И в этот раз, как и во все предыдущие разы, на пороге стоял не Дьявол, черт, или один из их приспешников. На пороге комнаты стоял совсем обычный человек. Он с удовольствием сжимал в руке рукоять кухонного ножа, и звали его Макс.
Так вот в чем дело!
Мерзавец воспользовался сонливостью бывшего пленника и сам решил привести приговор в исполнение.
Какая подлость!
Человек в кожаной куртке, который давеча положил банду Лихача на загородной даче, теперь принялся за него! Его мягкие шаги возвестили о приближении, и в этот момент Никель рванул тело влево.
Падая с кровати, он мягко опустился на деревянный настил и перекатился к противоположной стене. В комнате было довольно темно, и если принимать во внимание то, что противник вышел из более освещенного помещения, то его глаза просто не успели привыкнуть к темноте. А из этого следовало, что Макс не видел перемещения Никеля в пространстве комнаты.
И словно в подтверждение мыслей Парамонова, бесстрашное лезвие несколько раз опустилось в то место, где ранее была голова Николая.
Несколько мгновений потребовалось Максу, чтобы понять, — на кровати уже никого нет! Он быстро вскинул голову и осмотрелся.
Пленник понимал: не долог тот миг, когда глаза противника полностью привыкнут к темноте, и он с легкостью увидит в дальнем углу испуганного Парамонова. А потому действовать предстояло прямо сейчас!
Другой мебели, кроме кровати в комнате не было. Никель снова подивился — кому нужна была такая обстановка на верхнем этаже? Кому пришла в голову интересная мысль не использовать в помещении даже захудалого шкафа или табуретки. Она бы ему сейчас, ох как, пригодилась!
Остается последний и самый рисковый вариант — драться голыми руками!
Парамонов рванул к сопернику и ударом ноги отбросил того к боковой стене.
Заскрипели старые половицы, когда Макс падал на качественно сбитый пол. Кровать немного двинулась в сторону и ножки, оставляя едва заметные борозды, прочертили ровную линию.
Никель перепрыгнул через нее, не давая опомниться своему противнику, но человек в кожаной куртке с кухонным ножом наперевес был поистине опасен. Он спрогнозировал нападение: ловко перекатился под кроватью и вынырнул на противоположной стороне.
Нож все еще являлся грозным оружием в руках натренированного противника.
Никель схватился за раму кровати и толкнул ее в направлении Макса, намереваясь сбить с ног незадачливого соперника.
Но, не тут то было!
Макс подпрыгнул во весь рост, уходя из-под атаки, и нога с «благодарностью» впечаталась в подбородок Никеля.
Удар был не очень сильным, но вполне себе эффективным.
Парамонов повалился на спину, и тут же, туша противника прыгнула на него. Во тьме мелькнуло лезвие ножа, делая схватку смертельно опасной. Плохая видимость играла теперь на стороне нападавшего, но глупо приоткрытая дверца все еще давала возможность лицезреть своего визави.
В последний момент Никель увидел лезвие у своего лица и перехватил руку противника. Злобный оскал Макса был настолько близко, что действительно напугал поверженного Парамонова.
— Тебе конец! — смердящее дыхание пахнуло в лицо Никелю.
Хозяин дома всем своим весом навалился на лежачего противника. Стало тяжело дышать. Ладони задрожали от напряжения, и мышцы окаменели, словно превратились в глыбы железобетонных свай. Никелю вдруг послышалось, как под их весом затрещали половицы, еще мгновение и деревянный пол под ними провалится, сбрасывая противников на первый этаж.
Макс положил вторую руку на рукоять ножа и сильнее надавил.
Парамонов чувствовал, как оружие медленно приближается к его лицу и недалек тот момент, когда схватка закончится.
Не в его, естественно, пользу!
Решение приходилось принимать быстро! Он собрал последние силы и повернул голову в сторону, насколько позволяло пространство, одновременно ослабевая хватку. Тело Макса вместе с ножом рвануло вниз. Никель почувствовал, как лезвие вскользь прошло по его шее, цепляя ключицу, и глухо воткнулось в деревянную половицу.
Теперь руки Парамонова были свободными.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Раскрытыми ладонями он ударил своего противника по ушам, отчего тот яростно зарычал. Барабанные перепонки в унисон застонали, затуманивая разум, и в этот момент, Никелю удалось сбросить с себя тело Макса и вскочить на ноги.
Этот дом нужно немедленно покинуть!
Кровь хлестала из его шеи, заливая грудь, но Николай бросился в приоткрытую дверь, инстинктивно притворяя ее за собой, и не обращая внимания на рваную рану.
Босиком, в одних трусах, он выскочил на лестницу, и оступился. Его тело кубарем покатился по вниз, локти и колени смело пересчитывали ступеньки, принося еще большую боль, а ребра отзывались неприятным хрустом, намереваясь то и дело переломиться в самый неподходящий момент.
Очутившись внизу, Парамонов услышал, как дверь в его комнату слетела с петель то ли от удара ноги, то ли от маленького взрыва. На лестнице вновь появился Макс все с тем же кухонным ножом в руке.
Никелю с трудом удалось подняться.
Невыносимо застонали суставы; при каждом вдохе острая боль отзывалась в области ребер так, что в пору было потерять сознание (два из них точно были сломаны); а правая рука и часть груди окрасилась в кровавый цвет.
Парамонов двинулся к спасительному выходу, прихрамывая на одну ногу.
— Не вздумай покинуть дом! — это был уже не крик обычного человека.
Это был рев раненого зверя, в которого теперь превращался Макс.
Николай не обращал внимания на его слова, он видел перед собой единственный выход.
Входная дверь была ближе всего. Но дверной засов, крепко «сидевший» между петель, представлял для него хорошую преграду. Сколько времени пройдет, пока он двинет засов в противоположную сторону, и щелкнем дверным замком?
За эти мгновения чудовище с оружием в руках быстро его настигнет, и никто в этом доме не сможет его остановить.
А потому Никель поспешил не к двери, а к небольшому окошку, что находилось чуть подальше спасительного выхода. Рамы были старые, а стекла тонкие, нечета́ европейскому стандарту.
Макс прекрасно видел, куда направляется беглец. Он уже наполовину превратился в дикое животное, издавая на фоне просторного помещения злобный рык. Ему не нужен был кухонный нож, его когти теперь представляли собой настоящее оружие!
Быстро приближаясь к окну, Николай лишь краем глаза взглянул на своего противника.
Это было ужасное зрелище!
Мохнатая тварь ринулась вниз по лестнице, кромсая на своем пути лестничные ступени. Ее когти разрывали старое дерево, и оно мелкими щепками разлеталось по прихожей.
А потом мелькнула разинутая пасть, обнажая несколько рядов острых клыков.
Еще мгновение и то, что ранее называлось Максом, бросится на свою жертву. Станет кромсать его на мелкие кусочки или, возможно, целиком проглотит, словно голодный удав.
Но лишь одно мгновение!
Которого лохматой твари и не хватило.
Никель перешел на бег, не обращая внимания на вывихнутую ступню. Сжался в комок, насколько это стало возможным, и, втянув плечи, метнулся в окно.
Как и оценил Парамонов, рамы были старыми, а стекла тонкими. Беспомощное дерево поддалось, превращаясь в щепки, и брызнуло в стороны мелкими осколками смотровое окошко.
В киношных боевиках он не раз видел, как главный герой прорывается сквозь беспощадный огонь через обычное стекло. Ломает в щепки рамы, разносит собой в клочья комнатную мебель и приземляется в груду стеклянных осколков.
Потом, как ни в чем не бывало, вскакивает на ноги и продолжает творить дальнейшие бесчинства.
На самом же деле, это далеко не так! И главным недостатком Парамонова являлось сейчас то, что он находился в одних трусах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Голое тело приземлилось на острые щепки рамы и рассыпавшиеся осколки. Никель заревел от невыносимой боли не хуже того зверя, что остался в проклятом доме. Его тело, подтверждая закон инерции, еще какое-то расстояние катилось по земле, увеличивая и так нанесенный ущерб.
