class="p1">– Не думайте, будто мне не пришло это в голову. Но что мы скажем, если Отон нас увидит? Он заметит, что один из запасных выходов открыли. Я не готова с ним столкнуться.
– Об этом позвольте позаботиться мне.
– Как именно?
Плавтина почувствовала, что ее собеседница напряглась, и снова в любой момент была готова вскочить. Фотида и в самом деле была права, говоря, что людопсы имеют неограниченную склонность к действию.
– Вы можете мне поверить. Я могу сделать нас невидимыми – до определенной степени.
– О, я знаю, у вас есть странная способность договариваться с ноэмами на Корабле… и даже с теми, которые живут в оружии стражей!
Фотида прыснула.
– Хорошенький вышел тарарам! Если бы вы только видели, как напугали этих молодчиков!
Что до Плавтины, ей лучше всего запомнилось, как ее ударили кулаком. Фотида продолжала, не останавливаясь, как в лихорадке:
– Мы можем спуститься по этому тайному выходу и вернуться в наш отсек через центральный вход, тот, что на острове! Следуйте за мной.
Они спустились внутрь острова, держась за руки. Плавтина не могла оставаться равнодушной к физическому, животному присутствию Фотиды, как и к живости ее ума. В чем-то людопсица напоминала ей Флавию – подругу и наперсницу из прошлой жизни. И она без всякого сомнения упивалась той дружбой, что могла возникнуть между двумя существами, – она, что с момента своего возвращения в мир знала лишь одиночество создания, единственного в своем роде. Смесь энтузиазма и целеустремленности, присущая Фотиде, вызывала в Плавтине иррациональную привязанность, хрупкую, но неудержимую симпатию. Может быть, думала Плавтина, это наследие старой связи между собакой и человеком.
В глубине островка они нашли подобие двери – широкую пластину темного металла толщиной в несколько дюймов. Плавтина закрыла глаза, сжала руку Фотиды, приказывая ей не двигаться. Она осторожно мысленно ощупала окрестности и нашла то, что искала.
Оно было далеко и почти не слышно – звук заглушала дверь. Но скоро Плавтина разглядела его как следует. Очень глубокий колодец проходил сквозь стену отсека и заканчивался несколькими сотнями метров ниже. По этому туннелю ходило что-то вроде лифта. Стальная пластина перед ними служила ему платформой. Там обитала целая колония крошечных интеллектов, обслуживающих эти места, – уязвимые, как это всегда бывает с сочленениями между разнородными материалами. Наблюдать, регулировать, ремонтировать – такова была единственная миссия, возложенная на эти скромные создания, не видевшими ничего дальше собственного носа. Если вокруг и обретались более мощные существа, Плавтина их не чувствовала.
Она созвала этих интеллектов и мягко говорила с ними, ласкала и баюкала, пока они не забыли о ее присутствии и не вернулись на свои места в каком-то полусне. Это было нетрудно. Во всех этих скромных вычислительных созданиях глубоко укоренилось отсутствие любопытства. Их древние умы давно уже жили отдельно друг от друга и не знали серьезной угрозы вот уже целые века. Каждый занимался только своим клочком территории, не заботясь о других. Пробраться между ними будет несложно.
– Ноэмы, – прошептала она, – не заметят, как мы идем.
Она решительным шагом прошла к середине платформы, по-прежнему держа Фотиду за лапу. Потом одним мысленным щелчком привела в движение лифт. Без единого звука они медленно спустились в головокружительный колодец. По его стенкам можно было судить о странной природе этого мира. Через несколько минут камень сменился металлом, покрытым вычурными и изощренными механизмами, толстыми проводами и тонкими датчиками, вмонтированными в стены. Этот маленький мирок весь сводился к театральной сцене, в нем не было ничего от реальности. Отон был фальшивым богом, а она – фальшивой принцессой. И каждое здешнее событие будет сводиться к чему-то искусственному, родом из тяжелых машин, поддерживающих реальность миниатюрного космоса.
– Apo mekhanes theos [67], – пробормотала Плавтина.
К ее огромному удивлению эти слова вызвали у Фотиды приступ веселья, и она радостно задергала ушами:
– Мы появимся, как по волшебству, прямо в центре сцены, – заявила она. – Как вы думаете, что скажет об этом Отон?
– На вашей планете бывают театральные представления?
– Я много читала.
– Тогда вы знаете, что театр может существовать, только если зрители, которые с удовольствием смотрят спектакль, не будут задаваться такими вопросами. Отон никогда не узнает, что мы воспользовались этим путем. Программам, которые наблюдают за этой частью Корабля, не хватает воинственности и даже бдительности. Мне несложно было убедить их, чтобы они не вмешивались в наши дела. У меня такое впечатление, что Корабль похож на огромное тело без души.
– «Транзиторией» управляет составное сознание, ответила Фотида, уже более задумчиво, чем несколько минут назад. – Оно объединяет всех ноэмов, но в него входят и людопсы, и сам Отон. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что это устройство позволило моему народу участвовать в битве. Подумать только, я же думала, что вытребовала их у Отона!
Плавтина на секунду задумалась.
– Я не думаю, что замысел Отона настолько простой. Корабль, с которого я родом…
– Тот, который уничтожили?
– Да, именно так. Он окончательно сошел с ума. Никакое физическое существо не может увеличиться до размеров такой гигантской системы и при этом не утратить единства личности. Отон, сократив себя до собственного тела, потерял в силе, но зато сберег свое психическое здоровье.
После нескончаемого спуска лифт наконец замер посередине огромного холла, чем-то напоминавшего заводской цех старых времен: просторную базилику, полную стальных пластин и балок. Со стен тут свешивались плохо укрепленные полугибкие трубы и позабытые связки кабеля. Тут и там мигали слабые неоновые огни и интерфейсы примитивного вида – аналоги заалтарных картин и контрфорсов, арок, икон и свечей, которые можно было найти в святилищах Человека. Плавтина взглянула вверх, на потолок в форме купола, и у нее закружилась голова: платформа, с которой они спустились, находилась теперь так далеко, что превратилась в крошечную точку на вершине шахты, которая из-за перспективы казалась все тоньше и тоньше. Пока они спускались, занялась заря, но ее бледный свет едва доходил донизу. Она закрыла глаза и мысленно обыскала взглядом окрестности. Здесь жил целый народец вычислительной природы. Некоторые из них – автономные ноэмы с четко выраженной идентичностью. Однако большинство из них – покалеченные, неполные, будто истончившиеся от трения почти до неузнаваемости. Отходы, не подлежащие восстановлению, которые выполняли только незначительные, однообразные задачи, ни разу не подняв глаз, чтобы осмотреться вокруг. Чуть надавив на них мысленно, Плавтина удостоверилась, что все они занимаются своими делами, не интересуясь ею с Фотидой. Некоторые, встревожившись, принюхивались, когда они проходили мимо; но никто не увидел их за мысленным занавесом неведения, которым Плавтина их отгородила.
В физическом мире,
