Его боль усилилась до такой степени, что я едва могла думать сквозь неё.
На сей раз это была не боль разделения. Вообще ни разу не она.
Я без раздумий обвилась всем телом вокруг Ревика, просунув руку под его тело и обхватив его грудь.
— Прости, — пробормотала я ему в шею. — Прости, что я это спросила.
Он лишь покачал головой, но боль в его свете ухудшилась.
Я позволила ему выплакаться. Я больше не пыталась заговорить с ним или прочесть его. Я просто ждала, пока он успокоится. В какой-то момент я осознала, что мне не нужно это видеть. Мне не нужно знать детали того, почему он пошёл к Уллисе. Я даже сейчас чувствовала это в нём.
Я знала, в чём дело. В чём всегда заключалась проблема с ним.
Дело не в том, что он меня не любил. И дело даже не в том, что ему нужно быть с другими женщинами… или мужчинами, если уж на то пошло.
Дело в том, что он остался один. Дело в том, что произошло в прошлом году.
— Да, — произнёс он всё ещё хриплым, осипшим голосом. — Да.
Стиснув его ещё сильнее, я кивнула. Когда Ревик сильнее открыл свой свет, сливаясь со мной, я вздохнула, положив подбородок на его спину и массируя его плечо пальцами.
— То есть, тебе не хочется, чтобы я была… не знаю… другой? Более женственной? — я сглотнула, вспоминая Кали на пляже. — Более мягкой, как они?
Из его света выплеснулось неверие, непонимание.
— Что?
Я покачала головой, прикусив губу.
— Почему ты не хочешь, чтобы я это видела? — спросила я наконец.
Ревик поймал мою руку и прижал к своей груди так, что он наполовину лежал на моей ладони и пальцах. Он выдохнул, и я почувствовала, как он силится контролировать свой свет. И всё же шепотки его разума доносились до меня — то ли он хотел, чтобы я увидела эти вещи, то ли не хотел.
После очередной паузы по мне скользнула боль.
— Даледжем, — тихо произнесла я.
Ревик покачал головой — в этот раз рьяно, почти сердито.
— Не так, — хрипло произнёс он. — Не в этом смысле, Элли. Боги…
— Тогда как? — переспросила я, с трудом говоря тихо.
Ревик выдохнул, сильнее открывая для меня свой свет.
— Он бросил меня, — сказал он наконец. — Он просто бросил меня, бл*дь.
Я лежала рядом с ним, сжимая его пальцы, державшие мою ладонь.
Я обдумывала его слова. Я чувствовала, что он только что сказал. Не зная никаких деталей, я ощущала дыру, которую Даледжем оставил после своего исчезновения, неизбежность, которую Ревик выстроил вокруг этого хотя бы для того, чтобы защитить себя впредь от такого шока. Я резонировала с этой неизбежностью, с этой самообороной.
Я получила её от моих родителей — моих биологических родителей, Кали и Уйе.
Странно, но частично я получила её тоже от Даледжема.
Они бросили меня. Все они втроём бросили меня под той эстакадой.
Казалось, что мы долго пролежали там, просто молча.
— Мне жаль, — сказал Ревик наконец.
Я покачала головой. Я не хотела это выслушивать.
— Что ты хочешь услышать? — спросил он.
Воцарилось очередное молчание, пока я думала об этом.
— Не знаю, — ответила я, вздыхая.
И я действительно не знала.
Ревик кивнул, не оборачиваясь ко мне. Пока он лежал, его боль постепенно усиливалась. В этот раз она частично ощущалась как боль разделения, но я по-прежнему улавливала проблески того, что замечала ранее, всякий раз, когда он вспоминал своё время в Сан-Франциско. Когда я подумала об этом, он закрыл глаза, стараясь отбросить это, но не особенно преуспевая.
Я почувствовала, как его мышцы смягчились, и он издал низкий звук.
— Боги, Элли… — он умолк. Я понимала, что он пытается решить, что сказать.
— Что? — нахмурилась я. — Тебе нужно, чтобы я сказала это? Прости меня за Касс, Ревик. Прости меня за Сан-Франциско…
— Нет, — он покачал головой, поморщившись. — Нет.
— Ты хочешь, чтобы я извинилась за свой уход прошлой ночью? За то, что осталась с Анжелиной?
Он покачал головой, но я видела, как сжались его челюсти.
— Нет.
— Тогда что? — наблюдая за его лицом, я нахмурилась, кусая губу. — Нам нужно покончить с этим дерьмом, Ревик. Нам нужно покончить со всем этим… и в том числе решить наши проблемы с сексом. Нам необходимо быть честными в этом отношении. Нам обоим.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он кивнул, вздрогнув и не совсем встречаясь со мной взглядом.
— Согласен, — ответил он.
От моих слов его боль полыхнула жарче, и я поймала себя на том, что всматриваюсь в его лицо, видя в глазах борьбу с собой. Что-то из увиденного заставило мою собственную боль разделения накатить мощной волной. Я обхватила руками его тело, пробравшись пальцами под него. Ревик издал низкий стон, когда я начала расстёгивать его ремень, но продолжил просто лежать и смотреть в дальнюю стену из-под полуопущенных век, словно снова пытаясь подобрать слова.
— Скажи мне остановиться, — произнесла я. — Если ты хочешь, чтобы я остановилась, скажи мне, Ревик.
Я почувствовала, как тот страх проносится по нему. Он покачал головой, его дыхание перехватило.
— Нет, — ответил он. — Я не хочу, чтобы ты останавливалась.
Он перевернулся, когда я расстегнула его брюки.
Затем я взяла его в рот.
Он просто лежал и тяжело дышал, но я не останавливалась.
Я помедлила ровно настолько, чтобы взглянуть на него. Его взгляд сосредоточился на моём лице, и его глаза изменились, ожесточившись вместо того чтобы смягчиться. Я ощутила рябь боли в его свете, в этот раз сопровождавшуюся образами, потоком информации, который он, похоже, вообще не контролировал.
Я прикусила губу, читая это в его свете, по-прежнему ревнуя, но уже скорее возбуждаясь, нежели просто ревнуя.
Ревик продолжал показывать мне вещи, которые его возбуждали. Я не могла понять, что здесь воспоминания, а что чистые фантазии или какое-то сочетание первого и второго. Казалось, он не мог это контролировать, словно своими словами я выпустила на свободу какую-то невольную исповедь, или же, возможно, прошлой ночью между нами что-то наконец-то сломалось.
Я видела там своё лицо.
Я видела воспоминания со мной, которые не могли быть воспоминаниями. Возможно, это воспоминания о фантазиях, которые он создал в своём сознании, чтобы доставить себе удовольствие.
Я скользнула светом глубже в него, притягивая, вплетаясь в найденные структуры до тех пор, пока Ревик не издал стон, показывая мне больше. В одном из этих образов я увидела Даледжема и с силой ударила его по груди, но это лишь ещё сильнее возбудило Ревика. Я вложила больше света в язык и губы, вновь возвращаясь к его члену, и его свет взбунтовался, выходя из-под контроля.
Он начал говорить со мной на каком-то языке, которого я не знала. Через несколько секунд он перешёл на английский с сильным акцентом, хотя едва ли говорил что-то связное, когда мне удавалось разобрать слова.
— Элли… боги. Элли, мне жаль. Мне жаль. Мне так жаль…
Казалось, он больше не мог подобрать слов, хотя я мельком ощутила, что он старается, пытается заговорить. Я не выпускала его изо рта, и Ревик попытался пошевелиться, потянуться ко мне, продолжая говорить на том языке, похожем на русский. Он переключился обратно на английский.
— Элли… не бросай меня больше. Пожалуйста, — он снова ахнул, будучи не в состоянии двигаться. — Боги, я сделаю всё, что ты захочешь. Я сделаю всё, что ты пожелаешь… что угодно. Я даже обувь больше не буду снимать перед кем-то посторонним. Я сделаю всё, что ты захочешь, всё что угодно…
Злость рябью вышла из моего света, и Ревик застонал, стискивая мои волосы.
— Боги, Элли. Элли… помнишь тот первый раз? Помнишь?
В этот раз я уловила проблеск настоящего воспоминания и мгновенно поняла, что он имел в виду.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я увидела нас обоих перед тем камином в Гималаях, и моё горло сдавило от боли. Он умолял меня взять его в рот вскоре после того, как мы оба начали становиться странными от секса… так что, может, после второго или третьего раза. Он умолял меня, хотя я сама предложила, но как только я начала, он также продолжал меня останавливать.
