как-то нелепо. Это был не мой тип. Он никогда ко мне даже не приставал. И он был эмоционален примерно как огурец. Но вокруг него были какие-то захватывающие потоки энергии, которыми я не могла насытиться. Я знала, что эти электрические заряды должны отпугивать людей, но я с детства была непослушной. Я всегда разворачивала все подарки еще до Рождества, потому что родители просили этого не делать. Я всегда нажимала красные кнопки с надписью «не трогать». И, когда мы вернулись в мой отдел, я обняла Кеннета Истона, хотя он никогда не обнимался.
Не знаю, то ли оттого, что мы были на публике, то ли я вообразила наше объятие вчера вечером, но, так или иначе, Кен стал жестким, как накрахмаленные воротнички рубашек, лежащих через проход.
– Спасибо, что зашел, – прошептала я ему на ухо хриплым низким голосом.
– Ага, – ответил Кен, выпрямляясь, отчего мои руки соскользнули с его шеи.
Несмотря на болезненный удар отказа и неловкость, окрасившую розовым мою шею и щеки, я выдавила улыбку.
– Я, хм… – Кен засунул руки в карманы. – Я завтра заканчиваю в шесть. Если вдруг захочешь со мной поужинать.
– А?
Я кивнула, высоко подняв брови.
– Конечно. Ага. По воскресеньям я свободна, так что…
– Я знаю, – перебил Кен.
– А. Ну да, – улыбнулась я.
– Да, – отозвался Кен.
Я дождалась, чтобы он дошел до отдела мужской парфюмерии, прежде чем испустить громкий драматический вздох, который до тех пор сдерживала.
– Ну да, он клевый, но тебе надо поработать над объятиями. Это как-то совсем уж через жопу.
Обернувшись, я уставилась на своего коллегу, который неодобрительно качал головой.
– Заткнись, Джамал. Тебя забыли спросить.
7
На следующий день я въехала на парковку перед кинотеатром, где работал Кен, готовясь к тому, что наше свидание начнется так же, как все остальные встречи с Кеном – каким-нибудь ехидным замечанием и полным отсутствием контакта.
Припарковав «Мустанг», я погляделась в зеркальце заднего вида и прочла сама себе небольшую лекцию, чтобы убедиться, что мои ожидания тихи и малы.
«Слушай, дурында. Тут нет ничего особенного. Ты войдешь, Кен тебе что-то такое выскажет, что ты типа опоздала на пять минут, после чего вы с ним поедете в неловком молчании в какое-нибудь сетевое кафе, где он заставит тебя взять комплексный обед, потому что у него есть купон на второй бесплатный. Никакой романтики не будет. И особо весело тоже не будет. Но это все равно лучше, чем сидеть дома и пялиться в экран телефона. Наверное».
Довольная своей прической и косметикой, с которыми провозилась весь день, я схватила сумку и захлопнула дверь.
«Ничего такого, – повторяла я про себя, идя по парковке, засунув кулаки в карманы своей летной куртки. – Просто обычный дружеский ужин».
Я вышла на тротуар и прошла мимо окна кассы.
«Он, может, даже поедет на моей машине, чтобы сэкономить на бензине».
Ухватившись за ледяную ручку тяжелой стеклянной двери, я налегла на нее всем своим сорокачетырехкилограммовым телом, чтобы она распахнулась.
Я вошла внутрь, и мне в лицо ударил теплый воздух. Вдоль обеих сторон большого открытого фойе стояли киоски, и там, посередине, объясняя что-то кучке прыщавых подростков, стоял Кен в своей затянутой в черное ипостаси. Марк Маккен.
Он был таким же потрясающим, каким я запомнила его на вечеринке Суперкубка у Джейсона – гладко уложенные муссом светло-русые волосы, руки в карманах свободно сидящих черных брюк, торчащие из-под закатанных рукавов узкой черной рубашки бицепсы и чертов тонкий черный галстук.
Кен с самым серьезным выражением объяснял что-то своим недорослым подчиненным, но, едва он заметил меня, у него поднялись и брови, и уголки рта. Сказав что-то, отчего мелюзга разбежалась врассыпную, он пошел через фойе туда, где я изо всех сил пыталась удержать слюну внутри собственного рта.
– Привет, – улыбнулся Кен.
– Привет, – улыбнулась я.
– Готова?
– Угу, – кивнула я в три медленных, подчеркнутых кивка.
Распахнув дверь, словно она вовсе не весила пять тонн, Кен придержал ее, пока я, спотыкаясь, выходила наружу.
«Никаких ехидных замечаний».
«Никаких упреков, что опоздала».
«Но и никаких объятий».
«Два из трех – неплохо».
– Ну, куда бы ты хотела? – спросил Кен, подходя к своей маленькой бордовой машинке-кабриолету, стоящей на ближнем почетном месте.
Я хотела бы быть спокойной и расслабленной, как крутые девушки, или сдержанной и скромной, как хорошенькие, но все это просто было не в моей манере. Я была упрямым, избалованным единственным ребенком без тормозов, и, когда мне предоставлялась возможность поступить по-своему, я ее использовала. Всегда. Каждый. Чертов. Раз.
– Я люблю итальянскую кухню, – ляпнула я.
– Правда? – спросил Кен, встречаясь со мной взглядом над верхом машины. – Итальянская – моя любимая.
К моему огромному изумлению, мы не поехали в сетевое кафе. Мы поехали в домашний итальянский ресторанчик, где никто из нас раньше не бывал. И поездка вовсе не была неловкой и неуютной. Все было… просто. И даже весело. Пока Кен вел машину – не превышая скорость больше чем на десять километров, – я порылась в его ящике с дисками, вереща от радости над каждым альбомом в этой коллекции. Там был андеграунд-панк, поп-панк, скей-панк, пауэр-поп, поп-рок, гранж-рок, классический рок, альтернативный рок и еще эмо. Наши музыкальные вкусы совпадали. Думаю, мы могли бы обменяться коллекцией дисков и даже не заметить этого.
– Ни фига себе, – ахнула я, прижав руку ко рту.
– Что? – с интересом поглядел на меня Кен.
Я уставилась на него широко раскрытыми в изумлении глазами.
– Вот что! – Я подняла тяжелую, черную коробочку из-под диска. – У тебя есть «Marvinthe Album Frentel»?
– Ну да, пришлось, – хихикнул Кен. – Они делали каверк…
– «Bizzare Love Triangle»! Конечно! Он потрясающий!
– Я даже не помню, когда впервые его услышал. Кажется, на MTV, еще давно, когда…
– Они еще показывали видео, – ахнула я. – А сейчас там только чертов «Real World», и «Road Rules», и…
– «Fucking Cribs», – добавил Кен.
– «Fucking Cribs». – Мое хихиканье сменилось новым вскриком, когда начала играть следующая песня на диске, который мы слушали. – Господи, обожаю эту песню! Это же про нас с Джульет!
Улыбаясь моим восторгам, Кен немного прибавил громкость. Мы слушали альбом «Weezer’s Pinkerton», про который я думала, что его больше нет ни у кого на свете, и как раз заиграла «El Scorcho», дурацкая, слова в которой идут почти скороговоркой, с припевом, как крики в баре.
– Чертовы полуяпоночки! – начала я подпевать Риверсу Куомо.
– Делайте так всегда, – тихонько подхватил Кен, косясь на меня из-за руля.
«Что за…»
Потрясенно обернувшись к нему, я ухмыльнулась и затянула третий куплет, про рыженьких.
А Кен тут же начал четвертый, тихо, и гораздо лучше попадая в ноты. Его жесткий рот слегка изогнулся, но, когда начался припев, Кен расплылся в полноценной улыбке, и остаток песни мы уже допевали вместе, причем Кен все время смотрел на меня краем глаза.
«Черт возьми! Кен, враг веселья, по-настоящему веселится!»
– Слушай! Да ты должен как-нибудь пойти со
