– Бригада в ружье! Немцы! – А потом тихо добавил – Опять, сволочи, минами шмалять начали!
Из шалашей, ровно призраки, стали выползать страшные – с черными, помороженными еще в марте лицами, перебинтованные грязными тряпками, но державшие в костлявых руках оружие – десантники.
Уже пропавшие без вести, но все еще ведущие свой последний бой.
– А вы бойцы вот что… Приказывать не могу. Прошу. Доберитесь до наших. Скажите, что мы еще тут.
Хлопнуло еще несколько раз. Совсем близко. Так что окатило землей.
– Товарищ лейтенант, нам бы оружие какое-нибудь…
– Оружие? Винтовки в куче у болота. Если старшина еще не побросал в воду… Патронов только нет. Держите обойму. – Он достал костлявой рукой из кармана штанов пять патронов, также не глядя на них. – От кучи потом по берегу метров сто пройдете. Там слеги выломайте и по тропе вглубь шагайте. Она вешками отмечена. Осторожно только. Местами по грудь должно быть. Давайте, ребятки.
Потом он отвернулся от них и попытался перекричать хлопки немецких ротных минометов.
– Бригада! На позиции!
Его не было слышно, но десантники знали свое дело сами. Они последними силами, цепляя костями землю, ползли к краю леса.
А Виталик и Захар, пригибаясь при каждом и близком, и далеком разрыве помчались в ту сторону, на которую показал умирающий лейтенант.
Им повезло, старшина не смог дотащиться до винтовок.
Схватив одну, они помчались вдоль болота к тропе.
Пробежав около ста метров, они заметили торчащие из болотной жижи палки.
Не раздумывая, зашагали вглубь, проверяя каждый шаг наскоро выдранными березками.
А за спиной разгорался бой.
Ни лейтенант, ни старшина, никто из десантников не знал, что это последний их бой. Что через два часа немцы, закидав поляну минами, начнут осторожное прочесывание, достреливая раненых и обессилевших.
А лейтенант застрелится, потому что стрелять на звук не умел, а глаза его уже неделю как ослепли.
Потом фрицы соберут трупы десантников, сложат в кучу и сожгут.
Останется в живых только сержант Димка Сметанин, потерявший сознание в самом начале боя, после первого же выстрела. Рыжий, длинный нескладный мариец из деревни Сернур будет принят за арийца поволжского и переживет плен остарбайтером на ферме господина Бруно…
Часа через два, как раз когда закончилась пальба за спиной, они выбрались на сушу. Лейтенант не обманул, порой они и впрямь проваливались по грудь. А маленький Захар по шею пару раз в гнилую, холодную жижу.
Едва отдышавшись, побрели снова в глубь леса.
И буквально через несколько метров Захар напоролся на колючку и разодрал правый болотник вдоль всей ступни.
– Ну, твою же мать! – завопил он на весь лес и тут же получил подзатыльник от Виталика.
– Не ори, урод гребаный. Еще не хватало, млять-перемлять, гансов всполошить.
– А как я сейчас пойду то, блин!
– Не ной, все равно ноги сырые. Пошли, кабель тебе в задницу. Под ноги глядеть надо.
Захар что-то забурчал под нос, в спину уходящему Виталику, и поплелся за ним. Идти было неудобно. При каждом шаге ногу приходилось слегка подворачивать, чтобы подошва не загибалась под ступню.
– Как думаешь, отбились наши? – спросил на очередном привале Захар.
– Вряд ли. Сам видел, в каком они состоянии. Даже если сейчас отбились – в следующий раз все закончится. Не успеем мы. – Осунувшееся лицо Виталика казалось равнодушным.
– Так спокойно об этом говоришь… – осуждающе сказал Захар.
– А мне чего прыгать надо от злости? И чем это им поможет?
– Хрен его знает. Все равно это как-то неправильно.
– А как правильно?
– Не знаю…
– Пошли, и подошву-то примотай хотя бы ремнем, что ли?
– Штаны спадут!
Через полчаса они вышли на полянку, где лежали пятеро мертвых десантников.
– Вот тебе и обувка новая… – кивнул на трупы Виталя. – Иди, выбирай размерчик.
Захар покосился, подумал и сказал:
– Ну, на фиг. Не буду я с мертвецов брать…
– И ходи, тогда как дурак, босиком. – Пожал плечами Виталик и побрел осматривать трупы.
– А ты чего делаешь-то? – поморщился Захар.
– Патроны поищу. С обоймой много не навоюем.
Виталик подошел к трупам и стал обшаривать карманы.
Захар же поколебался немного, но преодолел отвращение и стал выбирать подходящий размер ботинок.
– Слышь, а их сюда вроде как в феврале закинули. Так? – спросил Захар.
– Ага. И чего?
– Как они в ботинках-то зимой?
– Не знаю. Но часть вроде в валенках была. Хрен редьки не слаще. В марте же таять снег начал. А под ним болота незамерзающие.
– Звиздец какой-то… Как они воевали-то?
– А ты не видел сегодня?
– Видел. Во, у этого вроде подходят! Сейчас померяю!
Захар попытался развязать мокрые шнурки. Не поддавались.
– Пальцы замерзли. – Пожаловался он Виталику и дернул за ногу десантника.
Нога отвалилась по щиколотке.
Сгнившие белые волокна сухожилий и куски серого мяса торчали из ботинка.
Захара вырвало зеленой болотной слизью.
Он отбросил ботинок в сторону, упал на четвереньки и пополз к краю полянки, непрерывно издавая рыгающие звуки.
Виталик покосился на него и ничего не сказал, продолжая обыскивать трупы.
Ему повезло. Нашел "лимонку", еще пару обойм для трехлинейки и финку. Еды в вещмешках не было. Естественно.
– Ну, пошли! – проходя мимо блюющего из последних сил Захара, Виталя не удержался и подопнул того под задницу. Затем поправил винтарь и исчез в кустах.
Захар приподнялся и, согнувшись в три погибели и шатаясь из стороны в сторону, побрел вслед за ним.
Глава 4. Унтер-офицер.
Слышали деды – война началася,
Бросай своё дело, в поход собирайся.
Мы смело в бой пойдём за Русь Святую,
И, как один, прольём кровь молодую.
Русь наводнили чуждые силы,
Честь опозорена, храм осквернили.
Мы смело в бой пойдём за Русь Святую,
И, как один, прольём кровь молодую.
Автор неизвестен.
Вечером, когда уже начало смеркаться они вышли к одинокому рубленому дому с тесовой крышей.
В окнах уже горел тусклый, мерцающий желтый свет. Кто-то был внутри.
Но кто?
Лежали долго в кустах, наблюдая за домом. Никто не выходил.
Виталик молча протянул финку Захару, сам же остался с трехлинейкой. Потом пополз к дому, махнув рукой – мол, давай за мной.
Около забора остановились. Виталик метнул палку через него.
Захар вопросительно кивнул – зачем это?
Виталя подождал минуту, потом шепнул:
– Мало ли собака…
Собаки не оказалось.
Полезли тогда через дыру в заборе, подкрались к окошку, и заглянули в него.
За столом сидел старик в круглых очках и чистил то ли картофелину, то ли луковицу около свечки. Больше, вроде бы, никого не было видно.
Оба непроизвольно сглотнули. И, не сговариваясь, шмыгнули на крыльцо и осторожно постучали в дверь.
Прошла минута-другая…
Но вот зашаркали шаги, послышалось глухое покряхтывание в сенях и старческий дрожащий голос осторожно спросил:
– Кого надо?
– Дед, открой, свои мы, русские!
За дверью помолчали, а потом дверь заскрипела и приоткрылась:
– Кто тут? – Выглянул старик в белом исподнем, с накинутой на сутулые плечи телогрейкой.
– Ох ты, Господи Иисусе Христе! – мелко перекрестился он, увидав две грязные фигуры на своем пороге.
– Дедушка, свои мы! В хате есть кто?
– Нету немцев, сынки. Вот тебе крест! Тут редко они бывают. Заходьте, заходьте… Да скорее, тепло не выпускайте!
Они ввалились в тепло дома и упали возле печки.
– Откуда ж вы, милые? – вздохнул старик, осторожно опускаясь на скобленую добела скамейку.
– Из-под Демянска, дед! Дай поесть чего-нибудь, а?
Старик суетливо бросился к столу, откинул полотенце и отломил от ковриги два больших ломтя хлеба!
Они вцепились в него, словно два голодных волка. И хлеб тут же застрял в сухой глотке, так, что невозможно было проглотить.
Виталик закашлялся, покраснел, а Захар показал на горло и прохрипел:
– Дайте воды! Во-о-о-ды!
Хозяин покачал головой и подал им по кружке молока.
Захлебываясь, пили они кислое теплое молоко.
– Живым – живое! – Пробормотал старик. – Живым – живое…
Но, через несколько минут, у обоих начались дикие рези в животе, спазмы один за другим скручивали внутренности. Сначала Захар, потом Виталик упали на пол, корчась в судорогах.
Старик всполошился, подскочил к печи, открыл рогачем заслонку и достал чугунок, кружкой зачерпнул горячей воды и подал им.
От воды слегка полегчало.
– Полезайте-ка парни на печку. Погреетесь да отоспитесь. А я сейчас прибегу…
– Ты дед куда? – насторожился Виталик, пытаясь подсадить Захара, а второй рукой держа винтовку.
