И, по веленью моему,
На всю четвёрку упадёт
И в темноту их заберёт.
И, стиснутые жёлтым светом,
Все четверо закроют рты.
Им долгие желаю лета
В кольце Луны и темноты.
..Ведь можно лаять на Луну
Лишь по веленью моему.
Алексей Гаранин
Сидели кружком, на корточках, смотрели, как велено, в огонь, не сводя глаз. Огонь горел в жестяной банке из-под кофе. Синий внутри, жёлтый по краям, он походил на газовый. Но в банке лежал мелко изорванный листок из тетрадки да горсть истёртой в ладонях сухой травы — ничего больше.
В огне можно увидеть многое, это Андрей знал давно, но ничего видеть сегодня он не хотел. Потому он смотрел на Лёшку, но слушать его — не слушал, а вот остальные двое внимали, рты раскрывши. Лица их сделались одинаково невыразительными, да и Лёшкино лицо было отрешённым, словно, забалтывая других, он попался сам. Так оно иногда и случалось, и Лёшка потом дня два пребывал в прострации — или чёрт его знает, где он пребывал. Но сегодня было другое. Сегодня он делал дело, Лёшка.
— Уровень саламандры — чувствуете? — сказал Лёшка, и первым откликнулся Жора, густым баском:
— Я вижу…
Жора был человек местный, пришедший поглядеть очередной Гаранинский фокус. Хороший парень — глуповатый, правда, но зато большой. Андрей очень надеялся, что Жора занадобился Лёшке исключительно ради количества. Нутром чуя некую гадость, Андрей даже пытался отговорить Лёшку от вечернего развлечения, но тот глянул так, что Андрей заткнулся и о попытках пожалел. Бывали времена, когда ни слова поперёк Лёшка не выносил, мог потом неделю не разговаривать и смотреть волком. А уж сегодня — тем более, потому что сегодня Лёшка был в праве своём — от души развлечься с Пашкой Грибом, тоже глазеющим сейчас на кофейную банку.
Гриб этот поселился в их доме недавно. Был он года на два их, двенадцатилетних, постарше и был, кажется, изрядная сволочь. Нынешним утром что-то они с Лёшкой не поделили — Андрей при этом не присутствовал, но опухшую Лёшкину скулу вполне оценил. Не синяк, нет, но без разницы! Лёшка остановил его: "Не дёргайся, Дрейчик, я вечером разберусь. Потерпи; ладно?" Андрей немедленно заподозрил нехорошее. Так оно и вышло.
— Огонь уже холодный, — сказал Лёшка. — Я могу прикоснуться к нему и не обожгусь.
Его пальцы коснулись верхушки ровного пламени, окунулись в огонь, и Андрей напрягся, понимая, что предчувствия его оправдываются.
— Дотроньтесь… — предложил Лёшка. — Он похож на ягоды… Даже запах. Запах клубники…
Жора выпростал из подмышки руку и поднёс к банке. Пламя отчётливо хрустнуло, обхватывая его ладонь. Андрей сам едва удержался, с ужасом наблюдая, как пацаны, мешая друг другу, лезут в огонь. Искушение присоединиться было великим — почти невыносимым, но Лёшка предупредил его, сказал, чтобы не смел огня касаться.
Сам Лёшка улыбался, глядя на Гриба, который отталкивал Жору и бормотал — сначала тихо, а потом уже в голос стал выкрикивать:
— Клубника, хрен! Я люблю клубнику!
— Оставь Грибу! — скомандовал Лёшка, и Жора мгновенно отодвинулся. А Гриб принялся загребать огонь и тащить пальцы в рот, видно, ел клубнику горстями. Андрей отвернулся, а Лёшка встал и сказал нормальным уже голосом:
— Пошли, парни, чего мешаться. Эй, Гриб!
— Отвали! — сказал Гриб, продолжая своё занятие.
— Ты хоть ртом не хватай. Надо культурно.
— Катись ты! — сказал Гриб и нагнулся над банкой.
— Лёх, может не надо… — начал было Андрей.
— Ничего, — сказал Лёшка. — Пусть кушает. Идём. Жора! Аллес!
Жора дёрнулся — включился — и ойкнул, оглядывая пальцы, а Лёшка быстро взял его за руку:
— Покажи-ка… Да нет, нестрашно.
— Это чего было? — потрясённо спросил Жора.
— Больно? — спросил Лёшка.
— Немножко если, — сказал Жора. — Ну ты даёшь! Я ничё не чувствовал даже! Ну ты вообще! А этот чего? Чего это он делает?!
— Да дебил, — сказал Лёшка. — Я ж сказал — потрогайте, а он гляди чего делает! Сдурел!
Жора бросился оттаскивать Гриба от банки, Гриб вырывался, отмахивался и начал, наконец, драться. Тогда Лёшка носком ботинка опрокинул банку. Пламя потухло. Тут же утих и Гриб, и тут же его достало тоже, он зашипел, запрыгал и потрясённо на Лёшку уставился.
— Ты! Ты!.. Хрен! Ты чё сделал, хрен?!..
— Понравилось? — спросил Лёшка.
— Ты чё! — сказал Гриб. Было уже совсем темно, и что там у него с руками и губами, Андрей не видел. Жора, восхищённый "фокусом" и обжёгшийся, видно, несильно, попытался Лёшку загородить. Но Лёшка отстранил его и шагнул к Грибу.
— Может, ещё разок? Хочешь?
— Да я тебя разотру! — сказал Гриб, пятясь от него и держа руки перед собой — точный зайчик из мультфильма. — Разотру же…
— Да мой ты хороший, — сказал Лёшка. — Не вышло из тебя саламандры.
— Ёкнутый! Пацаны, он ёкнутый, что ли?..
Лёшка хлопнул его по плечу и сказал:
— Вали домой. Давай! Намазаться не забудь чем-нибудь.
И Гриб побежал — сначала задом, едва не упал, потом повернулся, наконец, и рванул со всей силы.
Когда они отделались, наконец, от Жоры, требовавшего продолжения банкета, Андрей всё же сказал:
— Зря ты так. Я бы ему хавчик начистил, да и всё…
— Не, Дрейчик… Это скучно.
— А Жорик не обжёгся?
— Чуть-чуть только.
Они подошли к подъезду, и в свете лампочки под козырьком Андрей увидел, что Лёшка бледный, такой бледный, будто мелом его измазали.
— Эй, ты чего?!
— Подожди, — сказал Лёшка и побежал в кусты. В кустах его стошнило, и Андрей кинулся следом, схватил за плечи:
— Тебе плохо, да?!
— Не видишь, что ли! — огрызнулся Лёшка, вытирая рот. — А не делай гадости… Да, Дрейчик? — Он сплюнул и присел на корточки. — Да?
— Почему, — сказал неловко Андрей. — Он же первый начал.
— Жорик теперь достанет, — сказал Лёшка. — Здорово вышло, да?
Андрей присел рядом и увидел, что Лёшка плачет.
— Ты чего?!
— Здорово, да? — сказал Лёшка. — Класс.
— Класс, — подтвердил Андрей.
— Вынеси водички, — сказал Лёшка. — Умыться надо.
Андрей побежал домой и в ванной, сунув под кран молочную бутылку, опёрся локтем на раковину, закрыл глаза, отгоняя подступивший внезапно страх — за Лёшку, наверное… Но раздумывать над этим он не стал, наполнил бутылку и понёсся вниз.
У подъезда уже никого не было. Андрей завертел головой, и тут его окликнули — сверху.
— Дрейчик, — сказал с балкона своей квартиры Лёшка. — Я тут.
— Ага, — сказал Андрей и поставил бутылку на лавочку.
— До завтра, ладно?
— Ага, давай.
И Лёшка ушёл с балкона, а Андрей ещё довольно долго сидел у подъезда, перебирая в памяти детали сегодняшнего "развлечения". Он чувствовал себя весьма неуютно: скучно там или нескучно, а всё-таки лучше было морду набить… И Лёхе бы плохо не стало…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
