Он был наполовину не в себе, устраивал своё и моё тело так, чтобы он мог наблюдать; говорил мне, как долго он фантазировал о том, как я буду делать это с ним; останавливал меня, чтобы мы могли потрахаться, а потом снова умолял меня сделать это.
В какой-то момент он потерял контроль — возможно, по-настоящему; возможно, в самый первый раз.
Он потерял контроль, и это продолжалось часами.
Глядя на него теперь и вспоминая, я осознала, что он получил больше наслаждения от наблюдения за мной, чем от самих ощущений.
— Я помню, — пробормотала я, целуя его прямо под пупком.
— Я люблю тебя, — боль отразилась в его голосе. — Элли… я обожаю тебя. Пожалуйста, больше не бросай меня.
— Я тебя не бросала, Ревик.
Он надрывно ахнул.
— Я сожалею о том, что сделал. Прости…
— Я не хочу, чтобы ты извинялся, Ревик.
— Тебе необязательно делать это, — сказал он. — Нам необязательно делать всё это. Что бы ни произошло между нами, я больше ни к кому не приближусь… клянусь богами, Элли. Я этого не сделаю. Я больше никогда не сделаю ничего подобного.
Игнорируя его слова, я обвела языком жёсткую часть его члена, и Ревик издал очередной стон, силясь сказать больше.
Однако мне не нужно было, чтобы он ещё что-то говорил.
Я не нуждалась в его чувстве вины. Я хотела, чтобы он завязал с этим дерьмом. Я хотела, чтобы впредь мы были честны друг с другом.
Образы того, что сделал со мной Дитрини, поднялись в моём сознании, и я ощутила, как Ревик резко отреагировал. От него исходила ревность, печаль, злость. Его ревность на мгновение пересилила меня, когда ещё больше этих образов ударило по моему aleimi, вызывая ещё больше противоречия в его свете.
Я знала, что та история с Дитрини притягивала его и отталкивала, возбуждала и вызывала отвращение, заставляла ревновать, злиться и печалиться настолько, что он не мог связно мыслить. Я ощущала эту борьбу эмоций. Я даже понимала это. Какие-то части меня даже могли этому посочувствовать.
Но я ощущала, на какие образы он реагировал сильнее всего.
Помедлив, я сосредоточилась на его лице.
— Ты хочешь, чтобы я привела сюда кого-то ещё? — спросила я.
Его боль ухудшилась. Я чувствовала, что он пытается контролировать эту боль, чувствовала вплетавшийся в неё страх вместе с усилившейся ревностью и злостью на меня за то, что я вообще это предложила.
— Нет, — ответил он.
— Нет? Не дури меня, Ревик.
— Нет. Нет, Элли… я этого не хочу. Клянусь богами, не хочу. Бл*дь, я не хочу этого.
— Что, если я скажу тебе, что хочу этого? — спросила я.
Противоречие рябью пронеслось по его свету, парализуя его.
Похоже, в этот раз им овладел страх, но в этом страхе присутствовало столько боли, что я невольно ахнула, скользнув пальцами в его волосы. Несколько минут я просто массировала его, а Ревик лежал почти неподвижно, ахая на каждом вздохе, пока его свет притягивал меня, просил…
— Пожалуйста, — простонал он. — Я сделаю это, если ты захочешь. Я пообещал… Я сказал, что сделаю всё, чего ты захочешь, и я говорил серьёзно. Но gaos, Элли, пожалуйста. Не надо никого другого. Пожалуйста.
На его глазах выступили слёзы.
В этот раз я ощутила в нём обиду, почти отчаяние.
— Пожалуйста, — он закрыл глаза. — Пожалуйста… не поступай так со мной. Пожалуйста…
— Хорошо, — я ласкала его лицо. — Хорошо, Ревик.
Ощутив моё согласие, он лёг обратно на постель. Облегчение исходило из его света, разливаясь вокруг меня интенсивным теплом. Там жила любовь, притягивающая сильная привязанность, желание, которое теперь ощущалось более открытым, пусть и по-прежнему слегка вибрировало страхом.
— Пожалуйста, — пробормотал он. — Пожалуйста, не проси меня наблюдать за таким. Я не смог бы справиться с этим, Элли. Правда не смог бы, бл*дь.
Я кивнула, сглотнув. После небольшой паузы я спросила:
— Что, если я имела в виду не себя? Что, если бы я хотела понаблюдать за тобой с кем-то другим?
Его тело напряглось. Я вновь ощутила этот страх, струящийся по его свету. Я чувствовала, как он пытается меня прочесть, и как полыхает его ревность. Он хотел знать, что я имела в виду, увидеть это в деталях. Я показала ему, и он издал низкий стон, сжимая пальцы в моих волосах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты этого хочешь? — спросил он. — Ты хочешь, чтобы я сделал это, Элли?
Я почувствовала, как мою грудь сдавило. Я знала, что мы пытаемся быть честными, но я искренне не знала, действительно ли мне этого хотелось. Думаю, какая-то часть меня возбуждалась от этой идеи, но реальность будет совершенно иной.
— Только оральный секс? — спросил он, настаивая.
Он правда хотел знать.
Я почувствовала, как к коже приливает жар, когда я взглянула на него.
— А ты бы согласился?
Его боль усилилась.
— Бл*дь.
Я почувствовала, как он борется с этим, чувствует ловушку в любом возможном ответе, но его тело реагирует на эту идею. Почему-то я слегка успокоилась, ощутив в нём тот же конфликт, что и в себе: желание сделать это или увидеть в абстрактном смысле, но в то же время опасения и насторожённость относительно воплощения этого в реальность.
После очередной паузы он хрипло вздохнул.
— Может быть, — сказал он, взглянув на меня. Его глаза оставались напряжёнными, но содержали в себе много боли. — Может быть, — повторил он. — Но не сейчас, Элли. Пока что нет. И я пока не хочу делать это с тобой.
Я кивнула.
В этот раз уже я испытала облегчение.
Я почувствовала, как его боль усилилась, когда он ощутил мою реакцию на его слова. Тот факт, что я попросила его, продолжал отражаться где-то в его свете, одновременно угрожая ему и возбуждая. Я ощущала такое же противоречие относительно желания физической боли и нежелания её, желания, чтобы я контролировала его, но вместе с тем и страх уязвимости… почти ненависть к этой уязвимости, поскольку это отбрасывало его в детство, под опеку дяди.
Значит, сначала мы будем делать так, подумала я про себя.
Мы будем пробуждать чувство, но не кидаться в омут с головой.
Я ощутила его согласие, и его облегчение сделалось ещё сильнее.
— Элли, — позвал он.
Я почувствовала, что ему хочется сказать больше, но опять-таки он остановился.
Я наблюдала, как он старается взять под контроль свой свет. Почему-то это снова напомнило мне нашу первую ночь вместе в той хижине — то есть, первый раз, когда мы занимались сексом, и Ревик всё ещё не был уверен в том, как я его воспринимаю. Он так боялся сказать что-то не то, напугать меня.
Однако я частично уже ощущала это.
Достаточно, чтобы во мне тоже зародилась ревность.
Я была не первой его девушкой, которая задавала ему такой вопрос или возбуждалась от мысли о наблюдении за Ревиком с другими людьми. Пожалуй, я даже не была третьей, четвертой… или десятой девушкой, с которой у него состоялся подобный разговор в той или иной вариации.
— Не девушка, — сказал Ревик, противясь моему свету и стараясь контролировать свой тон. — Жена. Ты моя жена, Элли. Ты не моя подружка, бл*дь…
Я посмотрела на него, встретившись с ним взглядом, но не ответила.
Я почувствовала, как его боль усилилась, когда я слезла с него и встала над ним на постели, по-прежнему всматриваясь в его лицо и наблюдая, как его грудь поднимается и опускается от сбивчивого дыхания. Ревик прикрыл глаза на несколько секунд, но его взгляд вновь сделался хищным, отчасти даже раздражённым, пока он наблюдал, как я смотрю на него. Его чёрные волосы торчали дыбом, тонкие губы поджались, пока он изучал моё лицо.
Чёрт. Он дьявольски сексуален.
Я действительно понимала, что он имел в виду, когда говорил, что одновременно любит и ненавидит эту свою черту.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Глядя на него, легко было представить, как его видели остальные — как некоторые из них по-прежнему воспринимали его. Как его видел Даледжем. Я осознала, что хотела узнать побольше об этом, но в то же время не желала знать ничего. И всё же я невольно ощущала, что возможно, нам пора погрузиться во всё это, с обеих сторон, хотя бы чтобы наконец-то со всем покончить.
