– Ну, потерпи еще немного, ты же – воин. – Заявила ведающая, поглаживая ее по лбу.
От недовольства собой, что вдруг от жалости к самой себе ее опять потянуло на слезы, боль только усилилась. Она ничего не сказала в ответ девушке. – Пусть думают, что это от этих игл.
Когда остальные закончили, старший стал осматривать и дополнять их работу, стремясь к наибольшей идентичности. Октис смутно понимала необходимость татуировок на теле. Под глазом – позывной, чтобы в бою можно было легко распознать, кто перед тобой. На теле же все эти татуировки будут скрыты под броней. Она что-то слышала о том, что такие татуировки нужны для опознания. Что если тебя порубят на куски, потом можно будет разобрать, где чья конечность, чтобы с почестями предать огню весь комплект без ошибок. Но Октис это не казалось важной проблемой: мало какое оружие могло разрубить легко человеческую кость – такая ситуация не могла быть столь массовой, особенно с перволинейными.
– Все законченно. Но подожди.
Старший нанес толстый слой мази на все татуировки.
– Мазь не убирай. Можешь завтра намотать бинты прямо на них, ничего страшного.
– Хорошо.
Она встала, низко поклонилась каждому ведающему в комнате, забрала одежду и побрела на выход – во двор Белого форта. Сил не было, тело по-прежнему ныло, и к тому добавились горящие вечные знаки.
Была уже глубокая ночь, во внутреннем дворе стояла только пара гарнизонных в синей форме с одной лампой на двоих. Разглядев мимо бредущую курсантку, один пнул другого в бок и указал на нее. Поняв, что солдаты пялятся на ее грудь сквозь камзол, Октис сложила руки, огрызнулась и прошипела на них будто змея, предупреждающая о неминуемом нападении.
В казарме все давно уже спали, и о результатах ее похода к ведающим никому не было интересно. Этажами вверх по стене на деревянных нарах лежали спящие Змеи, освещаемые только светом из бойниц на самом верху. Октис повесила камзол на общую вешалку, нацепила обратно рубаху и полезла наверх, используя нары в качестве ступеней малоудобной лестницы. Ее этаж – пятый снизу. Настил был сложен – прижат к каменной стене и закреплен защелкой. Опираясь ногами на нижние и держась правой рукой за соседний настил, левой она попыталась освободить защелку и удержать спальное место, пока цепи, которыми оно крепился к стене, не натянулись бы под весом досок. Но нары были тяжелыми, и, несмотря на старания, падая они громыхнули. Лязгнули напрягшиеся цепи. Тряпка, что была прижата между стеной и настилом, чуть не слетела вниз.
– Октис, тупая ты дура, тише...
Она забралась на свое место, скомкала тряпку под голову и легла на спину. Обычно она спала, отвернувшись к стене, но сейчас новые наколки как будто не давали этого сделать. Она закрыла глаза и тут же провалилась в глубокий сон. В котором видела себя со стороны – и в точности не себя, а только татуировки, которые с каждым ударом сердца обменивались между собой языками огня. Удар за ударом.
РекаХребет кончился.
Она знала, что так будет. Что впереди все тот же Донный лес – давящий, мрачный, чужой. Но теперь вольная ведущая смотрела на спуск, на близстоящие сгорбившиеся деревья, на тьму впереди и чувствовала в себе все нежелание идти дальше. Где было взять решимость продолжить путь? Разве только в неизбежности того. Всегда необходимость и неизбежность решали, что будет делать Октис Слеза дальше.
Октис долго всматривалась в ничего не значащую глубь леса, пока ее тревога не приняла осязаемые черты. Что-то шелохнулось там, или она себя в этом убедила, но интуиция больше не давала ей покоя. Пока она смотрела на лес, лес смотрел на нее. Или что-то в лесу. Кто-то. Октис не видела его, сколько не всматривалась, но убедить себя в обратном не могла. Она поднялась, схватилась за гасило и попятилась назад.
Ничего не произошло, но Змея не смогла отказаться от своего чувства. Она обернулась, чтобы отмерить путь отступления, и только тогда заметила: над их последней стоянкой перед входом в лес горел костер. С ее места виднелось открытое пламя, серый дым взмывал вверх. Ведущая рванула обратно к лагерю, все еще ожидая атаки из леса.
– Да чтоб тебя Боги твои на куски порвали! – Кричала она иносказателю, еще не добравшись до костра. – Что ты творишь?!
От вида разъяренной бегущей женщины Гордей опешил и упал задом на удачно попавшийся камень. Октис с разбега разнесла костер ногой и принялась яростно топтать остатки.
– Я что сказала сделать?!
– Костер.
– Собрать, но не жечь! Боги! – Рычала Октис. – Как ты умудрился поджечь его?!
– Да что такого? Мы ведь устраивали костер вчера?
– Вчера! В расщелине! – Она перекинулась с тлеющих палок на книгаря. Пнула его и принялась давить ногой, будто он сам горел, и его требовалось тушить так же, как костер. – Чтоб никто не видел открытого огня! Чтоб дыма было меньше. А теперь что? Я тебя спрашиваю – что?! Ты сигналишь что ли всем желающим отправить нас в долгую дорогу до Царства Дыма?!
– Но здесь никого нет. – Проскулил он, выбравшись из-под пинков.
– Нет?! Я видела кого-то в лесу! Что-то. Почти уверена.
– Так видела или нет? – Гордей не то что бы ставил под сомнения слова Октис. Он озирался в сторону леса и старательно выбирал, чего ему сейчас бояться больше: Донного леса или вольную ведущую.
– Как долго горел костер?
– Как ты ушла, я сходил еще за одной стопкой и начал разжигать.
– Плохо. – Вздохнула она. – Плохо: я не знаю, был ли действительно кто-то. Пришел ли он на костер или так?
Мы узнаем, только если он сам даст о себе знать...
***
Она не легла спать. Не смогла закрыть глаза. Гордей улегся в расщелине, а ей пришлось устроиться рядом на самой высокой глыбе. Всю ночь Октис всматривалась в кромку черного леса. И теперь под светом Отца этот хребет представлялся ей еще больше оторванным от всей Тверди. Залитые глубоким синим цветом верхушки деревьев все так же беспрестанно волновались под действием местных ветров. Ничего не изменилось, кроме смены Матери на Отца, но для глаз человека – его ощущений – мир перевернулся с ног на голову. Или хотя бы лесные волны шли теперь в другую сторону – против течения. Текли в гору.
Октис всматривалась поверх вдаль и замирала подолгу. Не двигалась, не могла даже моргнуть. И ничего не видела. Она ненадолго приходила в себя, одергивалась. И снова замирала. Ее сознание оставалось пустым и вполне довольным этим. Ни одной мысли, ничего живого или мертвого. Только чистое глубокое небо, кромка горизонта и море листвы.
В какой-то момент все изменилось. Она ощутила нечто впереди себя. Ей показалось, что над ее головой течет золотистая река. От нее шел едва различимый гул – волнами набегал шепот сотни губ, но она не могла различить ни одного слова. Холодное течение реки увлекало вперед – в лес. Октис быстро очутилась меж деревьев, хотя и не видела их. Она продолжала смотреть на Донный лес со скалы, но ощущала себя уже внутри него. Октис плыла вперед и вскоре добралась до своей цели.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
