Мы с Марлен одновременно присели и стукнулись головами, папа, поднимаясь, заехал коленом мне в бедро. И все это в седьмом часу утра. Я вскрикнула, отец покачал головой, и Марлен выставила нас обоих из кухни.
– Вы меня с ума сведете! Идите в столовую, столик у окна накрыт, а я сейчас.
Я потерла бедро и поковыляла по коридору, папа пошел за мной, говоря при этом:
– Кристина по утрам точь-в-точь как ее мать. Пока начнет соображать, пройдет вечность, и все, разумеется, из рук валится.
Я выпрямила спину и ускорила шаг.
В столовой я остановилась, поджидая отца, осматривавшего буфет, – я опасалась его вердикта, но, все изучив, он улыбнулся:
– Гляди-ка, что здесь есть. Пять сортов колбасы и овощи, и даже лосось. Каждый может взять то, что любит. Прекрасно!
Марлен с кофейником пришла, когда я вовсю зевала, не прикрывая рот.
– А почему ты не поспала подольше? Мы же договорились на восемь. И где Доротея?
– Ей разрешили поспать.
Я потерла глаза. Накраситься я забыла, ну и пусть. Марлен внимательно посмотрела на меня, потом на папу, отвинчивавшего крышку у банки с мармеладом.
– Тогда выпей кофе и просыпайся. До восьми утра явиться никто не должен.
– Папа пьет кофе без кофеина, от обычного ему плохо.
– Сейчас принесу. А что это у тебя на ноге?
На мне были шорты, лето все-таки, я взглянула на свою голень.
– Шариковая ручка. Можно оттереть пемзой. Как говорит Хайнц.
Он сделал вид, что ничего не понял, и уселся за наш столик с тарелкой, полной еды. Сидел, смотрел то на тарелку, то на нас и сиял.
– Выглядит просто замечательно, Марлен. Положи себе что-нибудь, Кристина, ты же знаешь, утром император, днем король, вечером монах. А сейчас как раз утро.
Марлен взирала на нас, не понимая, о чем речь. Я забрала у нее кофейник.
– Так нужно есть. Чтобы не потолстеть. Это обычный кофе?
Марлен кивнула:
– Другой сейчас заварю, – и исчезла в кухне.
Следующие полчаса прошли мирно. Я знавала мало людей, умевших есть столь самозабвенно и систематично, как мой отец. Все на его тарелке было разложено очень аккуратно. Одному не следовало касаться другого, между нарезкой, хлебом и джемом оставался достаточный промежуток.
Папа начинал завтрак с ломтя черного хлеба, на который он намазывал масло, и не абы как, а точными поглаживающими движениями. Слой масла распределялся одинаково по всей поверхности, без просветов. На корке следов масла быть не должно. Затем он ставил яйцо в подставке точно в центр тарелки и обстукивал скорлупу ложкой. Верхняя треть скорлупы осторожно снималась, края при этом следовало оставлять ровными. Яйцо ненадолго вынималось, счищенная скорлупа помещалась внутрь, яйцо водружалось обратно. Затем яйцо подсаливалось и съедалось ложкой. На второе была булочка, не грубого помола, никаких зерен, никакого мака. Самая обычная булочка. Он разрезал ее на две части, нижнюю съедал с колбасой, из которой предварительно минут десять выковыривал крупинки жира, складывая их в пустую яичную скорлупу. На верхнюю половину булочки он намазывал мармелад, всегда клубничный. Жуя пустую булочку с изюмом, я смотрела на него с восхищением. Он был полностью сосредоточен, не поднимал глаз, не разговаривал, ничего не воспринимал, поглощенный трапезой. Почему-то это подействовало на меня успокаивающе. Все было мне знакомо. Я это знала всю свою жизнь. И ничего не изменилось.
Через полчаса, прошедшие очень мирно, он салфеткой стер яичный желток со рта, лишь одна крошка осталась в уголке губ, отодвинул в сторону тарелку и довольно улыбнулся:
– Хороший здесь завтрак, правда?
Я коснулась уголка своего рта, но, не успев сказать ему об остатках яйца, услышала шум в холле и увидела, что отец встает.
– Доброе утро, дамы, надеюсь, вы хорошо спали?
– Ах, наш морской герой! Паромный вообще-то, но это не важно. Доброе утро!
Фрау Вайдеманн-Цапек оставила свой пуховик в номере и облачилась в зимний брючный костюм из белой шерсти, а свои искусно взбитые локоны заколола примерно двумя десятками белых заколок.
– Чудесного вам утра, какой прекрасный день и так мило начинается. Эти два места за вашим столом свободны?
И уже схватилась за спинку стула рядом с папой. Фрау Клюпперсберг, вся в чем-то вязаном зеленого цвета пяти разных оттенков, остановилась у стола и милостиво протянула ему руку для поцелуя. Чего он, впрочем, не заметил, поскольку в этот момент вернулась Марлен.
– Доброе утро. Надеюсь, вы хорошо спали. Я накрыла вам вон тот стол. Что вы будете пить? Чай или кофе?
Фрау Клюпперсберг раздосадованно отдернула руку.
– Я буду чай. Но здесь есть два свободных места.
– Нет! – Мой голос прозвучал громче, чем я хотела. Чуть тише я продолжила: – Мы ждем мою подругу Доротею. Мне очень жаль, но вам придется занять соседний стол.
Папа кивнул с извиняющимся видом:
– Это правда. Но вы будете сидеть совсем рядом.
Он снова сел.
– Марлен, даме чай.
– Обеим дамам? – продемонстрировала самообладание Марлен, и хотя я подозревала, о чем она сейчас думает, по ее виду ничего нельзя было заметить.
– Да. – Фрау Вайдеманн-Цапек бросила свою сумку рядом со стулом и села. – Остфризский, пожалуйста, заваривать не более четырех минут и с настоящими сливками, никакого конденсированного молока.
– Разумеется. Сию минуту.
Марлен бросила на меня взгляд и исчезла в кухне. Папа повернулся к дамам:
– Здесь очень хороший завтрак. Выбирайте что хотите, все просто превосходно.
Они лучезарно улыбнулись отцу и отправились накладывать себе еду. Папа посмотрел им вслед.
– Они милые, – сказал он тихо.
Я промолчала. Он протянул мне чашку, я налила ему из кофейника, стоявшего прямо перед ним. Фрау Клюпперсберг вернулась первой. Я поразилась, с какой скоростью она сумела наполнить тарелку. Она соорудила на ней настоящую пирамиду из хлеба, сыра и колбасы и придерживала ее сверху большими пальцами. Взгляд отца упал на верхний кусок колбасы, на котором остался вдавленный след от пальцев. Брови у него поползли верх. У фрау Вайдеманн-Цапек оказалось целых две тарелки. На одной – четыре куска хлеба, две булочки, на второй – колбаса, салат с селедкой и свеклой и нарезанный кружками помидор. Папа сглотнул. Дамы поставили тарелки и вернулись к буфету за яйцами и соком. При этом одна из них, уходя, толкнула стол, так что кружок помидора свалился с переполненной тарелки на скатерть. Образовалось пятно, помидорно-красное и селедочно-свекольное. Мы оба следили за его появлением, наконец папа тихо спросил:
– И они все это съедят?
В этот момент вернулась Марлен с двумя чайниками, поставила их на соседний стол и подсела к нам.
– Ну, Хайнц, хочешь еще чего-нибудь?
– Нет, спасибо. Я допью свой кофе, и хватит.
– А ты, Кристина?
Мне ужасно хотелось курить, мой тоскующий взгляд метнулся в сад, где стояли два плетеных кресла и небольшой столик с пепельницей. Марлен угадала, о чем я думаю.
– Через десять минут придет Геза, моя помощница по хозяйству. Кристина, не поможешь ей немного с уборкой? Тогда я смогу сходить с Хайнцем в пивную. Годится?
Мы кивнули, и Марлен вернулась в кухню. Тем временем почти все столики уже заняли. Гостями Марлен оказались пять супружеских пар и компания из четырех пожилых дам, они приветливо здоровались, усаживаясь за столы.
Наши соседки тем временем вернулись. Фрау Вайдеманн-Цапек с размаху швырнула в чашку с чаем леденцовый сахар, что привело к образованию очередного пятна. Папа посмотрел сначала на пятно, потом на меня.
– Ах, Хайнц… Вы разрешите мне называть вас Хайнц? – Фрау Клюпперсберг склонилась к нему и улыбнулась. Между резцами у нее застряли маковые зернышки. – Можем мы сегодня утром воспользоваться вашим талантом экскурсовода и познакомиться с островом?
Я задалась вопросом, что же такого он им наговорил вчера на пароме? О Нордернее он рассказать не мог, поскольку ничего про него не знает, выходит, либо повествовал о Зюльте, либо просто выдумывал. Как всегда, мне стало занятно, как он выкрутится из ситуации, и я проигнорировала его взывающий о помощи взгляд.
– О да, это было бы так мило. – Фрау Вайдеманн-Цапек взяла нож и подставку с яйцом. – Мы втроем нагнали бы страху на этот остров.
Она захихикала, безжалостно вонзая нож в середину яйца. Папа сжался. Фрау Клюпперсберг тем временем положила на кусок хлеба колбасу, сверху накрыла вторым куском, разрезала пополам и завернула в салфетку. При этом она откусывала от булочки с маком, заедая ее салатом из свеклы с селедкой. Наконец она заметила недоумевающий взгляд Хайнца.
– Мы же за все заплатили. Зато потом не придется покупать бутерброды за бешеные деньги. Вам тоже стоит так делать, от морского воздуха просыпается зверский аппетит.
Даже для моего вежливого отца это было слишком. Он отставил пустую чашку и поднялся.
– Мне пора, милые дамы. К сожалению, вам придется обойтись без моих услуг, ведь я здесь затем, чтобы помогать фрау де Фриз. Что обещано, то обещано, от удовольствий придется отказаться. Желаю вам приятно провести день и получить массу положительных эмоций.
