бы поехала и больная… – ответила бабушка.
– И что бы было? А вдруг ты бы тяжело заболела из-за всего этого? Еще этого не хватало.
И, знаешь, Маме бы было трудно – она даже от тети Оли и тети Тани закрылась и делала вид, что все хорошо. – Я вспомнила Маму, в своей комнате. С еще включенным телевизором. Еще способную сидеть. Еще совсем живую. Она разговаривала с тетей Таней и с тетей Олей. Я отогнала от себя эти мысли, чтобы не расплакаться при бабушке. – Представляешь, как ей было бы плохо, если бы ты увидела ее в этом состоянии?..
– Но я же Мать…
– Не переживай, не переживай, бабушка. Значит, так нужно. – сказала я то, что мне самой было неубедительным.
– Кто бы знал… Кто бы знал.. Моя Леночка…
Еще бабушка рассказала, что тетя Оля приезжала, чтобы ухаживать за Мамой. И еще она сказала, что Мама накануне позвонила бабушке и сказала, что они вместе поедут навестить дедушку, Маминого папу, бабушкиного мужа. Хотя бабушка понимала, что куда ж она в таком состоянии. Так она и сказала.
Зазвонил телефон. Это была Женя.
– Ты еще у бабушки?
– Да.
– Передавай ей привет. А тебя дома сюрприз ждет!
– Серьезно?
– Ага.
– Лечу домой! Уже интересно! А что это?
– Придешь домой – узнаешь.
– Ну хоть намекни…
– Тогда какой же это сюрприз? Но ты все равно не догадаешься.
– Лечу-лечу… А меня дома сюрприз ждет, – сказала я уже бабушке.
– Да ты что! – порадовалась она, поставив точку в нашем предыдущем разговоре.
Когда я шла домой, самое большое, что рисовало мне воображение, было жареной картошкой. Женя не могла никуда выходить, она же болеет – значит – она сделала что-то дома. Я представляла себе жареную картошку, пока шла домой.
Ну, где сюрприз? – спросила я, входя.
Женя сделала движение фокусника и показала за дверь.
Там стоял папа.
Я не поверила своим глазам. Папа! Мой папа! Дома! Сейчас, когда он нам так нужен! Папа! Я подошла и обняла его, и поцеловала. Я вернулась домой…
Мы прошли на кухню и устроились, как смогли. Папа сказал:
– Я ушел от Инессы. Я поживу тут с вами некоторое время?..
– Конечно! А почему ушел?
– Видите ли, она немного… истеричка. Плюс она иногда выпивает, и тогда становится неуправляемой, она себя не контролирует, выкидывает вещи, орет…
Мы говорили о разном. Я смотрела на папу и радовалась. Конечно, хорошо бы, если бы папа вернулся к Маме… Я подавила слезы внутри… Но сейчас он был здесь, с нами…Это было успокоение.
– Вы так ничего и не говорили, никто и не знает, как все произошло, как мама болела, давно, как она умирала… – он сделал паузу. Видимо для того, чтобы мы рассказали. Мы промолчали, смотря прямо на него, и папа по очереди встретился с нами глазами.
Папы не было тогда рядом. И он не интересовался. … Хотя он не знал. Никто не знал, кроме нас двоих и Коли. Тут их не за что винить. Переживаемое тут на квартире связало нас.
Папа продолжил:
– Видите ли, ваша мама… тоже не понимала. Я приходил домой усталый, с работы. Я зарабатывал деньги. Вы хоть знаете, что такое работать на дядю? Вот Женя знает, и так всю жизнь каждый день. И, приходя домой, хочется тепла, уюта, спокойствия. Ваша же Мама вечно доставала меня своими ссорами! – он все больше заводился, мы с Жесей обменялись взглядами. – И говорила плохое про моих родителей – будто бы моя мама хотела нас развести и влияла на меня, и, видите ли я – я – зависел от мнения своих друзей, и, когда они начали разводиться, тоже развелся.
Мы слушали молча, немного потрясенные, не пытаясь ничего вставить.
– Да в жопу такую женщину, которая думает, что ее мужчина не способен самостоятельно думать!
– Не надо так о Маме, – резко сказала Женя.
– Да ваша Мама дура!
Мы с Женей переглянулись.
– Не надо так, пап! – сказала
