мухи, решив, что будит неугомонная соседка, но тут же вспомнила, что в квартире к ночи осталась с сыном одна.
Протёрла закисшие от усталости и сна глаза, осмотрелась: Семён спит, а больше в комнате – никого, зато из кухни слышится неторопливый разговор. Прошла на голос. За столом по-домашнему разместились две женщины – пили чай вприкуску с мятными конфетами и вишнёвым вареньем.
– На завтра обещают хорошую погоду, – не спеша, прабабушка отхлебнула из чашки глоточек, на секунду замерла, смакуя:
– Чай, как всегда, великолепен!
Завидев Тамару, кивнула ей, здороваясь, добавила в напиток кусочек льда со стоящей рядом хрустальной розетки, о существовании которой Тамара давно уже забыла, потом спокойно заметила, показывая на окно:
– Смотри, судьбы своей не проспи.
Тамара перевела взгляд в направлении, которое та указывала. На улице, как из ведра, лил дождь. Под узким козырьком, на освещённом тусклой лампочкой пятачке у подъезда, ссутулившись, застыл одинокий сиротливый силуэт. Даже в кромешной темноте она бы его узнала – слишком он был похож на человека из мрачной подворотни, лицо которого так упорно месяцами она пыталась вспомнить. Тамару передернуло от забытого страха, но комментировать слова прабабушки она благоразумно воздержалась.
С шумом отхлёбывая чай, бабушка и себе добавила:
– И Семёна будущее в твоих руках, о сыне, девочка моя, не забывай. Ты чего бегаешь от мужика? Неужели обиделась? Ничего он тебе не должен. Не его вина, что тебе на дороге подонок встретился. Глупо отрицать, что человек тебе помог. Как мог, помог – не дежурить же ему в подъездах в ожидании того, что там произойдёт. Забудь всё страшное. Живи, как люди.
Тамара сделала попытку что-то сказать в своё оправдание, но её перебил телефонный звонок.
– Это я, Тамара.
Мужчина за окном поворачивается к ней лицом, смотрит просто в глаза, потом говорит:
– Не успел. Прости…
Не дослушав, она отключается. В окно видно, как человек во дворе смотрит на экран, пока тот не тухнет окончательно, потом кладёт телефон в карман и медленно исчезает под аркой дома.
Тамара оглядывается, но в комнате уже никого нет. Она устало садится на ещё тёплый стул, где только что, как ей показалось, сидела бабушка.
***
В воздухе стоит густой запах роз, лета и дальней дороги. Пожилой водитель укладывает в багажник огромный баул, детскую коляску, сумки поменьше, с гордостью хвастается помогающим ему Насте и Светке:
– Я отца его возил, его вожу, даст бог, и Сёмочку буду возить… Три поколения, однако! Не всякому служивому в жизни такое случается, – непринуждённо записывает он Семёна в семью, потом с удовольствием хлопает ладонью по пристроенному багажу, смотрит на часы и намеренно строго понукает:
– Вы бы, барышни, пошевеливались, не то мы к самолёту опоздаем. Эх, с ветерком! К дедушке мальчик летит, к дедушке Матвею!
Из другой машины, стоящей поодаль, за сборами наблюдает ещё один человек. Даже на расстоянии заметно, как он серьёзен и напряжён.
Усаживаясь возле сына, Тамара поднимает руку, чтобы поправить прическу, но, неожиданно даже для себя, улыбается и машет мужчине.
