– Вы действительно хотите это знать? Помните, чем закончилось желание докопаться до правды для самой Виолы.
Она поправила волосы:
– Да, я хочу знать.
Леонид кивнул:
– Тогда, во-первых, вам придется быть со мной откровенной. В самоубийстве Вани Кашкина много вопросов.
Лена не удивилась:
– Задавайте.
– Сам способ. Вам он не кажется странным?
Она вздохнула:
– От подростков можно ожидать чего угодно.
– А свидетели? Неужели, кроме машиниста, никто ничего не видел?
– У нас маленький вокзал, – отозвалась Барышева. – Это не Москва. На перроне собирается толпа, когда ждут электричку. Она только что отошла. Та, по крыше которой он бежал, отправлялась через час. Стоянка поезда, раздавившего мальчика, – полторы минуты. Тот, кто собирался выходить в Мидасе, ничего не видел, потому что ребенок попал под локомотив. Желающих сесть на нашей станции не оказалось. Вот и получилось: мы имеем то, что имеем.
– А почему он не лег на рельсы, не кинулся под колеса, а прыгнул? Большая вероятность промахнуться.
Она отвернулась:
– Не знаю.
– А полиция? Что сказала она?
Барышева усмехнулась:
– Да они рады закрыть дело как можно скорее. Наши парни уцепились за фразу, сказанную Ваней бабушке: «Если он не оставит нашу семью, я покончу с собой». Остальное их уже не интересовало.
– А вы? Неужели вы не посетили Василису?
Лена покраснела:
– Конечно, посетила. Только мать пребывала в таком горе, что я сочла за лучшее появиться у нее позже.
– И появились?
– Да, но времени прошло слишком мало.
Сомов изучал Лену, и ее уклончивость ему не нравилась.
– А почему так поспешно скрылся Григорий? Не проверялась ли его причастность к делу?
Барышева начала раздражаться:
– Разумеется, проверялась, хотя он не имел к этому никакого отношения. Васин Григорий – обыкновенный альфонс и тунеядец, живущий за счет женщин. Пока семья Кашкиных кормила и поила его, он даже помогал им по хозяйству. С рождением больного ребенка многое изменилось.
– Но вы же сами пишете, что деньги у него водились. Откуда, спрашивается, если он не работал?
Журналистка взглянула на Сомова как на больного ребенка – с жалостью и раздражением:
– Собственно говоря, почему вы решили, что он нигде не работал? Другое дело, Кашкины и Клара Ивановна ничего об этом не знали. Григорий мог шабашничать, однако держать заработки, как и место работы, в полной тайне, ибо не хотел кормить семью.
– Ладно, – махнул рукой Леонид. – Его отыскали?
И опять безмятежный взгляд журналистки:
– Зачем?
– Странно, что у вас его личность не вызывает подозрений, – рассуждал оперативник. – Мужик появился ниоткуда и исчез в никуда.
– Почему ниоткуда? – удивилась Елена. – Он ведь учился со Степаном в одном военном училище.
Сомов сжал под столом кулаки. Елена либо специально разыгрывала из себя полную дуру, либо не лезла дальше отведенного для нее пространства. Тогда и в деле Виолы она не помощник. Спасибо, дала почитать свой материал. Правда, с ним еще работать и работать.
Оперативник бросил взгляд на часы и поспешил откланяться:
– Мне пора.
Она не стала его удерживать:
– У меня тоже много работы. Будут вопросы – звоните.
Леонид кивнул и стал пробираться к выходу. В Барышевой он разочаровался. Ее наивность чуть не довела его до бешенства. Однако, выйдя на воздух и сделав несколько шагов по направлению к морю, молодой человек расслабился и пришел к выводу: он не должен осуждать журналистку. Когда-то она влезла в страшное дело и чуть не погибла. Возможно, сейчас ее также предупреждали, и Елена не бежала впереди паровоза. Во всяком случае, она подсказала ему, где рыть дальше, и он продолжит раскопки без нее. Леонид сам найдет Василису и пообщается с несчастной матерью.
Капитан стал спускаться к пансионату. Только сейчас он вспомнил о том, что Рита ждала его на пляже, и прибавил шагу. Хотя это, наверное, было излишним. Девушка давно ушла домой. А он даже не позвонил ей!
* * *
Пропустив обед, оперативник сбежал к пляжу и с наслаждением погрузился в теплую воду. Не успел он отплыть от берега и десяти метров, как чьи-то сильные руки, обхватив его шею, потянули мужчину на дно. Сомов успел глотнуть воздуха, иначе обязательно бы захлебнулся. Соленая вода попала в нос, и он, оторвав от себя прицепившегося к нему человека, показался на поверхности, чихая и отплевываясь. Улыбающееся лицо Риты возникло как из подводного царства. Она громко хохотала, однако оперативнику было не до смеха:
– Идиотка! Ты могла меня утопить!
Она ничуть не смутилась:
– И утопила бы, если бы ты хоть чуточку зазевался. А правду говорят: полиция всегда начеку!
Ее голос дрогнул. Сомов понял: девушка обиделась. Он потянул ее за плечо:
– Ну, не злись. Извини, так получилось. Барышева дала мне уйму материала, в котором без нее мне было никак не разобраться. Пришлось второй раз тащиться в редакцию.
– Не ври! – выкрикнула Рита, но тут же взяла себя в руки и уже спокойно проговорила: – Вы мирно беседовали с ней в чебуречной.
– Пусть там, но мы говорили о деле.
Девушка поплыла к берегу. Она молчала, и это беспокоило Леонида больше всего:
– Ты, наверное, ждала меня на пляже?
– Я держу свои обещания.
Капитан перегнал ее:
– Как мне искупить свою вину? Кровью? Видишь ли, я могу тысячу раз попросить у тебя прощения, однако это не снимает с меня вины.
Девушка повернулась к нему и улыбнулась:
– Ты все мне расскажешь. А я уже решу: прощать тебя или не прощать. Действительно ли Барышева дала тебе такой интересный материал?
– Идет! – Он стукнул ладонью по воде, обдав ее миллионами брызг. – Где хочешь послушать – в гроте или на нашей скамейке в парке?
Она задумалась:
– Скорее в парке. Твой вид прямо кричит о том, что с сегодняшнего дня ты займешься расследованием, и сорваться со скамейки будет быстрее, чем добираться в поселок из грота.
* * *
Усевшись в тени дикого винограда, зеленые плоды которого напоминали по размеру крохотные бусинки, молодые люди принялись за дело. Леонид дал Рите материл, любезно предоставленный ему Леной Барышевой. Девушка внимательно изучила статьи, и ее гладкий лоб прочертили морщины.
– Вердикт – самоубийство, – изрекла она, возвращая ему листки. – Какое же из трех ты предпочтешь?
Он пожал плечами:
– Не знаю. Пока тружусь над разгадкой суицида Вани Кашкина.
Рита усмехнулась:
– Поверь психологу, здесь нет ничего удивительного. Когда матери вторично устраивают свою жизнь и рождается ребенок, дети от первого брака чувствуют себя ненужными.
Сомов покачал головой:
– Если ты внимательно читала статью, в ней ни слова не говорилось о ревности. Ваня невзлюбил отчима по неизвестным нам причинам. Кроме того, возникают другие вопросы. Что он делал на вокзале в такое позднее время? Почему бежал по крыше электрички? Почему оттуда бросился под поезд? Он ведь мог и промахнуться.
– Но не промахнулся, – вставила Рита.
– Свидетелей его гибели также не отыскали, – продолжал Леонид. – Мальчик мог убегать от кого-то по крыше, поскользнуться и упасть под колеса, его, в конце концов, могли толкнуть. Почему отчим сразу скрылся в неизвестном направлении? И вообще, откуда появился, на что существовал этот человек? Почему он казался Ване подозрительным?
Девушка задумалась:
– Слушай, а ты прав. Это логично.
– Вот почему я хочу навестить Василису Кашкину и побеседовать с ней. Знаешь такую?
Подруга вздохнула:
– Слегка полоумная тетя Вася. Ее знает весь поселок. После произошедших в ее семье событий она малость тронулась умом.
Оперативник поежился. Идти к умалишенной не очень хотелось.
– Но на вопросы она способна ответить?
– Разумеется.
– Тогда пошли.
Они уже поднялись со скамейки, когда у Леонида затренькал мобильный. На дисплее высветилось имя Елены.
– Слушаю вас, Лена.
Сомов заметил, как напряглась Рита. Черт возьми, а девочка ревнует. Ему было приятно. Приреченская Рита его отвергла, а русалка из Мидаса проводит с ним все свободное время. Он похлопал ее по плечу и повторил:
– Слушаю вас.
Барышева почти шептала:
– В моей статье ничего не говорилось о фотоаппарате, найденном возле тела мальчика. Мать и бабушка утверждали, что это его вещь, однако Григорий божился: он ни разу не видел у пасынка ничего подобного.
Сомов напрягся:
– А снимки? Их удалось сделать?
Лена замялась:
– Фотоаппарат попал в милицию и больше не всплывал. Когда я интересовалась им якобы для материала в газету, капитан Егоров сказал мне, что вещь не подлежала восстановлению. Это все, что я знаю.
– Спасибо, Лена.
Она задышала:
– А вы? Вы выяснили что-нибудь?
– К сожалению, еще не начал этим заниматься.
– Но вы помните наш уговор?
– Конечно. Если мне станет что-нибудь известно…
