— Просить нравственной поддержки у Максимилиана Колера? — презрительно фыркнула Виттория. — Не думаю, что папа мог это сделать!
Тоннель поворачивал на запад. Чем быстрее они бежали, тем более тусклым становился свет факела в руках Лэнгдона. Он опасался, что, когда тот погаснет окончательно, они окажутся в полной темноте.
— Кроме того, — продолжала приводить свои аргументы Виттория, — с какой стати Колер стал звонить тебе рано утром и просить о помощи, если сам стоял у истоков заговора?
Лэнгдон уже задумывался об этом и поэтому ответил без задержки:
— Обращением ко мне он прикрыл свои тылы. После этого никто не мог обвинить его в бездействии в условиях разразившегося кризиса. Скорее всего Колер не ожидал, что нам удастся продвинуться так далеко.
Мысль о том, что он стал объектом манипуляций со стороны директора ЦЕРНа, выводила Лэнгдона из себя. Участие известного ученого в решении кризиса повышало авторитет иллюминатов. Пресса весь вечер цитировала выдержки из его публикаций, а присутствие в Ватикане профессора Гарварда убеждало скептиков в том, что сообщество «Иллюминати» — не давно канувший в Лету факт истории, а современная сила, с которой следует считаться.
— Репортер Би-би-си уверен, — продолжал американец, — что ЦЕРН стал новым убежищем иллюминатов.
— Что?! — едва не споткнувшись от изумления, воскликнула Виттория. — Он это сказал?
— Да. В прямом эфире. Он сравнил ЦЕРН с масонской ложей — безвредной организацией, послужившей иллюминатам своеобразной крышей. Подавляющему большинству членов организации об этом, естественно, неизвестно.
— Бог мой! Это же приведет к гибели института!
Лэнгдон не был уверен в столь плачевном для центра исходе, однако высказанная тем репортером гипотеза перестала казаться ему притянутой за уши. ЦЕРН служил домом для сотен ученых из десятков стран мира и имел множество источников частного финансирования. А Максимилиан Колер был директором этого могущественного учреждения.
Да, Янус — это Колер.
— Если Колер не имеет к этому никакого отношения, — сказал Лэнгдон, как ему самому показалось, с вызовом, — то с какой стати он здесь?
— Видимо, для того, чтобы положить конец этому безумию. Чтобы продемонстрировать свою поддержку. В конце концов он может оказаться настоящим самаритянином! Не исключено что директору стало известно, кто знал об антивеществе, и он явился, чтобы поделиться этой информацией.
— Убийца сказал, что Янус прибывает, чтобы заклеймить камерария.
— Ты понимаешь, что говоришь? Это же самоубийство! Максу не выбраться оттуда живым.
«Может быть, как раз в этом еще одна цель его миссии», — подумал Лэнгдон, но ничего не сказал.
* * *
Сердце Лэнгдона едва не оборвалось, когда немного впереди в полутьме возникли очертания перегораживающей тоннель металлической двери. Однако, приблизившись к преграде, они увидели, что старинный замок висит в петлях открытым. Дверь отворилась безо всякого усилия.
Лэнгдон облегченно вздохнул, убедившись в правильности своей догадки о том, что древним тоннелем пользовались. Совсем недавно. А если быть абсолютно точным, то сегодня. Он не сомневался, что четверо дрожащих от ужаса кардиналов были тайно доставлены в узилище именно этим путем.
Они возобновили бег. Откуда-то слева до Лэнгдона доносилась какофония звуков. Это шумела площадь Святого Петра. До цели было рукой подать.
Вскоре они уперлись в еще одну дверь. Она была более массивной, чем первая, но тоже оказалась незапертой. Как только они прошли через нее, звуки на площади замерли где-то у них за спиной, и Лэнгдон понял, что они вступили в пределы Ватикана. Лэнгдона занимал вопрос, в каком месте заканчивается этот древний проход. В садах? В базилике? В папской резиденции?
Затем тоннель вдруг кончился.
Тяжеленная дверь, в которую они уперлись, являла собой стену из клепаного железа. Даже в умирающем свете факела Лэнгдон смог увидеть, что поверхность двери была совершенно ровной. На ней не было ни ручек, ни петель, ни замочных скважин. Возможность входа с их стороны исключалась.
Лэнгдон вдруг ощутил, что на него накатывает очередная волна паники. На жаргоне архитекторов эта весьма редкая разновидность дверей именовалась senza chiave, или односторонним порталом. Подобные двери создавали в целях безопасности и открыть их можно было лишь с одной стороны. С той, противоположной им, стороны. Надежды Лэнгдона и факел в его руке угасли почти одновременно.
Он посмотрел на часы. Микки на циферблате, слава Богу, продолжал светиться.
Одиннадцать двадцать девять.
Издав вопль, в котором звучало отчаяние бессилия, Лэнгдон отбросил факел и принялся колотить в дверь.
Глава 113
Нет, здесь явно что-то не так.
Лейтенант Шартран стоял на часах у дверей папского кабинета, ощущая то же напряжение, которое испытывали находящиеся рядом с ним гвардейцы. Похоже, они полностью разделяли беспокойство офицера. Встреча, конфиденциальность которой они охраняли, была призвана спасти Ватикан от гибели. Во всяком случае, так утверждал Рошер. В свете этих слов капитана Шартран совершенно не понимал, почему инстинктивно он чувствовал опасность. Почему так странно ведет себя Рошер?
Нет, определенно здесь что-то не так.
Капитан Рошер стоял справа от Шартрана, глядя прямо перед собой. Взгляд начальника казался лейтенанту каким-то отрешенным, что капитану было совершенно несвойственно. Весь последний час Рошер вел себя очень подозрительно, принимая абсолютно нелепые решения.
«Кто-то из нас обязан присутствовать на встрече, — подумал Шартран, услышав, как Колер запирает за собой дверь. — Почему Рошер позволяет ему это делать?!»
Но было во всем этом и нечто такое, что тревожило лейтенанта еще сильнее. Кардиналы. Они по-прежнему оставались в Сикстинской капелле. Но это же безумие! Камерарий хотел, чтобы их эвакуировали еще пятнадцать минут назад! Рошер отменил это распоряжение, не поставив в известность камерария. Когда Шартран выразил свое беспокойство, капитан едва не оторвал ему голову. Приказы старших по званию в швейцарской гвардии обсуждению не подлежали, а Рошер в данный момент был командиром.
«Осталось всего полчаса, — подумал Рошер, взглянув на свой хронометр швейцарского производства. — Поторопись же ты, ради Бога!»
Шартран жалел, что не слышит, о чем говорят по ту сторону двери. Он понимал, что никто не сможет справиться с кризисом лучше, чем камерарий. На этого человека сегодня обрушились тяжелые испытания, но он не дрогнул. Камерарий встретил врага с открытым забралом… Честный и искренний, он служил для всех яркой путеводной звездой и образцом поведения. Шартран гордился тем, что принадлежит к католической вере, Бросив вызов камерарию Вентреска, иллюминаты совершили большую ошибку.
Но размышления лейтенанта прервал какой-то странный звук, донесшийся из коридора. Это был стук — приглушенный, но очень настойчивый. Рошер повернулся к Шартрану и молча показал в сторону коридора. Лейтенант кивнул, включил фонарь и отправился искать источник шума.
Стук становился все более отчаянным. Шартран пробежал тридцать ярдов до пересечения с другим коридором. Шум доносился из-за угла за залом Клементина. Шартран ничего не понимал. Там находилась всего лишь одна комната — личная библиотека папы. Библиотека его святейшества не открывалась со дня кончины последнего понтифика. Там никого не могло быть!
Шартран пробежал по другому коридору, снова завернул за угол и бросился к библиотеке. Нельзя сказать, что деревянная дверь была очень внушительной, но в темноте даже она была похожа на угрюмого и непреклонного часового. Звук ударов определенно доносился оттуда. Шартран не знал, как поступить. Ему еще не приходилось бывать в личной библиотеке папы. Но по правде говоря, там вообще мало кто бывал. В эту комнату можно было войти лишь в сопровождении его святейшества.
Шартран неохотно надавил на ручку двери. Как он и предполагал, дверь оказалась на замке. Лейтенант приложил ухо к деревянной панели. Стук стал более явственным. Затем он расслышал еще кое-что. Голоса! Там кто-то кричит!
Слов различить офицер не мог, но в криках явно звучали панические ноты. Неужели кто-то остался в библиотеке? Неужели швейцарские гвардейцы проявили несвойственную им небрежность, эвакуируя обитателей здания? Шартран не знал, как поступить: то ли бежать назад к Рошеру за указаниями, то ли действовать самостоятельно? К дьяволу Рошера! Шартран был офицером, и его учили принимать решения самостоятельно. Что лейтенант и сделал. Он вытащил из кобуры пистолет и выстрелил в то место, где должен был находиться язычок замка. Расчет оказался точным. Древесные щепки полетели в разные стороны, дверь распахнулась.
