— Благодарю вас, полковник, благодарю вас, сэр! Вы не представляете себе, что это для меня значит!
— Пустяки, Мило, я прекрасно представляю себе, что это для тебя — да и не только для тебя — значит.
— Нет, полковник, едва ли вы это себе представляете, — многозначительно возразил Мило Миндербиндер. — Это значит, в частности, что кто-то должен взять на себя заботу о синдикате, причем безотлагательно. Управлять синдикатом очень непросто, а я теперь могу погибнуть в любую минуту.
Полковник Кошкарт алчно возрадовался и невольно потер руки.
— Что ж, Мило, думается, мы с подполковником Корном сумеем освободить тебя от этого бремени. — Он старался говорить небрежно и подавил желание облизнуться. — Наши операции на черном рынке — я имею в виду помидоры — обогатили нас кое-каким полезным опытом. С чего надо начать?
— Благодарю вас, сэр, вы очень добры. — Мило Миндербиндер бесхитростно, благодарно и благосклонно смотрел на полковника Кошкарта. — Начните с бессолевой диеты для генерала Долбинга и безуглеводной для генерала Дридла.
— Минуточку, Мило, я возьму карандаш. Стало быть, две диеты. Что еще?
— Кедры, сэр.
— Кедры?
— Ливанские, сэр.
— Ливанские?
— Кедры из Ливана надо доставить на лесопильную фабрику в Осло, чтобы отправить кедровый гонт подрядчику на Кемп-Коде. ОПД. И горошек.
— ОПД и горошек?
— ОПД — это оплата при доставке. А горошек сейчас в море, на пути из Атланты в Голландию, мы поставляем его туда за тюльпаны, которые отправлены в Женеву, чтобы оплатить сыр, предназначенный для Вены. По ПО.
— Папэо?
— По предварительной оплате, полковник. У Габсбургов положение шаткое.
— Мило!..
— И не забудьте про электролитический цинк на складах Флинта. Четыре вагона электролитического цинка следует отправить из Флинта франко-бортом через Калькутту в Дамаск — прибытие восемнадцатого, суточная просрочка два процента, ПКМ.
— ПКМ?
— Платеж в конце месяца. За «мессершмитт», груженный коноплей, надо дать полтора бомбардировщика фиников из Хартума, которые мы уже всучили немцам по ПД. ПД — это предварительная договоренность. Используйте деньги, вырученные от продажи португальских анчоусов — мы торгуем ими в Лисабоне, — для оплаты египетского хлопка, когда его возвратят нам из Мамаронека, и для покупки максимального количества испанских апельсинов. За наранхи всегда платите наличными.
— За наранхи?
— Так у испанцев называются апельсины, а мы покупаем их в Испании. И не забудьте про палеолитика…
— Кого-кого?
— Палеолитика из Пилтдауна, его полное имя Пилтдаунский Человек. Наша цена за второго Пилтдаунского Человека пока что не по карману Смитсонианскому институту, но они там с надеждой ждут смерти одного богатого жертвователя…
— Мило!..
— А Франция охотно скупает у нас оптом всю петрушку, и это, безусловно, в наших интересах, поскольку нам нужны франки, чтобы обменивать полученные за них лиры на марки для покупки фиников, когда их пришлют нам обратно. Кроме того, я заказал в Перу огромную партию бальзового дерева, которое надо разместить на паях среди всех столовых синдиката.
— Да зачем столовым бальзовое дерево?
— Хорошее бальзовое дерево, полковник, не так-то легко достать в наши дни, и упустить подобную возможность было бы неразумно.
— Понятно, Мило, я думаю, это весьма разумная покупка… — облик полковника Кошкарта наводил на мысль о морской болезни, — особенно если по сходной цене.
— Цену они заломили непомерную. Чудовищную, я сказал бы, цену. Но поскольку древесину мы купили у подконтрольной нам компании, то деньги от нас не уйдут. Что же касается шкур…
— А разве у бальзовых деревьев шкуры вместо коры?
— Да нет, шкуры у торговцев из Буэнос-Айреса.
— Из Буэнос-Айреса?
— Из Буэнос-Айреса. Только не бойтесь агентов Сикайреса. Их надо отдубить.
— Отдубить агентов?
— Да нет, агентов надо подкупить. А шкуры — отдубить. На Ньюфаундленде. И отправить в Хельсинки БПО до наступления весны. Все, что складируется в Финляндии до наступления весны, идет БПО.
— То есть без предварительной оплаты?
— Совершенно верно, полковник. У вас врожденный дар финансиста. И норка…
— Это ты про мою ферму?
— Да нет, норка с аукционов Нью-Йорка запродана по ПО в магазины Лондона для скупки губки на рынках Алжира, чтобы обменять ее на сало из Йоркшира для поставщиков швейцарского сыра, который пойдет в уплату за масло, посланное из Дании шахтерам Ньюкасла…
— Мило!..
— Ничего не поделаешь, сэр, у нас есть шахты в Ньюкасле.
— Хватит, Мило, — взмолился, подняв руки, полковник Кошкарт. — Ты, как и я, абсолютно незаменим! — Он взволнованно отбросил карандаш и вскочил на ноги. — Мило, тебе решительно противопоказаны боевые вылеты, причем не только шестьдесят четыре, но даже хотя бы один-единственный. Если с тобой что-нибудь случится, вся система неминуемо рухнет.
— Так вы запрещаете мне участвовать в боевых вылетах, сэр? — лучась почтительным самодовольством, спокойно спросил Мило Миндербиндер.
— Я категорически запрещаю тебе участвовать в боевых вылетах, Мило! — с непреклонной твердостью отрубил полковник Кошкарт.
— Но это несправедливо, сэр, — печально запротестовал Мило Миндербиндер. — Ведь мой послужной список останется пустым. Другие, значит, будут завоевывать себе и медали, и славу, а меня за добросовестное отношение к своему долгу ждет только полная безвестность и каторжный труд?
— Да, Мило, это в самом деле несправедливо. Но я не вижу, что тут можно изменить.
— А почему нельзя, чтобы кто-нибудь совершал мои боевые вылеты вместо меня?
— А и правда, почему нельзя, чтобы кто-нибудь совершал твои боевые вылеты вместо тебя? — удивился полковник Кошкарт. — Ведь можно затребовать, к примеру, забастовщиков с шахт Пенсильвании и Западной Виргинии.
— Их слишком долго пришлось бы обучать летному делу, сэр, — сказал Мило Миндербиндер, отрицательно покачав головой. — Но ведь можно и у нас в полку найти нужных людей. Разве я стараюсь не для них? Так почему бы им не отплатить мне тем же?
— А и правда, ведь у нас в полку действительно можно найти нужных людей! — воскликнул полковник Кошкарт. — Разве ты стараешься не для них? Они вполне могли бы отплатить тебе тем же.
— Что справедливо, то справедливо, сэр.
— Что справедливо, то справедливо, Мило.
— Они могли бы летать по очереди, сэр.
— В том-то и дело, что они могли бы летать за тебя по очереди, Мило.
— А кому слава и честь?
— Кто числится в полете, тому, естественно, слава и честь. За выдающиеся заслуги при бомбардировке медаль, безусловно, дадут тебе.
— А кому раны и смерть?
— Тот, кто летает, всегда, естественно, рискует быть раненым или убитым. Что справедливо, Мило, то справедливо. Только вот…
— Вам придется увеличить норму боевых вылетов, сэр.
— Я, конечно, мог бы ее увеличить, Мило, но не уверен, что мой приказ заставит их летать. Они еще и сейчас ярятся на меня за увеличение нормы до семидесяти. Правда, если хотя бы один из кадровых офицеров подчинится моему приказу, остальные, я думаю, последуют его примеру.
— Лейтенант Нетли наверняка не будет возражать против повышения нормы, сэр, — сказал Мило Миндербиндер. — Мне недавно сообщили строго по секрету, что он хочет остаться здесь из-за девицы, с которой у него любовь, и ради этого готов на все.
— Лейтенант Нетли наверняка не будет возражать против повышения нормы! — с радостью объявил полковник Кошкарт и победно хлопнул в ладоши. — Да, лейтенант Нетли возражать не будет. И на этот раз я увеличу норму сразу до восьмидесяти вылетов, чтобы наше патриотическое достижение прочно заткнуло глотку генералу Дридлу. Да и этот вонючий Йоссариан снова начнет летать на боевые задания, а там, глядишь, и угробится.
— Йоссариан? — Бегучая рябь глубокого беспокойства мимолетно исказила бесхитростное, сикось-накось вырубленное лицо Мило Миндербиндера, и он задумчиво поскреб буроватый ус.
— Вот-вот, Йоссариан. Он, как я слышал, везде похваляется, что раз норма вылетов у него выполнена, то воевать ему, дескать, больше не придется. Свою-то норму он, может, и выполнил. Да зато не выполнил твою, верно я говорю? Ха-ха! Его ждет великолепный сюрприз!
— Йоссариан — мой друг, сэр, — хмуро сказал Мило Миндербиндер. — Мне бы очень не хотелось, чтоб из-за меня его снова заставили летать на боевые задания. Я ему многим обязан. Вы не могли бы сделать для него исключение, сэр?
— Нельзя, ни в коем случае нельзя! — напыщенно закудахтал полковник Кошкарт, гневно ужаснувшись предложению Мило. — Мы не можем заводить себе любимчиков среди подчиненных. Объективность по отношению к людям — наш святой долг!
