в ладони. Она выглядит опустошённой, маленькой и беззащитной, как будто с неё заживо содрали кожу.
ЛЕСЯ. Мне вот с детства говорили… Не кричи. Будь спокойнее. Никому нет дела до твоих эмоций. Это выводит из себя. Если будешь, не стесняясь, показывать, что чувствуешь, люди будут от тебя отворачиваться. И… я действительно приняла все эти слова за чистую правду. Я стёрла своё чёрно-белое мышление, размазала его по полутонам. И что получила? Неопределённость. Люди всё так же уходят, бросают меня, а у меня нет даже самой себя в поддержку. Я ненавижу быть одна, не выношу тишины в своём доме! Но сейчас вот дома вы все, и это здорово, однако… внутри глухая тишина, которую я ничем заполнить не могу.
ЛЁНЯ. Леся, корень всех твоих проблем – страх чувств. Ты сама уничтожаешь их ещё на стадии зарождения… А потом жалуешься, что их нет. Какая тебе разница, что говорят случайные прохожие? Близкие люди – например, мы – никогда от тебя не отвернутся. Через сто тысяч масок мы видим тебя настоящую – будь в этом уверена – и можем прочитать каждую твою слезинку или мимолётную улыбку. Потому что ты ценна нам как личность, Лесь. Личность – а не идеальная картинка без единой погрешности.
ЛЕСЯ. Мне хочется в это верить… Но мысль закрадывается, что я никогда не смогу дать вам того же количества душевного тепла, что вы дарите мне изо дня в день.
ЛЁНЯ. Ты даёшь. Говорю же, мы всё видим и всё ощущаем, словно подсознанием.
ЕГОР. Соглашусь. Вспомни, пожалуйста, хотя бы тот случай, когда мне было грустно, и ты каким-то немыслимым образом почувствовала мою грусть, написала мне, а потом вовсе приехала, просто чтобы привезти шаурмы. И это всё, прошу заметить, происходило в два часа ночи!
ЛЕСЯ (улыбается со слезами). Ну да… Я тогда, кстати, по всему району круглосуточную искала. Даже поругалась с поваром, когда тот не хотел искать новый острый соус взамен закончившемуся. А что мне оставалось делать, если ты любишь острое?
ЕГОР. А я о чём? И этот человек тут полчаса уже распинается, что не умеет чувствовать?
ЛЕСЯ. Да… Есть такое, конечно. Это, пожалуй, и есть та самая «я настоящая». Мне позвонишь ночью – я приду, чтобы обнять тебя и подарить ощущение безопасности. Будешь топить печаль в алкоголе – да я выпью его весь или вылью в раковину, лишь бы тебе меньше досталось. Я не могу молча смотреть на то, как другим плохо, даже если мне ещё хуже… Я отрезала себе путь к эмпатии, так как ощущаю чужую боль как свою собственную… а то и сильнее. Чувство одиночества для меня непереносимо – потому я сделаю все, только бы дорогие мне люди ни секунды им не мучались. Пусть моя пустота внутри будет хоть где-то полезной. Только вот проблема… это никому особенно не нужно.
ЕГОР. Да иди-ка ты с подобными утверждениями!
ЛЁНЯ. Да, Егор прав. Постыдилась бы хоть при нас такое говорить.
ЛЕСЯ. Простите меня… но я же не виновата. Разве у меня есть выбор?
ЛЁНЯ. Да что ты? Мы же не всерьёз.
ЕГОР. Конечно, мы всё понимаем. И у нас так же болит за тебя сердце, как и у тебя за нас.
ЛЕСЯ опускает голову, она снова начинает вздрагивать, но на этот раз позволяет ЛЁНЕ себя приобнять.
ЛЁНЯ. Слушай внимательно. Если это кому-то и не нужно, то он, возможно, ещё не понял этого до конца. Ты потрясающий человек, Леся – часто пренебрегаешь важными разговорами, но в остальном ты уже идеальна. Потому что это ты. Не костюм, в котором ты никогда не будешь счастлива, потому что это всего лишь костюм. Не идеализированный образ, а ты. Со всеми недостатками, твоими милыми веснушками, ссадинами на коленках, чёрными шуточками, заразительным, звонким смехом, криками и слезами. Мы принимаем тебя такой. И так будут делать все действительно близкие тебе люди, а остальные… да пошли они к чёрту – эти остальные.
ЛЕСЯ. Лёнь, почему ты вообще со мной общаешься? И ты, Егор. Почему вы ходите ко мне на квартирники?
ЛЁНЯ. Вот так вопросы на засыпку! Потому что мы любим тебя, дурёха. Любим как человека и верного друга – это главное.
ЕГОР. С тобой весело, комфортно. Я чувствую себя нужным, как будто здесь мой дом…
ЛЁНЯ. Да! Тут всегда тепло, светло, есть игры, еда и, главное, ты. А чего ещё не хватает?
ЕГОР. Надеюсь, достаточно исчерпывающий ответ на твой вопрос?
ЛЕСЯ (успокоившись). Да… Достаточно.
Её улыбка из широкой, фальшивой превратилась в кроткую и искреннюю.
ЛЕСЯ. Егор…
ЕГОР. Что?
ЛЕСЯ. Отдай мне свою сигарету. Ты её уже минут сорок без перерыва дымишь. Не думаю, что это хорошо для здоровья.
ЕГОР. Хитренькая какая! Так бы и сказала, что хочешь попробовать вкус «ледяное манго», нечего заботой о здоровье прикрываться.
ЛЕСЯ. Ну хорошо, ты меня раскусил. Дай, пожалуйста, попробовать своё манго. Интересно, что ты там с таким удовольствием весь вечер мусолишь.
ЕГОР. Что мне с тобой делать? Держи, пробуй.
Конец четвёртой сцены.
Свет гаснет на кухне и зажигается в зале.
Сцена пятая
Действующие лица: САБИНА, ЛЕСЯ, ВАСЯ, ЮННА
Тем временем в зале САБИНА, ЮННА и ВАСЯ уютно расположились на диване. ВАСЯ играет на гитаре и поёт, девочки слушают и иногда подпевают. ЛЕСЯ, ЕГОР и ЛЁНЯ всё ещё на кухне. Пицца закончилась, а на город опустилась ночь.
САБИНА (с сожалением). Эх, и где же моя пицца с ананасами?
ВАСЯ. Ясное дело, где. В Лесе. Мне ни кусочка, между прочим, не оставила.
ЮННА. Ребят, не злитесь. Давайте лучше порадуемся за неё, что она наконец-то поела – впервые, наверное, за три дня. Хоть бы и эту ужасную пиццу с ананасами.
САБИНА (ВАСЕ, удивлённо). А ты её разве любишь?
ВАСЯ. Кого? Лесю?
САБИНА. Пиццу с ананасами. Какая Леся? Все мы знаем, что твоё сердце занято…
ВАСЯ (перебивает). Я люблю пиццу с ананасами!
САБИНА. Так надо было сказать…
ВАСЯ. Так я уже понял.
Пауза, которую вскоре нарушает ВАСЯ.
ВАСЯ. И всё-таки…
САБИНА. Всё-таки что?
ВАСЯ. Всё-таки есть, что пожевать? Я проголодался тут с вами.
ЮННА. Всё-таки есть ещё кексы. Сейчас принесу.
ЮННА уходит на кухню за кексами.
САБИНА. Как-то всё прямо плывёт перед глазами…
ВАСЯ. Это тебя так с тройного коньяка развезло. Боюсь представить, сколько градусов было в этом адском коктейле.
САБИНА. Он был такой вкусный… Я и не заметила, как оп – и
