Виттория догадалась, что Лэнгдон знает нечто такое, что ей неизвестно.
— Я иду с тобой.
— Нет. Зачем идти на риск нам обоим, если…
— Я найду способ убрать людей с площади! Им грозит страшная опас…
Закончить фразу ей не удалось. Балкон, на котором они стояли, задрожал, а от оглушительного звука над головой содрогнулся весь замок. И в тот же миг им в глаза ударил поток ослепительно белого света, вспыхнувшего над площадью Святого Петра. «Боже мой, — подумала Виттория, — аннигиляция произошла раньше времени!»
Но вместо раскатов взрыва до них донесся приветственный рев толпы. Виттория, прищурившись, пыталась установить источник слепящего света. Оказалось, что это были лучи прожекторов прессы, направленные, как показалось Виттории, прямо на них. Люди на площади, радостно вопя и показывая на что-то пальцами, тоже смотрели в их сторону. Грохот в небе нарастал, а атмосфера на площади становилась все более радостной.
— Что за дьявол… — начал было Лэнгдон, но тут же умолк.
Небо над их головой взорвалось громовым раскатом, и из-за башни неожиданно вынырнул папский вертолет. Он летел в каких-то пятидесяти футах над их головами, держа курс на Ватикан. Когда сверкающая в лучах прожекторов машина находилась прямо над ними, замок Святого ангела задрожал. Прожектора неотрывно держали вертолет в своих щупальцах, а когда он пролетел, Лэнгдон и Виттория снова оказались в темноте.
Гигантская машина зависла над площадью Святого Петра, и Виттория с тревогой подумала, что у них не осталось времени на то, чтобы предупредить камерария.
Подняв клубы пыли, вертолет опустился на очищенный от людей участок площади у самого подножия ведущих к собору ступеней.
— А мы гадали, как он прибудет, — сказала Виттория, увидев, как к вертолету побежал какой-то человек. Она ни за что бы его не узнала, если бы на нем не было красного берета. — Прием по первому разряду. Это капитан Рошер.
— Кто-то должен их предупредить! — бросил Лэнгдон и, стукнув кулаком по балюстраде балкона, повернулся, чтобы уйти.
— Постой! — схватила его за рукав девушка.
Виттория увидела нечто такое, во что отказывалась поверить. Дрожащей рукой она показала на вертолет. Нет. Ошибки быть не могло. Даже на таком расстоянии. По наклонному трапу на площадь спускался еще один человек. Облик этого человека был настолько специфическим, что ошибиться было просто невозможно. Человек сидел в кресле. Оказавшись на ровном месте, он покатил его без видимых усилий и с удивительной скоростью.
Кайзер на своем электрическом троне. Максимилиан Колер.
Глава 111
Колер в сопровождении Рошера катился по специальному подиуму для инвалидов в направлении Апостольского дворца. Роскошь коридоров бельведера вызвала у директора ЦЕРНа отвращение. Золота, пошедшего на отделку потолка, вполне хватило бы на финансирование всех онкологических исследований в течение целого года.
— Неужели здесь нет лифта?
— Лифт имеется, но нет электричества, — ответил Рошер, показывая на освещающие темное здание свечи. — Составляющий элемент нашей стратегии поиска.
— И эта стратегия, как я полагаю, оказалась безрезультатной?
Рошер утвердительно кивнул.
У Колера начался приступ кашля. Директор подумал, что приступ, видимо, будет одним из последних, если не последним. И эта мысль доставила ему удовольствие.
Когда они, добравшись до верхнего этажа, направились к кабинету папы, им навстречу выступили четыре швейцарских гвардейца. Они были явно удивлены.
— Почему вы здесь, капитан? — спросил один из них. — Я думал, что этот человек располагает информацией, которая позволит…
— Он готов поделиться ею только с камерарием.
Швейцарцы были явно изумлены и даже не пытались этого скрыть.
— Скажите камерарию, — с напором произнес Рошер, — что его желает видеть директор ЦЕРНа Максимилиан Колер. Причем немедленно.
— Слушаюсь, синьор! — ответил один из гвардейцев и побежал к дверям кабинета.
Трое других остались на месте, преграждая путь посетителю. На Рошера они смотрели как-то странно. Можно было даже сказать, что в их взглядах сквозило подозрение.
— Придется подождать, капитан, пока мы не узнаем, желает ли камерарий видеть этого человека, — сказал один из швейцарцев.
Колер, однако, не хотел ждать. Он резко развернул свое транспортное средство и попытался объехать кордон.
Гвардейцы бросились наперерез.
— Fermati! Туда нельзя, синьор! Остановитесь!!!
Эти люди вызывали у Колера презрение. Оказывается, служащие даже элитарных подразделений безопасности испытывают жалость к калекам. Директор понимал, что будь он человеком здоровым, то уже находился бы в наручниках. Но калеки столь беспомощны. Во всяком случае, так считает весь мир.
Директор знал, что, для того чтобы свершить задуманное, у него крайне мало времени. Он также знал, что может скоро умереть. Колера даже удивляло, насколько мало его беспокоит перспектива собственной гибели. Смерть была той ценой, которую он был готов заплатить. Он уже слишком много сделал для того, чтобы позволить какому-то ничтожному камерарию по имени Карло Вентреска уничтожить дело всей его жизни.
— Синьор! — кричали гвардейцы на бегу. — Остановитесь синьор!
Когда один из них выхватил пистолет и направил его на Колера, тому не оставалось ничего, кроме как затормозить.
В дело вмешался Рошер. Капитан выглядел очень виноватым.
— Простите, мистер Колер, — смущенно сказал он, — но вам все же придется подождать. Всего несколько секунд. Никто не смеет вступить в кабинет папы без специального разрешения. Или приглашения, если хотите.
По выражению глаз капитана директор понял, что у него нет иного выбора, кроме как ждать.
«Ну что же, — подумал Колер. — Подождем».
Со стороны гвардейцев было жестоко остановить его кресло напротив высокого зеркала в позолоченной раме. Вид собственного изуродованного тела вызвал у Колера отвращение, и с давних пор таящаяся в его сердце ярость закипела с новой силой. Как ни странно, но это его успокоило. Он находился в стане врагов — людей, которые отняли у него человеческий облик. Лишили достоинства. По их вине ему ни разу не пришлось испытать прикосновения женщины… Из-за них он не мог гордо выпрямиться, чтобы с честью принять очередную награду за научные достижения. Какой, черт побери, истиной владеют эти люди? Какими, к дьяволу, доказательствами они располагают? Книгой древних басен? Обещанием новых чудес? Наука творит чудеса ежедневно!
Колер несколько секунд вглядывался в свое отражение в зеркале. В окаменевшие глаза. «Сегодня я могу погибнуть от руки религии, — думал он, — но это будет уже не в первый раз».
На какой-то момент он вдруг снова увидел себя одиннадцатилетним мальчишкой в доме своих родителей во Франкфурте. Он лежит в своей постели на тончайших льняных простынях, насквозь пропитанных его потом. Юному Максу казалось, что его бросили в огонь. Тело мальчика раздирала дикая боль. Рядом с кроватью на коленях стояли его отец и мать. Они истово молились вот уже двое суток.
В тени в углу комнаты стояли три лучших медика города Франкфурта.
— Умоляю вас пересмотреть свое решение! — воскликнул один из врачей. — Взгляните на мальчика! Лихорадка усиливается. Он страдает от боли. Ему грозит смертельная опасность!
Но Макс, еще не слыша ответа, знал, что скажет мама.
Gott wird ihn beschuetzen.
«Да, — подумал Макс, — Бог меня защитит. — Вера в правоту мамы придавала ему силы. — Бог меня защитит».
Час спустя Максу стало казаться, что по его телу взад-вперед ездит грузовик. Мальчик был не в силах вдохнуть воздух, чтобы заплакать.
— Ваш ребенок ужасно страдает, — произнес другой врач. — У меня в саквояже есть лекарство, единственная инъекция которого…
— Ruhe, bitte![90] — не открывая глаз, оборвал врача отец Макса. Он продолжал возносить молитвы к Богу.
«Папа, ну пожалуйста! — хотелось крикнуть Максу. — Разреши им остановить боль!»
Но его мольба утонула в приступе кашля.
Через час боль стала еще сильнее.
— Ваш сын может стать паралитиком, — не сдавался один из медиков. — Или даже умереть! В нашем распоряжении имеется лекарство, способное ему помочь!
Фрау и герр Колер не позволили врачам начать лечение. Они не верили в медицину и медиков. Кто они такие, чтобы вмешиваться в великие замыслы самого Господа? Родители считали, что надо молиться еще усерднее. Ведь если Бог благословил их этим ребенком, то почему Он вдруг станет отнимать его у них? Мама шептала на ухо сыну, чтобы тот крепился. Она сказала, что Бог испытывает его… так же, как испытывал Авраама… проверяет крепость веры.
Макс пытался укрепиться в вере, но невыносимая боль мешала ему это сделать.
