много треков, но, если очень постараюсь, освобожусь раньше.
Володя тоже встал с дивана и заключил Юру в объятия.
— Вот это уже разговор, а то всё «летом да летом», — сказал он, улыбаясь. — Что можно сделать, чтобы ты закончил раньше?
От былой грусти не осталось и следа, и Юра улыбнулся.
— Вернуться к жизни по графику.
— Завтра вернёшься, — сказал Володя, разворачивая и толкая его на диван. — Всё завтра.
Юра неловко плюхнулся и рассмеялся. Его халат, держащийся на одном только поясе, распахнулся — одежды под ним не было. Юра попытался прикрыться, но Володя остановил его. И всё стало так, как должно быть.
По дому разносились звуки бодрого марша, прогоняя тишину. Подхваченный ветром снег бил в окно, тонкое стекло сдерживало холод, оберегая тепло этой комнаты. Серебряные лучи зимнего солнца слабо пробивались сквозь тучи, но с каждой минутой проигрывали всё больше и больше. Наконец мрак вынудил Юру оторваться от Володи и, хотя часы показывали всего полдень, включить лампу. Тёплый жёлтый свет разлился по комнате, озарив десятки лиц, что беззастенчиво пялились на них с фотографий на стенах.
— Я не настаиваю, — произнёс Володя, отдуваясь. — Но мне было бы приятно, если бы ты убрал фотографию Йонаса.
— О твоей ревности будут слагать легенды! — прыснул Юра. — Но мне нравится.
Он вздёрнул бровь, с вызовом уставился на Володю. Но ни одна мышца не дрогнула на его лице, провокация не сработала, и Юра, закатив глаза, повиновался — снял фотографию.
— Ты послушаешь, что я написал для тебя? — спросил он, ложась рядом с Володей.
— Конечно. А давай прямо сейчас послушаем твою музыку?
— Нет уж. Это написано для того, чтобы слушать в одиночестве. Тем более мне будет интересно узнать, понял ли ты мой замысел.
— Какой замысел? Что ты имеешь в виду?
Юра рассмеялся.
— Мои истории, написанные для тебя.
— Музыкой, что ли? — не понял Володя.
Глядя на его недоумевающее лицо, Юра рассмеялся.
— Конечно музыкой! Музыка тоже способна рассказывать истории. Я написал несколько для тебя. Когда приедешь и послушаешь — расскажешь их мне.
Получив такую установку, Володя всерьёз забеспокоился. Что, если он не поймёт, что хотел сказать ему Юра? Что, если вообще не разберётся? Не страшно, если Юра заподозрит его в невежестве, но если вдруг решит, что Володе на самом деле плевать на его творчество?
— Знаешь, что плохо? — спросил Володя, накрывая их обоих пледом. — Хоть я читал книжки по теории музыки, но мне всё равно кажется, что я ничего не понимаю. Ты можешь научить меня понимать музыку? Вот, например, симфония. Что это такое и о чём?
Юра подозрительно сощурился. Володя приготовился получить выговор, но Юра осторожно спросил:
— Я правильно тебя понял? Ты хочешь, чтобы я научил тебя активному слушанию? Это же проходят классе во втором!
— Думаешь, я помню, чему учили на музыке в начальной школе? — хмыкнул Володя.
— Ладно… — протянул Юра. Ненадолго задумался, вздохнул и выдал целую тираду, будто заученную наизусть: — Симфония — это философское размышление композитора. Это роман в мире музыки, в нём, как и в литературе, есть персонажи и сюжет. Симфония состоит из четырёх частей, в каждой раскрывается одна из граней человеческого существования. Первая — образ человека действующего, вторая — человека размышляющего, третья — человек играющий, четвёртая — человек в обществе.
— Давай послушаем какую-нибудь? У Чайковского, я знаю, есть. Шестая, например.
— Нет, Чайковский, а тем более Шестая симфония, — это слишком сложно. — Юра снова задумался, встал, открыл шкаф с грампластинками. — О, вот, например, Пятая симфония Бетховена. Она короткая, и ты её точно знаешь.
— Включай.
Но Юра не спешил ставить пластинку. Аккуратно перекатывая её в руках, он прочёл лекцию, точно преподаватель в институте. С одним только отличием: этот преподаватель стоял голый.
— В первой части даётся психологическая установка, точка, от которой композитор начинает рассказывать историю. Здесь сталкиваются несколько тем-персонажей. Запомни их и наблюдай, что с ними происходит дальше. Как изменяются и взаимодействуют друг с другом. — Продолжая с подозрением смотреть на Володю, Юра переступил с ноги на ногу и продолжил: — Во второй части композитор описывает окружение, раскрывает контекст. — Юра поставил пластинку, но не включил. Снова обернулся к Володе и поёжился, видимо, успев замёрзнуть. — В третьей части действие переводится в плоскость игры. В ней тоже есть контрасты, но не драматические, как в первой части, а лёгкие, радостные. Четвёртая разрешает конфликт произведения, отвечает на вопросы, заданные в предыдущих частях. Как правило, это самая быстрая часть цикла.
— Включай уже и иди скорее ко мне, — позвал Володя.
Он приподнял плед, сделал приглашающий жест рукой. Юра снова поёжился, включил музыку и послушно потопал к нему.
— Но, чтобы полностью понять симфонию, надо знать историю её создания, — сказал он, устраиваясь рядом — Володя вздрогнул от прикосновения холодной кожи. — Например, эта симфония была написана во время Великой французской революции. Она о борьбе человека с судьбой, с роком.
Володя обнял его и прошептал в висок:
— Юр, а почему именно пластинка? У тебя что, диска нет?
— Потому что Пятую симфонию лучше слушать именно в том исполнении, что на пластинке.
— То есть, ко всему прочему, существуют плохие и хорошие исполнения, которые тоже влияют на понимание? Шикарно! — Володя невесело хохотнул.
Юра прижался щекой к его груди. Его рука, как всегда неспокойная, вырисовывала круги и линии на Володином животе.
— Эта симфония не о судьбах человечества, как было принято во времена Бетховена, она личная, от первого лица, лирический герой один — человек. Есть и другой персонаж — судьба, долг. Первая часть начинается с известного «Так судьба стучится в дверь». Духовые — глас судьбы, струнные — голос человека. Судьба доминирует. А человек боится. Слышишь страх? Теперь жалоба. Слышишь гобой? Это печаль человека.
— Ага, — протянул Володя и поцеловал Юру в лоб. А в голове тем временем пронеслось: «И как этот гобой звучит?»
Они замолчали на несколько минут, прислушались. Когда настроение симфонии сменилось, Юра подал голос:
— Это вторая часть — контрастная. Тут
