народа таино, первыми увидевших Колумба, слово турей, использовавшееся для описания чего-нибудь «с небес», изначально означало лишь нечто необычное, экзотичное или ценное. А для других, столкнувшихся с европейскими первопроходцами, высадившимися на их берега, фраза «спустились с неба» (
17) применялась всего лишь для выражения того, что нельзя было ни понять, ни объяснить.
И что это было? Метафора? Ошибка перевода? Какую опасность таит в себе слово, которым называют то, что несет в себе совершенно иной смысл? Первые монахи в Новой Испании, присланные далеким королевством в разгар инквизиции, преследования ереси и охоты на ведьм, не стали бы умышленно выдавать испанцев за богов. Но, увидев ошибку, они ухватились за нее и использовали как доказательство того, что их прибытие в Новый Свет было предначертано Провидением. Как писал потом историк Жак Лафей, христианские миссионеры, оправившись от горьких поражений Крестовых походов, приехали в Америку, «чтобы построить Новый Иерусалим (18) в качестве антипода Старого». По мнению брата Мотолиньи, творившего свои опусы в 1530-х годах, акт ошибочного апофеоза свидетельствовал о том, что индейцы предвидели появление эмиссаров Христа. В этом и заключался план Бога, зримый в Его предзнаменованиях: комете, султане огня, странной птице. Тот факт, что туземцы, жившие в состоянии первобытного невежества, по ошибке принимали христиан за богов, говорил о предопределенности и законности их обращения в христианство. Братья высказывали предположение, что индейцы хоть и руководствовались ложными представлениями, но в том, что испанцы обладают привилегированным доступом к Богу, все же не ошибались.
«Это стало повторением истории святого Павла (19), которого укусила гадюка», – писал в 1590 году Хосе де Акоста в своем труде, напоминая, как язычники чествовали живого и невредимого апостола в качестве бога. Автор размышлял, что инки, наделяя Писарро божественным началом, отчасти были правы. Сторонники Уаскара умоляли Виракочу избавить их от тирании правителя Атауальпы и поэтому, узрев в испанцах ответ на их мольбы, назвали их виракочами. При этом ничуть не ошиблись, потому как «в своем великодушном предначертании Божественное Провидение» и в самом деле послало испанцев, чтобы их спасти. Разделив аборигенов войной, бог обеспечил «величайшее уважение, с которым те относились к христианам как к посланцам небес», – писал Акоста. «Завоевывая земли индейцев, мы еще отменнее завоюем для рая их души», – заключал сей иезуит. В своих летописях братья стремились выставлять свои усилия по распространению христианства оправданными и неизбежными. Их труды отсылались обратно в Испанию и ненасытно поглощались Старым Светом, жадным до новостей с континентов, не нанесенных ни на одну карту, которые так пленяли его воображение. Подобно песнопению, этот троп тоже звучал эхом и шагал по свету.
Скорее всего, на первых порах туземцы действительно называли испанцев словами теотль и виракоча – после переформатирования означавшими Бога, но, кроме этого, в данных нарративах мало о чем можно говорить с полной уверенностью. Повествований о завоевании из первых рук не сохранилось, потому как летопись коренного народа науа, запечатленная в виде пиктографического письма, в значительной степени была уничтожена огнем в ходе последующих беспощадных испанских рейдов. Вот эту-то тишину и нарушили любители мифотворчества. Первые монахи основали в Тлателолько коллегиум Санта-Крус, преподавая в нем новому поколению ацтекских элит испанский и латынь, обучая писать на языке науатль с использованием римского алфавита. С помощью студентов братья наряду с многими постаревшими к тому времени конкистадорами стали сочинять истории завоевания края и его прошлого до того, как туда явились испанцы. Одним из первых в 1552 году был опубликован труд «Всеобщая история Индий», написанный испанским секретарем Кортеса Франсиско Лопесом де Гомарой. Проблема лишь в том, что Гомара, верный раб Кортеса, всецело пребывавший под его влиянием, сам никогда не был в Америке. Берналь Диас дель Кастильо (20), к тому времени уже в возрасте, написал свою собственную книгу, опровергая в ней допущенные Гомарой ошибки. Впрочем, дель Кастильо и сам вполне мог там не бывать, ведь в официальных списках конкистадоров, хранящихся в архивах Испании, его имя не значится.
Единственным источником, датируемым эпохой завоевания и написанным человеком, который точно там был, являются письма самого Кортеса (21) королю Карлу V. В них мореплаватель описывает свои впечатления от Мексики, поход в Теночтитлан и встречу с Монтесумой на дамбе. Но его свидетельства пестрят противоречиями и явным вымыслом, словно автор приводил их в целях самозащиты. Капитан, давно заработавший себе сомнительную репутацию, отплыл с Кубы без разрешения правительства, и корона никогда не уполномочивала его выступать в роли ее посланника. В оправдание своих действий он должен был придать своей самовольной миссии видимость оглушительного успеха. Пересказывая речь Монтесумы, Кортесу следовало доказать, что император уступил Испании свои территории по собственному почину, ведь по закону европейское государство могло аннексировать чужие земли только в двух случаях: если их передавали добровольно либо в результате объявленной по всем правилам войны. По словам Кортеса, Монтесума сказал ему:
Из письменных источников, оставшихся нам в наследство от предков, мы давно знали, что ни я, ни любой другой житель этой земли не родились здесь, а прибыли из далеких краев; как знали и то, что сюда нас привел вождь, вассалами которого мы все были. Привел, а сам вернулся домой… Но при этом всегда говорил, что его потомки придут и завоюют эту землю, чтобы сделать нас своими вассалами. И поскольку вы, по вашим словам, прибыли с той стороны света, где восходит солнце, да еще рассказываете нам о великом повелителе или короле, который вас сюда прислал, мы ничуть не сомневаемся и верим, что это и есть наш подлинный повелитель, особенно когда вы утверждаете, что ему с некоторых пор о нас уже известно. Так что будьте покойны – мы покоримся вам и будем почитать как нашего повелителя вместо великого суверена, о котором вы говорите.
На языке, вдохновленном вассальными ритуалами Средневековой Европы, сводом законов Кастилии и аристотелевой доктриной, в соответствии с которой некоторые представители рода человеческого рабы по своей натуре, это явно означало, что император ацтеков уступил Кортесу свой трон по собственной воле. Свидетельств, позволяющих подтвердить или опровергнуть это сообщение, в природе не существует, потому как в основе всех более поздних работ лежало это самое письмо, обнародованное вскоре после того, как его получили в Испании. О своей предполагаемой божественности, как и о том, что его по ошибке приняли за Кетцалькоатля, Кортес ничего не говорит. Король Карл V вряд ли был бы рад узнать, что его норовистому подданному поклонялись как богу. Но сей конкистадор первым сообщил об ацтекском пророчестве, предрекающем возвращение правителя, в котором Карлу V точно нет места. Поэтому император ацтеков, как и
