– Цирковой номер репетируете? – фыркнула Ютта.
– Пытаюсь исполнить желание дамы, – пояснил я. – Слышишь, Куги, дама просит вернуть воланы…
Держа кугуара одной рукой за загривок, другой я принялся чесать ему подбородок. Куги обмяк, закатил глаза, удовлетворённо заурчал, и пасть от удовольствия приоткрылась. Не мешкая, я сунул в пасть руку. Куги дёрнулся, поняв, что его провели, но было поздно.
– Сиди смирно, а то выверну наизнанку, – предупредил я.
Не будучи уверенным, что удастся вытащить воланы по одному, я нащупал их все, зажал перья в кулак и только тогда выдернул руку.
– Держите, – сказал я, передавая воланы Ютте. – Операция по извлечению инородных тел из желудочного тракта пациента произведена успешно. Он будет жить. Надеюсь.
Конечно, я утрировал, никакого желудочного тракта у имитанта не было и не могло быть. Так, мешок для сбора утильсырья.
Я отпустил кугуара и шлепком отправил гулять. Куги обиженно заворчал, и неторопливо запрыгал восвояси.
Однако стоило нам продолжить игру, как он вернулся и снова весело запрыгал вокруг. Отходчивый характер вложил в него Борацци.
После вынужденного перерыва игра у меня расклеилась. То ли пропало желание, то ли устал, но былой радости от игры я не получал. Солнце стояло в зените вечно безоблачного неба, но почему-то казалось, будто свет начинает медленно меркнуть, застилаемый необъяснимой мглой, навеивавшей апатию и безразличие.
– Да что с вами, Вольдемар? – пыталась подбодрить меня Ютта. – Вы как рак варёный… Соберитесь, нельзя же так! Сейчас откроется второе дыхание. Неужели вы не хотите избавиться от жирка?
Второе дыхание категорически не хотело открываться. Куги перехватил один волан, затем подряд второй и третий. За четвёртым он подпрыгнул высоко, метра на два, и уже открыл пасть, чтобы его проглотить, как вдруг сверху на волан спикировала внезапно сконденсировавшаяся в бесформенную чёрную кляксу та самая мгла апатии и безразличия, которая мне представлялась миражом моей физической усталости.
Фантом и имитант вцепились в волан с двух сторон, но борьбы за его обладание у них не получилось. Ослепительная молния разрядника с громовым треском ударила в фантома, разорвав его и опалив кугуара. Отброшенный взрывом, Куги с истеричным визгом покатился по траве, гася тлеющую на спине шерсть.
– Попал! Кажется, попал! – заорал Эстасио, выбегая из-за ближайшего коттеджа.
Он добежал до места вспышки, упал на колени и принялся ворошить руками траву.
– Вы с ума сошли, Эстасио! – экспрессивно возмутилась Ютта. – Стрелять так близко… А если бы в нас попали?!
– Но не попал же? – отмахнулся Эстасио. – Сами должны понимать, что такое образец. Вы, в конце концов, ксенолог…
– Пещерный вы человек, – только и нашлась что сказать Ютта.
Я перевёл дух, покрутил головой и сел на траву. Права Ютта, ох, как права! Неврастеники, как я раньше думал о своих новых коллегах, это чересчур мягкое определение.
Скуля и повизгивая от обиды, ко мне подполз Куги и положил голову на колени. Я погладил, стараясь не касаться рыжих подпалин.
– Бедненький… – пожалел его. – Меченый ты теперь под цвет защитной окраски.
Куги жалобно заскулил.
– Отдай, пожалуйста, воланы, – попросил я, и он безропотно выплюнул на траву три волана.
– Это все?
– У-у… – тихонько провыл он.
Оглянувшись, я поискал глазами четвёртый волан на траве. Сжечь в прах молния разрядника его не могла, разве что оплавить. Но ни целого, ни оплавленного волана нигде не было.
– Вот что хотелось бы сказать насчёт красного и жёлтого цветов… – обратился я к Ютте, раздражённо запихивавшей в чехол ракетки. – Фантомы их не могут воспроизвести, но знают ли об этом наши неандертальцы?
Я кивнул в сторону Эстасио, лазающего по траве на четвереньках.
Она подняла голову, но ответить не успела. Лужайка под ногами дрогнула, и инерция останавливающейся платформы, заставила её сесть, а меня сильно наклонила вперёд.
До этого я постоянно находился спиной к движению платформы, поэтому ничего не видел. Но когда оглянулся…
Впереди платформы, закрывая полнеба, высилась циклопическая громада Усечённой Пирамиды, чем-то напоминающей абрисом Фудзияму – величественную гору, воздвигнутую богами, у подножья которой, помимо воли, хотелось преклонить колени.
Нет, не почудилась мне мгла, медленно скрадывающая солнце, – на тень от поражающего воображение искусственного сооружения наложилось психокинетическое воздействие конденсирующегося фантома, что и вызвало апатию и безразличие. Но сейчас, когда фантом исчез, ушло и гнетущее чувство безысходности, а его место занял мистический восторг перед нереальным по своим параметрам чужеродным сооружением, в чьё рукотворное происхождение разум отказывался верить.
Глава третья
Вместо обещанных трёх часов, Корти Ньюмен довёл платформу до места за полтора, на практике подтвердив моё нелестное мнение о своей компетентности в качестве навигатора. Настоящий профессионал в подобных случаях ошибается в лучшем случае минут на пять – даже несмотря на то, что управлять платформой несколько иное дело, чем водить грузопассажирские корабли.
Так и не узнав, нашёл ли Эстасио в траве фрагменты фантома, я попрощался с Юттой и направился в свой коттедж. Наспех обмылся под душем, натянул комбинезон и поспешил в лабораторию. Объём работы предстоял большой, и не хотелось выглядеть в глазах коллег такой же посредственностью, как Корти.
Составляя геологическую карту района, я провозился до позднего вечера, скрупулёзно сканируя как саму Пирамиду, так и кору планеты вокруг неё до глубины полукилометра. Оторваться от аппаратуры я не мог, поэтому вместо полноценного обеда пришлось довольствоваться бутербродами и кофе. Высота Пирамиды составляла шесть тысяч двести метров, занимаемая площадь – около пятидесяти квадратных километров. Внутри Пирамида была полой, как колпак, а её стенки, толщиной до пятидесяти метров, оказались из сложного по составу боркремниевого полимера. Непонятно, зачем могло понадобиться подобное сооружение, но ещё большую загадку представлял боркремниевый полимер. Согласно данным сканирования, он обладал чрезвычайно высокой прочностью, но вместе с тем расчёты показывали, что этой прочности недостаточно для того, чтобы такое сооружение имело право на существование. То есть из этого материала Пирамиде не только полагалось давно разрушиться, но её вообще нельзя было построить! Тем не менее, она стояла, и, мало того, просуществовала, согласно данным предыдущих экспедиций Галактического Союза, более миллиона лет.
Данные о возрасте Пирамиды также вызывали недоумение. По результатам структурного сканирования боркремниевого полимера, её возраст не превышал полутора тысяч лет, в то время как в отчётах предыдущих экспедиций возведение искусственных сооружений на Мараукане датировалось в пределах миллиона – миллиона двухсот тысяч лет тому назад (причём, самым «молодым» строением как раз и являлась Пирамида – миллион плюс-минус десять тысяч лет). Даже если пренебречь результатами структурного анализа, такого просто не могло быть. За миллион лет естественные базальты только за счёт элементарной диффузии (без учёта ветровой эрозии, практически отсутствующей на Мараукане) превращаются на открытом воздухе в пыль, что тогда говорить об искусственном боркремниевом полимере… Правильней было бы назвать объект номер восемь не «Усечённой Пирамидой», а «Нонсенсом» или «Казусом».
Впрочем, все эти загадки не имели отношения к моей непосредственной работе, как и разветвлённая сеть искусственных туннелей, зафиксированная зондированием фундамента полой Пирамиды.
Поверхность Марауканы представляла собой сплошное плато из искусственного пеносиликата, кое-где достигавшего трёхкилометровой толщи. Исключение составляли лишь горная гряда у северного полюса и дно фторсиликонового моря. Местами плато испещряли глубокие каньоны, очень похожие на тектонические разломы, но, по мнению многих исследователей, каньоны на самом деле являлись побочным эффектом всё ещё функционирующих в автоматическом режиме установок марауканцев, изменяющих метрику пространства. За миллион лет (в отношении пеносиликата структурный анализ подтверждал этот возраст) и без того недостаточно прочный пеносиликат деструктурировался на поверхности в аморфную пыль, обладавшую заданными при синтезе метастабильными свойствами. Можно часами ходить по плато, меся ногами вязкую высокодисперсную пыль, и ничего особенного не произойдёт, разве что провалишься в неё, как в болото, на месте засыпанных за прошедшие века древних разломов. Но иногда малейшее прикосновение к метастабильной пыли мгновенно превращало её в пенобетон. Существовало несколько теорий, зачем маракуанцы залили в своё время планету коркой самовосстанавливающегося пеносиликата, но в данный момент ни одна из них меня не интересовала. Пеносиликат не годился в качестве фундамента для туристического комплекса – следовало искать выходы к поверхности естественных горных пород. Но только поздним вечером в трёх километрах на северо-восток от Пирамиды я обнаружил выход к поверхности базальтовой плиты. Вершина плиты залегала на глубине от десяти до двадцати метров и занимала площадь около двух тысяч квадратных метров. Вполне достаточная площадка для строительства туристического комплекса.
