Трой Август Камерон превосходно чувствовал себя в роли грабителя. Главным оправданием ему служила уверенность, что никаких оправданий не нужно. Достоевский исчерпывающе сформулировал это устами Ивана Карамазова: раз нет Бога, значит, все позволено. Родители Троя никогда не ходили в церковь, он тоже. В детстве он верил в Бога и в Иисуса Христа, потому что все вокруг как будто тоже верили и никто эту веру не оспаривал. Позже он страстно желал, чтобы Бог существовал, но не находил тому никаких подтверждений. Ему казалось абсурдным, что Бог создал Вселенную несколько миллиардов лет назад, а потом прождал 99,9 процента всего этого времени, прежде чем сотворить существ «по Своему образу и подобию» на крохотной планетке в дальнем углу второстепенной галактики. Это равносильно тому, чтобы отправиться на пляж, подобрать там наугад песчинку и изречь: «Вот, я облекаю это в мой собственный образ». В Бога еще позволительно было верить, когда человечество считало, что Земле десять тысяч лет от роду и что она — центр Вселенной. Революцию против Бога начал Фрэнсис Бэкон, а Дарвин вонзил в Божье сердце последний кинжал. Теперь в Бога продолжали верить только невежды и трусы, чья вера нечувствительна к фактам.
Трой провел много ночей с желанием уверовать, но истина оказалась для него важнее мира в душе. Только его собственная позиция отвечала неопровержимым фактам. Для Троя в Распятье было не больше божественного, чем в тотемном столбе или в Звезде Давида. Человек волен был сотворить себе Бога — и сотворил Его.
Полгода он вычеркивал из календаря день за днем.
Когда сидеть оставалось двадцать два дня, из окошка для передач позвонили прямо в спортивный зал и сказали, что к нему пришли.
К нему пришли! С тех пор как окончательно слегла мать, его никто не навещал. Он даже шутил, что, если его пришьют и втихую закопают на тюремном дворе, никто никогда не вздумает справиться о его участи. Трой одолжил чистую рубашку, причесался, но решил обойтись без бритья. Он поднялся по истертым бетонным ступенькам в тюремный двор и зашагал к кабинету начальника. Мимо сновали заключенные. С немногочисленными знакомыми он обменивался кивками или другими знаками приветствия — в тюрьме чувствительны к малейшим признакам неуважения. Его издали поманил надзиратель. Трой обогнул «Райский сад». Было начало лета, и смехотворно крошечный цветник с тропинками, на которые заключенным запрещалось ступать, цвел пышным цветом и благоухал.
В окошке ему выдали пропуск, на котором значились его фамилия и номер, а также слово «посетитель». К пропуску была приложена визитная карточка адвоката. Почему адвокат? Разве с ним кто-то судится? Вряд ли. Смысла в этом было — ноль.
Он направился к калитке в «промежуточных воротах». Надзиратель у калитки внимательно его оглядел и пропустил дальше. Его обыскали, впустили в следующую дверь — и он оказался в комнате для свиданий. В будний день посетителей было немного. Заключенные, разделенные перегородками, доходящими до подбородка, сидели по одну сторону длинного стола, посетители — по другую. Трой пробежал взглядом по всем, но никого не узнал. Потом ему помахал рукой седовласый мужчина. Трой двинулся к нему, недоуменно хмурясь. Посетитель улыбался. Оказавшись перед ним, Трой узнал седого. Александр Арис по прозвищу Эль Греко, или Греко, или Грек. В их последнюю встречу Греко был брюнетом, но с тех пор успел поседеть. Десять лет срок немалый.
— Здорово, старина. Удивлен? — начал Греко.
— Какими судьбами? Как ты сюда пролез?
— Нужная ксива творит чудеса. В моей черным по белому написано, что мне разрешена практика в калифорнийских судах.
— Мне тоже понадобятся ксивы.
— Плевое дело! Есть у меня один мексиканец в Тихуане… Полный комплект — водительские права, кредитные карты и прочее — за пятьсот.
— Блин, раньше просили всего двести пятьдесят.
— Инфляция, братец, инфляция. А ты отлично выглядишь!
— Ты тоже, вот разве что волосы.
— Олух, это придает солидности. И вообще, седина не ржавчина. Мужчину она только красит.
— Я слыхал, что одно время ты был в силе, а потом исчез.
— Как говорится, дурень занялся дурью. Мои спонсоры — психи-мексиканцы.
— Толкаешь?
— Сам знаешь, — кивнул Греко.
— И как успехи?
Греко пожал плечами.
— Не знаю. Я не ворочаю тоннами…
— Слыхал про Большого Джо?
— Нет.
— Переведен в Пеликан-Бей. У него рак, но его не хотят отпускать по актировке.
— Вот суки! Надо же, я навещал его в тюрьме в прошлом году… Он выглядел молодцом. Знаешь, такого крепкого парня я еще не видал. Характером, конечно.
— Это самое главное.
Греко подался вперед и понизил голос.
— Что собираешься делать после освобождения?
— Попытаюсь подзашибить деньжат, что же еще.
— Есть что-то на примете?
Трой с усмешкой покачал головой.
— Что может быть на примете после десяти лет за решеткой? Подзашибу — и прочь из этой страны, пока она, сама того не подозревая, не превратилась в фашистскую.
— Эй, брат, ты, часом, не заделался в тюрьме революционером?
— Не боись, я капиталист до мозга костей. Но за десять лет тюремный контингент вырос от тридцати до ста тысяч. Дальше будет еще хуже. А все со страху.
— Боятся черномазых?
— Да, но законы не могут касаться одних черномазых. К тому же я для них тоже черномазый, хоть и белый. Любой отсидевший автоматически превращается в черномазого.
— Странноватые речи, брат.
Трой улыбнулся и утвердительно кивнул.
— Чего еще ждать после двенадцати лет на помойке? Но я еще не окончательно спятил. Просто надо немного знать историю и смотреть в глаза фактам. Ладно, к хренам это все. Я же знаю, что ты проехал четыреста миль и забрался в Сан-Квентин не для того, чтобы спросить мое мнение о положении страны. Выкладывай, зачем пожаловал.
— Хочу взять тебя в дело, чтобы ты огреб деньжат.
— Я не торговец наркотиками. Это слишком смахивает на… бизнес.
— Ничего похожего! У меня есть знакомый адвокат — специализируется на защите обвиняемых по крупным делам о наркотиках. Они так и просятся в жертвы ограбления!
— Ну-ка, расскажи поподробнее.
— Тебе не обойтись без помощника.
— У меня их целых двое, ждут не дождутся, когда я выйду.
— Я с ними знаком?
— Вряд ли. Дизель Карсон и Бешеный Пес Маккейн. — Греко покачал головой. — Они с севера, из Сан-Франциско и Сакраменто. Нормальные ребята. Один псих, но это не беда.
— Конечно, не беда. Значит, так. Мой адвокат требует для себя двадцать пять процентов…
— Двадцать пять! Он что, двинулся? Если бы я столько ему отвалил, то пришлось бы потом обчистить его самого, иначе я бы чувствовал себя кретином. Он нежится в постели с женушкой, а я рискую собственной задницей.
Греко жестом призвал Троя успокоиться. Дождавшись, пока тот смолкнет, он продолжил:
— Через наши руки пройдут все деньги. Он не будет знать, сколько их в общей сложности. Отдаем ему двадцать пять процентов от нами же назначенной суммы — и все довольны. А мы можем получить впятеро больше!
— Ты этого не говорил.
— Ты мне не дал, мать твою.
— Ты же знаешь, я не люблю играть в кошки-мышки. Предпочитаю сразу выкладывать козыри на стол.
— Знаю. Потому к тебе и приехал. Знаешь, сколько вокруг народу пятками бьет… И дожидаться, пока они выйдут из тюрьмы, мне не нужно. Но загвоздка в том…
— Загвоздка в том, что ты боишься доверить им столько денег. Они скорее убьют, чем выпустят деньги из рук.
— Да, куш серьезный. — Греко улыбнулся, в глазах сверкнули искорки. — А тебе я доверяю на все сто.
— Ты знаешь мой послужной список.
— Знаю. Сколько еще дней тебе мотать?
— Двадцать один день — и на волю.
Греко мысленно что-то прикинул и кивнул.
— После освобождения тебе предписано поселиться в Лос-Анджелесе?
— Нет, во Фриско.
— Ты ведь родом из Лос-Анджелеса. Родился и вырос среди богачей и знаменитостей. Помню, как ты нацарапал на стене в колонии: «Трой де Беверли-Хиллс».
От этих воспоминаний они так расхохотались, что надзиратель в углу комнаты выразительно смерил их суровым взглядом.
— Приходится возвращаться в округ, где тебя замели. Меня сцапали во Фриско, — объяснил Трой. — Смотри-ка, как вертухай на нас пялится.
— Надо сваливать, а то меня тоже заметут — уж больно я развеселился в Сан-Квентине! Я дам тебе номер телефона и ты сможешь оставить сообщение.
— Давай, я запомню. А выйду из посетительской — запишу.
— Лучше пришлю его тебе письмом. — Греко встал. — Без кода города.
— Ничего, здесь на это не обращают внимания. Напиши, что это телефон тетушки Мод, например. — Трой тоже поднялся и вопросительно посмотрел на тюремщика. Тот кивнул, разрешая им рукопожатие. — Я рад, что ты приехал, брат.
