до дна. К тому же, я вообще почти не пью.
ВАСЯ. Осторожнее надо, ты чего.
САБИНА. Ладно, сейчас полежу немного, и полегче станет.
САБИНА ложится на диван и прикрывает глаза. Возвращается ЮННА, в руках у неё – наполовину опустевшее блюдо с кексами.
ЮННА. Вовремя я их стащила: ещё бы чуть-чуть – и нам бы и кексов не досталось. Ребята надымили, кстати – ужас. У них там в прямом смысле слова своя атмосфера: даже с другим газовым составом. А Сабина чего? Заснула?
ВАСЯ. Нет, просто отдыхает.
САБИНА. Я не сплю! Плоховато стало – вот и прилегла.
ЮННА (обеспокоенно). Может быть, тебе активированного угля дать? Или полисорб? Зачем ты Леськину жижу пила? Ладно мы – но ты-то пьёшь раз в никогда, тебе нельзя такое.
САБИНА. Я и не планировала много… Случайно получилось. Всё нормально, просто лежать хочется.
ЮННА. Ну смотри. Лежи тогда, не трогаю тебя.
ЮННА ставит блюдо с кексами на пол и садится с другой стороны дивана. ВАСЯ берёт себе один кекс и с аппетитом ест.
ВАСЯ (ЮННЕ). Вкуснятина! Спасибо тебе!
ЮННА. Нам! Это мы с Лесей старались.
ВАСЯ. Вам спасибо. Но ты – так вообще кулинар от бога, не устану это повторять.
ЮННА. Да ладно, велика ли наука? Смущаешь тут меня!
ВАСЯ. Не смущаю, а правду говорю.
САБИНА (приподнимается). И мне дайте, пожалуйста. Я тоже голодная.
ЮННА. Ой, а ты куда? Тебе же плохо.
САБИНА. Полежала с закрытыми глазами – и стало хорошо. Только кушать теперь хочется.
ЮННА (протягивает САБИНЕ кекс). Держи. Рада, что тебе полегало.
САБИНА (с наслаждением откусывает). М-м-м! С хрустящей корочкой!
ЮННА (бормочет). Кажется, горелый попался. Хочешь, поменяю на нормальный? Если они, конечно, остались.
САБИНА. Нет-нет! Не надо. Меня всё устраивает.
ЮННА. Да что с тобой не так?
Пауза. САБИНА хрустит горелым кексом, ВАСЯ свой кекс доел и теперь тихо играет на гитаре, ЮННА слушает.
САБИНА (задумчиво). В следующий раз буду ещё осмотрительнее, пожалуй… Не хочу, чтобы из-за Лесиных коктейлей у меня однажды развился алкоголизм.
ЮННА. С твоими темпами выпивания он не разовьётся никогда, можешь успокоиться.
САБИНА. Кто знает, кто знает… (Она говорит как будто про себя, нервно отряхивая крошки с кончиков пальцев на блюдо.) Я уже ни в чём не уверена, по правде говоря. Но буду стараться – а что мне ещё остаётся? Сначала один, потом два – и всё равно как огурчик, а потом… потом водка на кухне в четыре утра. И так каждый день. И так по кругу.
ЮННА. Вот об этом даже не смей думать! Подобная участь скорее Егора постигнет. Или Лесю. Или любого из нас, но тебя – в последнюю очередь. Ты же из нас самая ответственная, больше всех о своём здоровье заботишься.
ВАСЯ. Я так понимаю, я не в счёт?
ЮННА. Пока не в счёт.
ВАСЯ (продолжает играть). Понял. Принял. Уяснил.
САБИНА (жёстким тоном). Я вам дам – спиться они решили.
ЮННА. Ничего мы не решали! Я же всего-навсего пример привела…
САБИНА (меняется в лице). Да к чёрту такие примеры! Я не переживу… если ещё и вы… туда же.
ЮННА (обнимает её, нежно улыбаясь). Мы никогда не сопьёмся. Обещаю тебе.
В глазах САБИНЫ – старательно подавляемый ранее страх, теперь вырвавшийся на свободу. Плечи напряжены и приподняты, взгляд устремлён в пол, губы сжаты.
САБИНА. Наверное, года в три она бы мне тоже так сказала.
ЮННА. Кто – она?
САБИНА. Мама.
Неловкая пауза. ВАСЯ прекращает играть и смотрит на САБИНУ округлившимися глазами, не зная, что ответить. ЮННА сопит и пытается собраться с мыслями.
САБИНА. Мне тяжело верить подобным обещаниям… из-за неё. Потому что она предаёт их каждый день – только этим и занимается, с утра и до позднего вечера. Она не говорила об этой проблеме никогда на моей памяти, но дала мне слово в тот момент, когда я родилась. Каждый родитель, решившийся завести ребёнка, негласно даёт ему и самому себе слово вырастить достойного человека в достойной среде.
ЮННА (тихо, с потускневшим взглядом). Не могу сказать, что у тебя не получилось вырасти достойной.
САБИНА. А это уже исключительно моя заслуга! Моя… и папина. (Её голос срывается, она ненадолго замолкает.) Он был единственным адекватным человеком в этом дурдоме. Впрочем, и остаётся. Я чувствую его присутствие в своей квартире. И именно это ощущение даёт мне стимул продолжать жить, терпеть её попойки, придирки без причины, крики. Иногда мне кажется, что я и не человек вовсе, а механизм, из-за работы которого наш домашний очаг, если это можно так назвать, ещё не развалился.
ЮННА. Подожди… Разве твой папа?..
САБИНА. Нет, он не умер. И слава богу, иначе я бы уже, наверное, здесь не сидела. Просто мы слишком редко общаемся – он меня любит, безусловно, я это чувствую. Но мне мало, как, наверное, было бы мало любому ребёнку.
ВАСЯ. Я в шоке.
САБИНА (с вымученной улыбкой). Это нормально.
ВАСЯ. И ты столько молчала? Мы ведь и знать не знали, что у тебя в жизни творится!
САБИНА. А зачем делиться? Кому от этого станет легче? Я только всех нагружу своими проблемами, как будто ни у кого в придачу нет своих…
ЮННА. Тебе станет легче… Этого достаточно.
САБИНА. Нет. Недостаточно.
Пауза. В глазах САБИНЫ нет ни отблеска слёз – напротив, взгляд стальной, словно она неживая.
САБИНА. Юнна, вот ты завидуешь моему трудоголизму… а там ведь совершенно нечему завидовать. Ты, возможно, не в курсе, но я работаю отнюдь не ради денег. Точнее, деньги – это, безусловно, хорошо, однако… я пропадаю на работе, чтобы не появляться дома. Потому что у меня и дома в его привычном понимании нет. Есть эта квартира, где почти двадцать четыре часа в сутки существует мать. И ещё… я стараюсь из-за всех сил, трачу нервы и здоровье, только бы в будущем не жить так, как она. Притом нельзя сказать, что я её ненавижу – напротив, люблю, и это парадоксально. Но моим глубинным кошмаром было, есть и остаётся продолжение её судьбы… Вот та причина, по которой я почти не пью, а раньше и вовсе не пила. Я боюсь, что мой постоянный контроль над ситуацией однажды даст сбой, и я не смогу остановиться. И полечу в бездну.
ЮННА. Тебе срочно необходимо от неё съезжать!
САБИНА (с горькой усмешкой). Были бы деньги. Но вот подзаработаю, поднакоплю – и как только, так сразу.
ЮННА
