Увидев до боли знакомое лицо капитана Ананасова, свидетельница прекратила вопить и радостно сообщила:
– Она здесь! На моих глазах скрылась за этой дверью!
– Кто? – недоуменно переспросил капитан.
– Профурсетка! – рапортовала Зинаида Антоновна. – Которая на лестнице!
– На какой лестнице? Какая профурсетка? Я же вас просил, свидетельница, не употреблять таких выражений! Которых в словаре нету!
Капитан Ананасов и вообще был тугодум, а в это время суток соображал особенно медленно.
– Ну, эта… женщина легкого поведения в норковой шубке с бельгийскими сапогами!
– Ах эта? То есть подозреваемая? Так чего же мы тут стоим, вместо того чтобы принимать меры по задержанию? – И он схватился за ручку двери.
– Питиримыч, ты куда? – Гудронов показал ему на украшавший эту дверь женский силуэт.
– Ах ты! – капитан Ананасов попятился и хлопнул себя по бокам. – Что же делать-то? Уйдет ведь!
– Да куда она уйдет? Куда денется?
– Что же нам – так и торчать здесь перед дверью? – застонал Ананасов. – Лучше уж решить этот вопрос раз и навсегда! Свидетельница, – он повернулся к Зинаиде Антоновне, – вы уверены, что подозреваемая скрылась именно за этой дверью?
– Уверена! – тетка почему-то перекрестилась.
– Ну так с богом! – И капитан Ананасов решительно распахнул злополучную дверь.
Через секунду он выкатился в коридор, прикрывая голову руками. За ним мчалась красная и злобная особа в бордовом брючном костюме, осыпая незадачливого капитана ударами увесистого кожаного портфеля и еще более увесистыми ругательствами.
– Извращенец! Урод! Дебил! Моральный разложенец! Кретин! Импотент!
Переведя дыхание, особа в бордовом еще раз приложила Ананасова портфелем, громко выкрикнула:
– Козел! Ты у меня это еще припомнишь! – и, печатая шаг, удалилась по коридору.
– Что же вы со мной сделали, свидетельница? – простонал капитан, повернувшись к растерянной пенсионерке: – Вы меня убили! Зарезали без ножа! Вы знаете, кто это такая?
– Кто? – испуганно переспросила Зинаида Антоновна.
– Федеральный судья Стукалина! Страшная женщина! Натуральный людоед! Она же меня теперь живьем съест, под соусом «Тысяча островов»!
***
В том помещении, куда попала Лола через заднюю стенку шкафа, перед треснутой раковиной стоял мрачного вида субъект лет сорока с помятым и изможденным лицом. Субъект наклонился над раковиной, сунул голову под струю воды, громко фыркнул, выпрямился и увидел Лолу.
– Э-э… девушка… а вы чего тут…
– Тс-с! – Лола прижала палец к губам, покосилась на дверь и вполголоса проговорила:
– Понимаете, очень понадобилось…
– А… ну тогда ладно! – и субъект сунул мокрую голову под струю горячего воздуха из электросушилки.
Лола юркнула в свободную кабинку и заперлась там.
Снаружи некоторое время раздавалось глухое бормотание и попеременные звуки льющейся воды и работающего вентилятора. Наконец хлопнула дверь, и все затихло.
Лола осторожно выглянула из кабинки, убедилась, что, кроме нее, в помещении никого нет, и тихонько прокралась к двери туалета. Немного приоткрыв ее, она выглянула в коридор и тотчас же скрылась обратно.
Злополучная бабка торчала на прежнем месте и зыркала во все стороны.
– Что же мне, весь день тут просидеть! – пробормотала Лола и подобралась к окну.
Окошко было до половины замазано белой масляной краской и заперто на самый обычный шпингалет. Правда, этот шпингалет, судя по всему, очень давно не открывали, и он здорово заржавел, так что Лоле пришлось помучиться несколько минут, прежде чем она с ним справилась и открыла окно.
До тротуара было очень далеко. Хотя окно находилось всего лишь на втором этаже, но спрыгнуть вниз Лола не решилась бы за все норковые шубки мира. Правда, совсем рядом росло большое раскидистое дерево, и одна ветка протянулась к самому окну, но Лола не была уверена, что эта ветка ее выдержит.
За дверью послышались приближающиеся шаги. Еще совсем немного – и в туалет войдут люди… неизвестно, как они воспримут ее присутствие!
У Лолы остались только два пути – вернуться обратно в кабинку и просидеть там, запершись, до самого вечера или рискнуть и перебраться на дерево.
Она глубоко вздохнула и вскочила на подоконник.
Ветка предательски скрипела и трещала, каждую секунду угрожая подломиться.
«Немедленно сажусь на диету! – думала Лола, сползая к стволу. – Никаких пирожных с завтрашнего дня! Ну в крайнем случае с послезавтрашнего! А это все Пу И! Он постоянно выпрашивает ореховое печенье, а там же продают такие вкусные пирожные, и у меня не хватает силы отказаться… И одеваться надо проще! В спортивной курточке было бы гораздо удобнее».
Действительно, норковая шубка, пусть даже коротенькая – не самая удобная форма одежды для того, чтобы лазить по деревьям.
Лола встала ногами на прочный короткий сук, перевела дыхание и подумала, что с диетой можно еще немного подождать. Перебравшись на следующий сук, пониже, она уцепилась за верхнюю ветку и ловко спрыгнула вниз.
– Это что это мы делаем? – раздался вдруг за ее спиной подозрительный скрипучий голос.
Лола в ужасе оглянулась, ожидая увидеть все ту же наблюдательную тетку… и облегченно вздохнула: тетка была совсем другая, повыше ростом и похудее, хотя с таким же неприязненным и подозрительным выражением лица.
– Кошка на дерево залезла, – сообщила Лола, сделав честные глаза, – никак не могла спуститься, ну я и забралась за ней…
– И где же эта кошка? – осведомилась доблестная представительница общественности.
– Сбежала! – Лола пожала плечами.
***
Добравшись до дома в самых растрепанных чувствах, Лола порадовалась тому, что Маркиз отсутствовал. Звери встретили ее в прихожей и как могли выразили хозяйке свое сочувствие. Аскольд дружелюбно потерся о ее ноги, оставив при этом на сапогах примерно полкило густой шерсти, Пу И приветливо тявкнул. Правда, грубый Перришон откуда-то сверху хрипло проорал:
– Пр-ровал! – что можно было расценить не как сочувствие, а как злорадство.
Лола была очень расстроена и утомлена, однако она не могла сделать то, чего ей в этот момент хотелось больше всего – расслабиться, поиграть с Пу И, выпить чашечку хорошо заваренного кофе, принять горячую ванну. Она не завершила начатого дела, не встретилась с адвокатом, а значит – рано отдыхать. Нужно доказать всем, в частности Леньке, но в первую очередь – самой себе, что она способна на самостоятельные и решительные действия.
Значит, чего бы это ни стоило, придется вернуться в злополучное отделение милиции!
Только на этот раз она все тщательно продумает.
Никакой шубы! Никаких дорогих шмоток! Нужно одеться как можно проще, даже больше того, как можно безобразнее! И ехать на улицу Скоропортящихся придется общественным транспортом, потому что ее собственная машина уже засвечена!
Однако одно дело принять решение и совсем другое – это решение выполнить.
Лола распахнула свой шкаф, чтобы подобрать что-нибудь соответствующее, что-нибудь подходящее… и печально вздохнула. Все ее вещи никуда не годились.
То есть напротив, все они были отличного, первоклассного качества, замечательно модные, купленные в лучших бутиках Европы, вышедшие из рук превосходных итальянских, французских и бельгийских дизайнеров, но именно поэтому они совершенно не подходили для ее сегодняшней задачи.
Среди них не было ничего хоть сколько-нибудь уродливого, безобразного или хотя бы простенького. Самым скромным предметом в ее обширном гардеробе было, пожалуй, маленькое черное платье – «шанель», купленное весной в Париже.
Однако Лола не собиралась сдаваться.
Она немного подумала… и решение само всплыло в голове!
Лола покинула квартиру и спустилась на первый этаж, в маленькую комнатку, где перед экраном телевизора скучала консьержка Валентина Романовна.
– Валечка, душечка, – сахарным голосом проговорила Лола, – мне нужна ваша помощь!
– Слушаю, – консьержка неохотно оторвалась от экрана, на котором известный ведущий ток-шоу пытался внести оживление в затухающий скандал стареющей певицы и ее мужа.
– Я тут собралась на маскарад, – зачастила Лола, – сунулась в шкаф – а надеть-то совершенно нечего! А я, понимаете, хотела нарядиться этим… челноком. В смысле челночницей. Ну, вы меня понимаете. Это те, которые с огромными клетчатыми сумками ездят на польские и турецкие рынки за дешевыми вещами и потом продают их здесь по заоблачным ценам.
– Не поняла! – прервала ее Валентина Романовна. – Какие клетчатые сумки? При чем здесь Польша и Турция?..
Большую часть своей сознательной жизни консьержка проработала в отделе технической документации крупного НИИ, где принимала у несчастных инженеров законченные чертежи и схемы. Причем сдать ей работу с первого раза не удавалось почти никому. Это непростое занятие выработало у нее лаконичную строгость и начальственные интонации, от которых она не могла избавиться даже на нынешнем более чем скромном посту.
