— Магия может действовать только через особые предметы… — серьезно сказал он.
— Конечно, всем знакомы истории с волшебной палочкой, с ковром-самолетом, что там еще? — не сдержавшись, я все-таки съязвила.
Но как ни странно, Антон не отреагировал на эту издевку, а напротив, с прежней серьезностью заключил:
— Ты права. Сейчас для всех это лишь сказки, ложь. Но это сейчас. А в древности? Тогда ведь люди тоже общались…
— Да, — подхватила я его мысль, — и у древних не было столько лишних слов, как у нас.
Антон, почувствовав мое лучшее расположение, наконец-то спросил то, ради чего, собственно, затеял этот разговор:
— Так вот, если древние и раскрывали свои тайны, то делали это при помощи магии. Поэтому нужны были какие-то магические предметы. И, Ева Журавлева, я хочу узнать от тебя, какая вещь наделила тебя даром ясновидения?
Признаюсь, я впервые растерялась, как вор, пойманный с поличным. Простая логика Антона на секунду превзошла саму магию… Но всего лишь на секунду, потому что я тут же изобразила ужасное беспокойство по поводу того, что мы якобы опаздываем на контрольную работу. Он хитро смотрел на меня, будто ожидая, что я все-таки расколюсь и одарю его золотыми скорлупками. Но не тут-то было, дружок! Если ты такой умный, то сможешь догадаться сам.
Мы вошли в класс, где уже ощущалось умственное и не совсем умственное волнение. Взгляд Красильникова не оставлял меня в покое. Но я зареклась никому не рассказывать о браслете.
Вспомнив вчерашнее видение, я взглянула на Кирсанову. Оля с самого утра сияла, шутила и всем нравилась. Когда она вдруг вздыхала: «Ах! Экзамен», — то все тут же старались поддержать ее, успокоить. У нее и вправду был очень красивый, тонкий голос, и вообще Оля была похожа на греческую музу, особенно в голубой кофточке, которую она надела специально на экзамен. Она казалась такой счастливой, что мне стало тошно. О, если бы вся проблема была в зависти или в еще какой-нибудь глупости! Но нет, причина в ином — в неизбежности. Я знала, что Ольга провалится на своем экзамене, и ничто, ничто не смогло бы меня переубедить.
— … Журавлева! Ты оглохла? — услышала я вдруг возмущенный голос Раисы Алиевны. Весь класс был погружен в удивленное молчание так, что не было ни одного, кто бы не взглянул в мою сторону. Похоже, что математичка уже давно обратилась ко мне с каким-то неведомым вопросом. Но мозг мой был занят восприятием БУДУЩЕГО. Это состояние вывело меня в другое измерение, так что настоящая реальность стала лишь звуковым фоном. Окружающий мир уподобился застывшей картине, на которую я смотрела как бы со стороны, и мне вовсе не хотелось быть ее участницей — картина и без меня была интересной.
— Вон! Журавлева! Немедленно покинь класс! — истерично вопила Раиса Алиевна. Тут всем на удивление ко мне подсел Красильников. Он коснулся моего плеча и тихо, так, чтобы никто не услышал, прошептал:
— Давай уйдем.
Я глазами сказала «да». Антон взял меня за руку, мы встали.
— Раиса Алиевна, ей плохо, — спокойно сказал он учительнице. — Разрешите, я провожу Еву домой.
Раиса Алиевна, видимо, как и все остальные, была потрясена нашим поступком, поэтому не смогла даже что-либо возразить.
— Ева! Как ты смотрела! Наверняка все подумали, что у тебя крышу снесло! — как будто прокричал мне Антон, когда мы уже шли по улице.
— А что случилось?
— Если бы пять минут назад ты посмотрелась бы в зеркало, то гарантирую, что ты себя бы не узнала, — оживился он. — У тебя глаза горели как тогда, когда ты догадалась об Интернете… Ну ведь ты предвидела что-то? Ладно, не хочешь — не говори. Только ты — ведьма!
— Красильников, прекрати, — хмуро попросила я. — Не утомляй меня, иначе более ни слова…
— Все! — как по команде воскликнул Антон. — Я готов тебя слушать.
— Ты, наверное, заметил, какой сегодня была Кирсанова, — начала я. — Помнишь, вчера мы шли после уроков, она догнала нас, а потом попросила погадать ей.
— Да, — протяжно согласился он, — у нее, кажется, сегодня экзамен в музыкалке.
— Вот именно, — подтвердила я. — Мы потом сели с ней на скамейку, я раскинула картишки, но было уже поздно им верить. Потому что карты трусливо врут, если есть такая магия, которая будет во сто крат сильнее. Когда Ольга просто так запела, то через уши в мой мозг проникла весть из завтрашнего дня… Понимаешь?
Антон кивнул головой, и я продолжила:
— …Видение восстанавливалось постепенно, вот как: Ольга так хорошо пела, и вдруг на самой красивой ноте голос ее сорвался — руки аккомпаниаторши остановились и опустили крышку фортепьяно…
— Уф, даже жутко стало, как будто опустили крышку не фортепьяно, а гроба.
— Тьфу, тьфу, — постучала я по дереву. — Но ты представь, каково было мне потом. Ведь пришлось сочинить для Ольги целую байку о том, что карты якобы пророчат удачу.
— Значит, Олька провалит экзамен, — мрачно уточнил Антон. — Но почему ты так уверена?
— Я не могу тебе это объяснить, — заключила я и вздохнула.
Я и Антон говорили друг с другом, будто два фанатика всяких паранормальных явлений. Впрочем, пожалуй, так оно и есть: мы оба — суеверные чудаки.
— Скажи, на уроке ты что-нибудь предвидела? — как бы невзначай спросил Красильников.
— Ничего нового, — ответила я. — Просто видение повторилось, но с большей ясностью. Ладно, кажется, это мой дом. Спасибо, что проводил меня. Не хотелось бы, конечно, прогуливать уроки, но сейчас…
Не договорив своей фразы, я рванулась и — в подъезд. Предчувствие, что сестра снова уезжает, и на этот раз надолго, возникло так внезапно, как будто рассудок решил сэкономить на видении. Странно, иногда одного чувства вполне достаточно. Надеюсь, Антон не обиделся…
Юля и мама уже стояли в прихожей, обе тихо плакали. Папа и какой-то высокий, темноволосый, да к тому же кучерявый мужчина курили, деловито о чем-то беседуя.
— Привет, — тихо поздоровалась я со всеми. Сестра кинулась ко мне и от чувств не могла сказать ничего вразумительного. Я лишь поняла, что она выходит замуж, уезжает во Францию, где будет жить вместе с Марком и их будущим ребенком. Марком оказался тот самый кучерявый господин, с которым разговаривал отец. Словом, все прощание было во французском стиле: стремительно и слезно. Марк мне понравился, и по-русски он говорил неплохо. Напоследок я попросила его и Юлю сделать мне одно небольшое одолжение:
— Пожалуйста, не называйте свою дочь Элеонорой.
— Почему? — рассмеявшись, спросила Юля.
— Ах! — театрально вздохнула я. — Разве ты не помнишь ту змеевидную подружку тети Сони? Так знай, что еще одной Элеоноры Марковны быть не должно.
— Ты жестока, — заметила мама.
— Мамочка, я только хотела сказать, что Элеонора Марковна неповторима!
И, как говорят в самых скучных телепрограммах, на этой веселой ноте мы стали прощаться. Не верилось, но сестра действительно уезжала во Францию. Мне не верилось вдвойне, потому что это значило… Но стоп, незачем загадывать! Если мне суждено когда-нибудь побывать во Франции, то наверняка я узнаю об этом из собственных источников…
Глава VIII
Шестьдесят секунд
И снова ночь. Вот оно — древнее сарматское украшение. Я сижу за письменным столом, где, как в океане, раскиданы всевозможные острова из книг, из тетрадей и остального хлама, без которого моя жизнь — не жизнь, а болото. Браслет лежал на белом альбомном листе. Я подумала, что на чистом фоне орнамент будет отчетливей и ничто не отвлечет моего внимания.
Если украшение имеет такое сильное магическое влияние на мой рассудок, то я в какой-то степени имею право говорить с ним. Будто перед глазами не серебряное украшение, а хрустальный шар, в котором я должна увидеть… Но что? Что могут сказать эти примитивные начертания, эти простые символы?
Из того, как расшифровала их Рита, ничего странного не обнаружить. Понятно, что по одному краю браслета рисунок символизирует воду, по другому — воздух. Между этими границами — солнце и земля. Но почему?
Если солнце — это свет, а земля — тьма, то отчего они не могут стать пограничными? Но для древнего художника, который расписывал браслет, почему-то первичными были вода и воздух. Есть! Кажется, что-то проясняется… Здесь изображено не просто мироздание. Может быть, на браслете рассказано о сотворении мира. Вот вода, затем из-за туч, древних и хмурых, как брови старца, появляется солнце, а вместе с солнцем — суша. И птица, меняющая положение своих громадных крыл, а значит, либо парящая, либо стремительно летящая куда-то, как теперь выяснилось из книги, талисман доисторического ясновидца. Но каким образом ясновидение связано с миротворением? Неужели мир предвидел свое сотворение! Тогда ЧТО же было до…
Глобальные мысли уносили меня на своих крыльях в глубокую ночь. Я повернула браслет по часовой стрелке так, как вращается наша планета, и обратила внимание на «чистую» круглую вмятину. Круг также находился между воздушной и водной стихией. Надо сказать, что эта непонятная впадина была единственным местом, куда не проникали символы солнца и земли. Возможно, здесь был когда-то «престол» драгоценного камня. Если так, то должны были сохраниться хоть какие-то крепления, которые удерживали камень. Но все-таки круг был «чист», будто еще не нашлось то, что могло бы его заполнить. Для чего же древний мастер оставил на браслете такой ровный и правильный след? Что ж, пожалуй, это очередная загадка.
