– Это можно расценить как совет гольфиста гольфисту, никакого злого умысла.
– Папа ни разу в жизни не играл в гольф.
– Я это и не утверждал. Но наши поля хороши. Я часто хожу мимо. Там играет Уве Зеелер [1].
Папа сунул вилку в рот и кивнул для убедительности.
Когда мы поели, Марлен достала из сумочки эскизы и фотографии.
– Мы сумеем все осмотреть утром, сегодня не получится, там делают пол, и ходить по нему можно будет только завтра. Но выглядеть должно вот так.
Слово «пивная» к этому помещению не подходило вовсе. На эскизах оно скорее напоминало изысканный бар-гостиную. Марлен решила рядом с баром поставить кожаные диваны и кресла, в центре должен был появиться стеклянный со всех сторон камин, в смежном помещении – хромированные столы и ротанговые кресла, здесь она планировала подавать закуски. Мы с Доротеей были впечатлены. Хайнц не так сильно.
– И они будут есть гороховый суп и вытирать жирные пальцы об обивку, – сказал он.
– Хайнц, гарантирую, что горохового супа здесь не будет.
Доротея сосредоточенно изучала эскизы, и у нее тут же родились идеи. Она предложила Марлен разные сочетания цветов, разыскала в сумке карандаш и принялась записывать оттенки и делать пометки на полях. Папа недоуменно следил за ней.
– Да покрасьте все в белый цвет. Или латексной краской, стены даже можно будет протирать мокрой тряпкой.
– Папа!
– Хайнц!
– Я просто высказал свое мнение. И чем займусь я? Красить я не могу. Да и руки потом не отмоешь.
Доротея подняла голову.
– Думаю, я с удовольствием сделаю это сама. И мне кажется, морские мотивы местами будут смотреться очень красиво. Я их просто нарисую. Надеюсь, Марлен, ты мне доверяешь?
Марлен кивнула:
– Я потому и спрашивала твое мнение. Я нашла пару школьников, они смогут под твоим руководством красить большие поверхности, а у тебя останется время на тонкую работу.
– Прекрасно. Это то, что надо.
Марлен снова вернулась к чертежам.
– Короче, главная проблема – решить, кто, где и когда может быть полезным. У меня полный пансион народу, поэтому до десяти утра мне не вырваться. Моя помощница, которая должна была заниматься завтраком, повредила ногу и на три недели выбыла из строя. Это ты возьмешь на себя, правда, Кристина?
Я молча кивнула.
– В восемь утра в пивную приходят рабочие. Нужно еще положить плитку в туалеты и доделать электрику. Не знаю, во сколько ты, Доротея, хочешь начинать работать, но утром нужно, чтобы кто-то был здесь.
Доротея испугалась:
– В восемь утра? Ты серьезно? Я в это время еще невменяема.
Папа выпрямился.
– Следить за рабочими – мужское дело. В восемь утра буду на месте как штык. Никаких проблем.
Марлен улыбнулась ему:
– Я надеялась на тебя, Хайнц. Тебе не придется торчать здесь до обеда. Просто кто-то должен их впустить. Ну и разобраться, если возникнут проблемы.
– Эй, уж я знаю, как общаться с рабочими. Тут нужен авторитет, иначе они сядут на голову. Ты, конечно, слишком мила для этого, поэтому хорошо, что есть я.
Вид у него был очень довольный.
– А Калли я смогу навестить днем или вечером. Ремонт – в первую очередь.
На обратном пути папа гордо рассказывал, какой опыт приобрел со строителями. Я молчала. Большинство этих историй были мне известны от матери, но невежливо вносить поправки в версию такого авторитета. Перед «Домом Теды» мы попрощались с Марлен.
– До завтра. Приходите на завтрак в пансион, потом мы с Хайнцем и Доротеей сходим в пивную, и я покажу Кристине все остальное. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Теда, – ответил отец. – Ой, я имел в виду – Марлен. Спокойной ночи, Марлен.
– Кстати, о Теде. – Я сообразила, что мы вообще не поговорили о Теде и ее новом возлюбленном. – Хуберт и Теда не собираются приехать?
– Как же, собираются. Но сейчас они в Констанце на Боденском озере, и Теда находит тамошние цветы великолепными. Они приедут в будущие выходные. Так что наши голубочки пока порхают.
– Что ж, путешествия расширяют кругозор, говорю я всегда. – Хайнц со значением посмотрел на Марлен. – Ну, спокойной всем ночи.
Он развернулся и направился к нашей временной резиденции. Я чмокнула Марлен в щеку.
– Пойду догонять, он без ключа.
Доротея еще не успела попрощаться, а я уже услышала голос отца:
– Кристина! Дверь заперта!
В полночь я наконец уселась на ступенях, ведущих с террасы в сад, и закурила. Было очень тихо, ясное небо, я смотрела на звезды.
Пока я распаковывала чемодан, папа сидел на краю кровати и внимательно наблюдал за мной.
– Сложи вещи, которые подходят друг к другу, вместе. Тогда мне не придется все время спрашивать. А мы всегда должны будем уходить из дома вдвоем?
Это что? Страх в его голосе?
– Скажи, папа, тебе не нравится, что ты здесь, со мной?
Он на секунду задумался.
– Ну да, нужно просто спокойно осмотреть остров. И как бы то ни было, Марлен без нас пришлось бы ой как несладко. Иногда нужно приносить себя в жертву.
Только я закурила, как позади раздались шаги.
– Подвинься.
Папа в голубой пижаме в белую полоску уселся рядом со мной.
– Где-то что-то жарят? Пахнет паленым. Посмотри-ка, звезды. Когда падает звезда, нужно загадать желание.
Мы сидели рядом и смотрели в небо. Вдруг оборвалась одна звезда, а следом за ней другая. Ни один из нас не сказал ни слова. Мне не хотелось нарушать мирное состояние. Я загадала, чтобы у нас с папой все здесь было хорошо. И чтобы операция у мамы прошла успешно. Ведь упали две звезды. Папа зевнул и потянулся.
– Ну, вот и все. Я иду спать. Не скажу, что загадал, иначе не сбудется.
Он тихо рассмеялся и встал.
– Даже интересно. Спокойной ночи, ребенок, хороших снов. Если что, я рядом.
Я посидела еще немного. Больше звезды не падали. «Но для начала и две неплохо, – подумала я. – Кто знает, что произойдет за время отпуска?…»
«Вот, начинается веселье»
Северин
Я шла босиком по дюне, лицом к солнцу, перед глазами расстилалось море. Внизу на пляже меня кто-то ждал, я волновалась, и сердце мое колотилось. Дюнная трава щекотала левую голень. Вдруг я подумала, что собачий шиповник, растущий здесь повсюду, пахнет совсем не так, как я привыкла. Щекотание и запах усилились, море передо мной стало расплываться.
Я открыла глаза. Папа сидел у меня в ногах, окутанный облаком «Давидофф», и водил шариковой ручкой по моей голени. Я спрятала ногу и попыталась обрести дар речи. У папы с голосом все было в порядке.
– Доброе утро. Ну как? Хорошо спала? Сны в первую ночь на новом месте исполняются, надеюсь, это того стоит. Что тебе снилось?
– Папа, пожалуйста…
Я откатилась в сторону и натянула одеяло.
– Да ладно, скажи. А я тогда расскажу тебе свой.
– Собачий шиповник, который пах, как «Давидофф», – пробормотала я в подушку.
– Что ты сказала? Тебе не обязательно мне рассказывать. Можешь оставить при себе. Когда мы пойдем завтракать? Я очень хочу есть. И пить тоже.
Я заставила себя подняться. Взгляд упал на ногу. Она была в синих полосах.
– Папа, ты изрисовал мне всю ногу!
Он озадаченно посмотрел на шариковую ручку, которую держал в руке.
– В таком случае она сломана, я нажимал на кнопку. Но это можно оттереть пемзой. Ты встаешь наконец?
Как противостоять напору, я не придумала и, заспанная, молча прошла мимо него в ванную. Там на полке лежали мои часы. Шесть утра. День начался на час раньше, чем предполагалось.
«Прекрасно! – подумала я, изучая усталые глаза в зеркале. – Мама, я делаю это только ради тебя. И твоего колена, чтоб его!..»
Спустя полчаса мы с папой шли к «Дому Теды». На его радостный крик «Солнце светит, новый день!» Доротея ответила точным броском подушкой и рыком «Вы что, с ума сошли?». Папа аккуратно положил подушку на стул, на цыпочках вышел из комнаты, тихо прикрыл за собой дверь и строго посмотрел на меня, приложив указательный палец к губам.
– Ш-ш-ш… Доротея устала, ей нужно хоть разок выспаться, все-таки она в отпуске.
Я порадовалась, что во рту у меня зубная щетка, для отцеубийства было слишком рано.
Когда мы через заднюю дверь вошли в пансион, навстречу нам вышла Марлен с подносом и вздрогнула:
– Что вы здесь делаете в такую рань? Всего половина седьмого.
– Кто рано встает, тому Бог подает.
Папа взял у Марлен из рук поднос и выжидательно посмотрел на нее.
– Куда это?
– На кухню.
Он на секунду задумался и отдал его мне.
– Ты уже здесь бывала, поэтому знаешь дорогу. К тому же я все равно куда-нибудь не туда поставлю. Скажи, Марлен, мы уже можем позавтракать?
Я с подносом прошла на кухню, Марлен за мной, отец следом. В маленькой кухне нам троим развернуться было негде. Марлен забрала поднос и пристроила его за папой, уронив на пол две корзинки для хлеба.
– Опля! – Хайнц нагнулся, смахнув банку с кофе. – Однако здесь тесновато.
