Мысли у Лукаса побежали сразу в двух направлениях. Первое — может, просто махнуть на все рукой и жить, как живется, словно ничего не происходит? Вот сейчас он аккуратно положит чертеж в мешок и отправится как ни в чем не бывало в монастырь убеждать настоятельницу в необходимости купить побольше позолоты и красок… И тут же другая мысль молнией мелькнула в голове — бежать! Срочно уехать, куда угодно, только подальше от этого проклятого места. Вот прямо сейчас, сию минуту, он помчится в город, дождется возле ворот возвращающуюся с базара Мону и скажет… Да, скажет, что передумал расписывать этот монастырь. Стены в нем старые, трухлявые, побелка опять же никуда не годится, местами и вовсе сырость проступает. А после, ежели не понравится монастырскому начальству роспись, разве кто-то станет об этом слушать? Во всем художника обвинят. Слава дурная пойдет, потом и вовсе ни одного заказа не получишь…
Лукас не сомневался, что дочка послушается, Мона всегда ему верит… Тут, в общем, не так уж и важно, что ей сейчас сказать, главное, из этих мест поскорее убраться. В городе можно подводу нанять, и сразу же в дорогу. Денег на первое время хватит, а там, глядишь, снова заказы пойдут. Летом работу найти несложно.
Лукас уже готов был броситься бежать, но не успел. Где-то совсем неподалеку раздался топот кованых солдатских башмаков. Художник выглянул из сарая и тут же снова отпрянул обратно. Пять или шесть стражников шагали к его дому.
Глава 23
В субботу постоялый двор с утра начал готовиться к обороне. До нашествия грозных лесорубов оставалось не меньше половины дня, поскольку вырубку от поселка отделяло около десяти километров, а жалованье труженикам выдавали не раньше одиннадцати — но тем не менее суета началась едва ли не с рассветом.
Петер еще накануне закончил работу с посудой, и наставник позволил парню передохнуть. Сам Ригирт с вечера переговорил с хозяином, и тот устроил в трапезной настоящий переполох. Служанки, возглавляемые женой кабатчика, по нескольку раз проверили посуду, оставляя на полках и под стойкой только то, что помечено зеленой краской, толстяк обошел постояльцев — благо, к субботе их осталось немного — и попросил не показываться в трапезной после полудня, а еще лучше — вовсе запереться в комнатах и тщательно проветривать помещение, если случится… ну, в общем, если так выйдет, что надобность в проветривании возникнет. Хозяин много суетился без нужды и покрикивал на прислугу, чего в общем-то не требовалось. Ригирт пару раз спускался из комнаты полюбоваться на его хлопоты и возвращался, смеясь.
Чародей хранил мудрое спокойствие, и Петер, разумеется, тоже помалкивал под своим капюшоном. Парень не боялся, ему скорее было любопытно, как сработает план Ригирта. Обед им, как и прочим постояльцам, подали в комнату. По окончании трапезы возобновилось молчаливое ожидание. Время от времени Петер выглядывал в окно, Ригирт следил за ним с ухмылкой, но ученик был уверен, что и мастер слегка волнуется. Нечасто Ригиртовым чудесам предшествовали столь масштабные приготовления.
Наконец в дальнем конце улицы показалась телега, которую сопровождали пешеходы, целая толпа. Хозяин пояснил, что чуть ли не каждую неделю кто-то из дровосеков получает травму, иногда — двое или трое. Работа опасная. Вот и теперь Петер заметил в повозке покалеченных людей в бинтах.
Лесорубов было больше двух десятков, но далеко не все они свернули на постоялый двор. Человек восемь, считая и забинтованных, что лежали в телеге, миновали заведение — должно быть, направились к дому лекаря, расположенному на противоположном конце деревни. Часть работников, как объяснил накануне хозяин, были местными жителями, завербовавшимися на лето, эти проводят выходные дни с семьями. А около дюжины молодых крепких парней зашли в трапезную постоялого двора. Петер распахнул окно, придвинул стул и сел. Он прикинул, что здесь будет лучше слышно.
— Напрасно, — заметил Ригирт.
— Что напрасно, мастер?
— Напрасно ждешь. Я велел хозяину закрыть окна внизу, чтобы усилить эффект от действия магии. К тому же мы не закончили нашу любопытную беседу о происхождении маны, помнишь?
— Да, мастер. Вы собирались мне кое-что рассказать.
— И расскажу, Петер, расскажу. Но помни: то, что ты нынче услышишь, не следует повторять случайным знакомым. Более того, если вздумаешь передать кому-либо мои слова и заявишь, что этому научил наставник, я объявлю тебя лжецом. И никогда не признаю, что вел эти еретические речи.
Петер молча опустил голову. Колдун с минуту созерцал устремленную к нему остроконечную верхушку капюшона, затем заговорил снова:
— Думаю, не следует напоминать, что магия имеет божественное происхождение. Или пояснять все же следует? Молчишь? Я вычитал в книге Леолланов… Хотя ты, должно быть, не слыхал о них…
Снизу, из трапезной, донесся взрыв хохота. Ригирт склонил голову набок и прислушался. Из-под пола последовали возмущенные вопли, ругань — слов было не разобрать, но интонации угадывались достаточно хорошо.
— Итак, Леолланы, тайное братство… что-то наподобие секретного общества. Рассказывают о них всякое, будто бы они общались с демонами, наводили порчу… даже поклонялись Гангмару Темному. Но это все слухи. Точно известно лишь, что Леолланов интересовали истоки магии, происхождение ее и прочее в таком духе. Члены братства считали, что само существование нашего Мира зиждется на магии. Леолланы разыскивали старые эльфийские книги, переписывали их. Собирали все, что связано с тайным знанием Первого народа. За книгами нелюдей охотились слуги Церкви, Леолланы старались их опередить. Они были уверены, что эльфы, любимые дети Создателей, знали истину и принимали Мир таким, каков он есть, а люди пытаются всему дать свое объяснение, ибо вечно недовольны Миром… Леолланы хотели, чтобы тайное знание не досталось людям, которые перетолкуют все по-своему… Мне как-то попалась книжица, написанная Леолланами, где довольно бойко излагались взгляды эльфов на устройство Мира. Ознакомившись с содержимым, я поспешил избавиться от книги. С этими древними рукописями следует быть крайне осторожным. Крайне, крайне осторожным!
Из-под пола снова донеслись взрывы хохота.
Петер почувствовал вонь — магические миазмы уже добрались до их комнаты на втором этаже и проникли сквозь щели. Ригирт же, старательно не обращая внимания на запах, продолжал:
— Так вот, Леолланы. Если тебя поймают за чтением их книг, беды не оберешься.
— Эти труды под церковным запретом?
— Нет. Леолланы оказались достаточно хитры и изворотливы. В один прекрасный день они просто прекратили свою деятельность. Если Церковь и желала подвергнуть их гонениям или хотя бы критике — оказалось, что сделать это невозможно за отсутствием самого братства. Члены общества исчезли, словно разом ушли в мир демонов, с которыми общались… если не врут, конечно.
Вонь усилилась, но Петер вслед за учителем стоически переносил неудобство. Внизу шумели все больше, похоже, началась драка, и наверняка миски с кружками разбивались одна за другой.
— Так вот, — невозмутимо продолжал Ригирт, — Леолланы рассуждали следующим образом: поскольку могущество магии не имеет пределов… да, в те времена чародеи обладали гораздо большим могуществом, нежели мы. К примеру, Проклятый Принц Гериан… Он, говорят, едва ли не в одиночку противостоял объединенным силам людских королевств и не раз одерживал победы над многочисленными отрядами… так вот, Леолланы писали: если сила магии не имеет границ, то она явно имеет божественное происхождение. Ибо что, кроме божества, может служить источником безграничной силы?
— Вполне в духе церковных заповедей и вместе с тем логично, — решился вставить Петер. — В чем здесь ересь?
— Я же сказал, формально Леолланов никогда не считали еретиками. Итак, мана имеет божественное происхождение, и сам видишь, как это логично. Далее мы переходим к следующему пункту. Мана встречается двух видов… ты замечаешь это?