Как только они сделали это, облегчение затопило мой свет, хотя мы ещё даже не вошли в комнату полностью. Я также ощутила облегчение в Лили ещё до того, как она подняла взгляд. Затем она тут же вскочила на ноги с места, где сидела на полу с Кали.
Я уставилась на Кали, на игрушки, разбросанные на полу там, где она играла с моим ребёнком. Жёсткий дротик ярости пронзил мой свет, отчего стало сложно дышать.
Как я умудрилась пропустить, что она здесь? Ниила и Деклан не потрудились упомянуть эту деталь? Или я просто не слушала их, когда они сообщили это?
Она также была здесь одна… без Уйе.
Играла в мамочку с моей дочерью, бл*дь.
Пальцы Ревика сжали мою ладонь.
«Она бабушка Лили», — мягко напомнил он мне.
«Мне похер», — пробормотала я в ответ в его сознании.
«Они скоро уедут», — невозмутимо продолжил он.
«Да, с нашей дочерью, бл*дь, — послала я в ответ, и моя злость нарастала. — И тогда у неё будет куча времени, чтобы играть в «бабушку». Или ты забыл?»
Ревик не ответил.
Я бросила на Кали открыто враждебный взгляд, когда она проходила мимо нас к двери резервуара, предположительно чтобы оставить меня и Ревика наедине с Лили. Она улыбнулась мне, и я постаралась придать лицу вежливое выражение. Однако мне это не удалось, и в итоге я выпустила руку Ревика, чтобы сжать свою ладонь в кулак.
Кали и бровью не повела, вместо этого улыбнувшись Ревику. Она протянула ладонь, словно желая мимоходом коснуться его руки, но я грубо оттолкнула её свет от него.
— Пожалуй, не стоит тебе это делать… сестра, — предупредила я.
Ревик вздрогнул, удивлённо посмотрев на меня.
Затем, словно ощутив что-то в моём свете, он подвинулся, как будто расположив своё тело между мной и моей биологической матерью.
Всё это время Кали смотрела только на меня, широко раскрыв зелёные глаза.
Я видела там боль, но её полные губы лишь самую чуточку поджались, прежде чем она покачала головой и тут же отвела свой свет в сторону. Затем она нарочно открыла свой aleimi, делая его покорным.
— Я прошу прощения, дочь, — пробормотала она, вежливо кланяясь. — Мои искренние извинения.
В этот раз я также услышала в её словах боль.
И всё же я по-прежнему чувствовала, что отстраняюсь от её света, не желая его чувствовать. Того факта, что она в данный момент хоть сколько-нибудь приблизилась к Ревику, оказалось достаточно, чтобы мне пришлось кусать губы ради сохранения молчания. Часть меня хотела послать её нахер, но этого я тоже не сделала.
В любом случае, Кали обошла Ревика стороной, старательно направляясь к овальной двери. Я провожала её взглядом, всё ещё сдерживая холодную ярость, которая змеилась в моём свете.
Повернувшись к Ревику после того, как за ней закрылась дверь, я обратилась к нему в своём разуме, пока Лили подошла и схватила меня за пальцы.
«Пусть её сюда больше не пускают, — послала я. — Только с моего разрешения».
Ревик нахмурился, обернувшись на дверь.
Он лишь кивнул один раз.
Я понимала, что он со мной не согласен.
Я также понимала, что он не хотел спорить со мной здесь, перед Лили. Я почувствовала, что он думает об Уйе и о том, что большая часть моей злости иррационально направлена на одного родителя, но не на другого.
В ответ на это я тоже прикусила губу.
Однако Лили не собиралась терпеть, что я игнорирую её дольше нескольких секунд.
Она навалилась весом всего своего тельца, которое по моей человеческой оценке теперь походило примерно на пятилетнего ребёнка, и попыталась потащить меня на другой конец комнаты. Схватив мою ладонь обеими ручками, она потянула меня к пушистому креслу в дальнем углу. При этом она немножко настороженно посмотрела на Ревика, и, забыв о Кали, я нахмурилась, проследив за её взглядом до лица моего мужа.
Он действительно выглядел усталым.
— Ему надо вздремнуть, — объявила Лили, показывая ему на диван.
Я расхохоталась.
— Вот как? Правда?
— Ему надо быть тихим, — сказала она тем деловито-приказным тоном, какой бывает только у маленьких детей. — …Мои ребята спят.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Она показала на ряд мягких игрушек, лежавших на её кровати — их она по какой-то необъяснимой причине называла «ребятами». Я кивнула, подавляя очередную улыбку, и покосилась на Ревика.
— Как будто он обычно такой болтун, ага, — пробормотала я.
— Он должен поспать! — настаивала Лили.
Я снова рассмеялась, прищёлкнув языком и посмотрев на Ревика.
«Она хочет поговорить с тобой наедине, — сказал Ревик в моём сознании очень тихо, чтобы она не услышала. — Наверное, мне не стоило приходить сюда с тобой».
Вспомнив сцену на станции охраны возле резервуара и то, какой настрой я почувствовала в Нииле, я послала ему импульс тепла.
«Всё хорошо. Просто ложись, как она сказала. Я поговорю с ней».
Лили всё ещё тянула меня за руку, когда Ревик подошёл к дивану и сел, а затем повернулся, уложив своё длинное тело и вытянувшись на спине. Лили пристально наблюдала за ним, прищурив прозрачные глаза, а он уложил темноволосую голову на подлокотник, закрыл глаза и вытянул одну руку. Он положил эту руку себе на лицо, прикрыв глаза.
Я ощутила довольную искру в свете Лили, и она сильнее потянула меня за руку. Она отвела меня в дальний угол комнаты и рукой и светом показала, что она хочет усадить меня в зелёное пушистое кресло. Я с улыбкой посмотрела на низкий предмет мебели — я знала, что Чандрэ отыскала его для Лили во время одного из рейдов.
Лили вила верёвки из половины видящих на корабле, даже безвылазно сидя здесь. Я невольно задавалась вопросом, насколько хуже всё станет, как только мы выпустим её отсюда.
Нахмурившись, я посмотрела своим светом на свет моей дочери.
Внезапно я увидела всё предельно ясно.
Моё зрение видящей ещё сильнее сосредоточилось на ней, и я уставилась на структуры, которые видела вращающимися в верхних частях её aleimi.
«Осторожнее, жена…» — мягко послал мне Ревик.
Моё раздражение вернулось, но оно адресовалось не ему. Я послала в его сторону импульс чего-то в духе «ой да нах*й эти правила» и ощутила ответный проблеск веселья.
Но Лили и в этот раз не стала терпеть мою отвлечённость.
Забравшись мне на колени, она обвила ручками мою шею и начала тихо говорить мне на ушко. Конечно, она была далеко не такой тихой, как ей казалось, так что я понимала, что Ревик слышит большую часть нашего разговора.
— Ты сердишься на папочку? — сказала она мне на ухо.
Я улыбнулась, покачав головой.
— Нет.
— Даже ни капельки? — спросила она, в этот раз нахмурившись и забыв, что надо быть тихой.
— Даже ни капельки, — заверила я её, продолжая улыбаться.
Она поджала губы, раздумывая над моим ответом.
— Он вёл себя плохо с тобой? — спросила она, пытаясь выведать правду другим способом. — Поэтому ты уходила?
Я задумалась над этим. Затем, не желая врать ей, я наклонила ладонь — жест двусмысленности для видящих, почти равносильный пожатию плечами.
— Может, он кое-что сказал в неудачный момент, — призналась я.
Ревик на диване хмыкнул.
Лили покосилась на него, затем посмотрела на меня.
— Дядя Врег и дядя Джон очень сердятся на него, — сообщила она мне.
Я кивнула в ответ на эту информацию, поглядывая на Ревика.
— Вот как? — сказала я, вскинув бровь.
— Да, — подтвердила Лили, тоже посмотрев на Ревика. — Они думают, что ты из-за этого ушла и так долго не приходила навестить меня.
В этот раз Ревик не перевёл взгляд, и его свет оставался тихим. Я видела, как он немного поёрзал на диване. Я также заметила, как его губы поджались в тени, отбрасываемой его рукой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— А ты злишься на папочку? — спросила я Лили, повернувшись обратно к ней. — Поэтому он должен вздремнуть?
Я ощутила от дивана лёгкий импульс веселья. Я также ощущала под этим печаль.
