На пронзительно-ультрамариновом небосклоне сияло громадное красное солнце, под ногами расстилался ковёр зелёной травы, и безмятежный пейзаж идиллического земного посёлка мгновенно развеял неприятный осадок после аудиенции у начальства. А вот излишняя чувствительность мне совсем ни к чему. Следует осторожнее пользоваться обострённым эмоциональным восприятием, чтобы самому не стать неврастеником. Кажется, их и без меня здесь предостаточно.
Поджидавший меня кугуар обрадовано прыгнул навстречу, но в этот раз не стал заглатывать мои конечности, а принялся, как кот, тереться о ноги. Видимо Борацци, создавая имитанта, существенно подправил психологию зверя, наделив его кошаче-собачими повадками.
Прекрасно понимая, что мне не удастся избавиться от него никаким способом, я не прогнал кугуара. Лучше дружить.
– Идём, Куги. Куда от тебя теперь денешься… – вздохнул я, потрепал его за загривок и направился к своему коттеджу.
Кугуар этакой гармошкой весело запрыгал вслед, заходя то справа, то слева. Только бы бывший хозяин не вздумал себе в утешение создать ещё какого-нибудь имитанта. То-то будет, когда новый имитант столь же бесцеремонно, как и плейширский кугуар, переметнётся от Борацци ко мне…
Я представил в роли имитанта Аранея, как он трётся о мои колени, в порыве любвеобильности роняя на ботинки прожигающий их насквозь зелёно-белесый яд, и содрогнулся. Упаси, как говорится, боже от такой напасти!
В коттедж я Куги не пустил, хотя он самым наглым образом попытался проскользнуть мимо меня через порог.
– Иди, погуляй, сейчас ты будешь только мешать, – строго сказал я, отодвигая его ногой и захлопывая перед носом дверь.
Куги пару раз всем телом ударился в дверь, затем жалобно заскулил. Но я не смягчился. Стоит начать потакать имитанту, он и на голову сядет. Как в переносном, так и в прямом смыслах. Учитывая его любовь к заглатыванию, процедура будет не из приятных.
Первым делом я переоделся, как рекомендовал Ктесий, в оранжевый форменный комбинезон и только затем направился в лабораторию. Но и здесь не сразу приступил к работе. Включив дисплей секретаря, прилепил ко лбу присоски мнемоскопирования и, закрыв глаза, воссоздал в памяти образ Аранея. Скрупулёзно осмотрев полученное на экране изображение, я немножко подправил его и запустил в информотеку запрос об идентификации. И только затем занялся своими прямыми обязанностями – установкой и настройкой аппаратуры.
Провозился я часа три, всё подключил, наладил и согласовал, причём, что удивительно, обошлось без единого сбоя и перенастройки. Приятно, всё-таки, иметь дело с новейшим оборудованием, срок гарантии на которое не истёк. Если бы и платили ещё соответственно…
Закончив наладку аппаратуры, я направился в душевую и только намылился, как секретарь сообщил, что поиск идентифицируемого объекта закончен и предложил подать информацию в виде проекции прямо в душевую. Возможно, в среде высокооплачиваемых специалистов и принято рассматривать голографические проекции интересующих проблем, сидя в ванне, подобно Архимеду, но я таким комфортом в своей однокомнатной квартирке на Земле отнюдь не избалован. Поэтому категорически отказался, спокойно закончил мыться, оделся, и только тогда вернулся в лабораторию, чтобы ознакомиться с результатами поиска.
В общем-то, я заинтересовался происхождением Аранея ради праздного любопытства, ничего конкретного не подразумевая. Однако результат поиска оказался обескураживающим. Оказывается, Aranei, по латыни, просто паук, но в то же время в изученной Вселенной именно такого существа, которое сидело в клетке у коммодора Гримура, не существовало! Секретарь представил объёмные изображения нескольких внешне похожих пауков и паукообразных из различных миров, среди которых, между прочим, оказался и земной Lycosa singoriensis, но все они размерами не превосходили двадцати сантиметров, к тому же никто из них не имел яда столь высокой агрессивной способности. Похожим ядом, представляющим собой смесь соляной и азотной кислот (в несколько иных пропорциях, чем в царской водке), обладали пауки-камнееды с Абдейры, но эти пауки достигали пятиметровой высоты, были чёрными, блестящими, с тонкими длинными ногами, которых, кстати, у них было двенадцать, а не восемь, зато глаз всего два, но громадных и фасеточных, как у насекомых.
Некоторое время я тупо смотрел на экран, пытаясь осмыслить представленную информацию, пока, наконец, в голове не родились вначале одна, а затем другая версии. По первой – коммодор Гримур вывез это существо с какой-то мало изученной планеты, на которой ему довелось побывать (предпосылки к этой версии имелись в досье коммодора). Но зачем? Чем Гримуру приглянулось это чудовище, чтобы вывозить его с планеты, а затем транспортировать сюда? По второй версии Гримур сам создал эту химеру путём генетических мутаций – но, опять же, зачем? Впрочем, мало ли что может прийти в голову человеку с наследственной козлоногостью.
Версии были неплохие, но в то же время настолько гипотетические, что в них не очень верилось. Скорее всего, была третья версия, но о ней я пока запрещал себе думать. Рано, ой как рано делать какие-либо выводы, пробыв на Мараукане всего-навсего несколько часов.
Я вычистил из памяти секретаря запрос о происхождении Аранея, затем выставил свой хронометр по марауканскому времени. В сутках Марауканы было двадцать шесть часов тридцать две минуты, но, в отличие от земных колоний, где сутки разбивались на двадцать четыре часа с укороченными или удлинёнными минутами, здесь два часа тридцать две минуты добавлялись после полуночи, после чего отсчёт времени начинался с ноля часов. Своего рода узаконенная практика исследовательских экспедиций, состоящих из представителей различных земных колоний.
Выйдя в гостиную, я заказал секретарю бутерброды и приготовил кофе, с приятным удивлением обнаружив, что кроме аристонского в наличии имелся и мой любимый арабика. Откусывая от бутерброда и прихлёбывая из чашки кофе, я подошёл к окну.
На Мараукане наступал вечер. Громадное солнце, изменив красный цвет на фиолетовый, висело над горизонтом, обширная тень от соседнего коттеджа полностью закрывала лужайку, а на краю платформы, ближе к соседнему коттеджу, сидела, свесив ноги, светловолосая хрупкая женщина. По стереофото из представительского досье это была Ютта Бригит, ксенолог, специалист по квазиорганическим формам жизни. Родилась на Нейстре, но после восемнадцати лет, когда улетела на Землю учиться в университете, никогда больше ногой не ступала на родную планету. Подавала, да и сейчас подаёт большие надежды стать крупным специалистом в своей области, но всё портит неуёмная, сродни цыганской, жажда перемен. Никогда более двух лет не задерживается на одном месте работы, постоянно колеся по Вселенной. Пожалуй, она была единственным специалистом из всего контингента «Проекта «М», достойным уважения за свои знания и опубликованные труды, несмотря на то, что публикации носили такой же рваный характер, как и её неприкаянная жизнь – доходчиво и толково она излагала факты, выдвигала на их основе гипотезы, а уж выводы предоставляла делать другим.
Доев бутерброды и допив кофе, я опустил чашку в утилизатор и снова глянул в окно. Ютта по-прежнему неподвижно сидела на краю платформы, и если бы не оранжевый комбинезон, её можно было принять за фантом.
Что ж, самое время знакомиться с соседями. Я погляделся в зеркало, причесался и вышел из коттеджа. К моему удивлению, Куги у порога не было. По всей видимости, в преддверии ночи вернулся к своему хозяину выполнять обязанности подушки. И к лучшему. Но в то же время вместе с облегчением, что имитант кугуара вернулся к Борацци, я испытал и затаённое чувство лёгкой горечи. Всё-таки велико в человеке чувство собственника по отношению к тем, кого мы приручили.
Обойдя коттедж, я вышел на лужайку между домами и остановился метрах в пятнадцати за спиной Ютты.
– Добрый вечер, соседка! – мягко, чтобы не испугать сидевшую на краю платформы женщину, поздоровался я.
– Вечер добрый, – чуть помедлив, ответила она, не изменив позы и не поворачивая ко мне головы. – С прибытием на Мараукану, Вольдемар.
– Спасибо, Ютта. Не боитесь упасть?
– Нет… – ответила она задумчивым голосом. – Здесь красиво…
Я невольно огляделся. Фиолетовое солнце коснулось горизонта, на тёмном небе высыпали звёзды, а серо-белесое искусственное плато внизу будто клубилось туманом.
– Да, красиво, – согласился я.
– Если неподвижно сидеть, вглядываясь в плато, то можно кое-что увидеть… – продолжала она. – Присаживайтесь рядом.
Я сделал несколько шагов вперёд, но, почувствовав, как закружилась голова, остановился.
– Боюсь, ничего не выйдет.
– Почему?
Ютта, наконец, обернулась. В лучах фиолетового заката её лицо выглядело гораздо симпатичнее, чем на стереофото в досье. Только взгляд тёмных глаз был отрешённым, будто не от мира сего.
