трещинах этого мира, поедая человеческие сны. Так они получают сомнумбру – жизненную силу. Однако мы с тобой так делать не станем, ибо это мерзко и к тому же опасно. Медитация куда лучше.
– Медитация, – скривилась Маюн. – Почему бы просто не съесть пару-тройку снов, как эти монстры?
– Потому что, во-первых, это не так просто, а во-вторых, мы не монстры. Эйдолы едят сны живых, потому что сами не живые. Мы же с тобой когда-то жили. Мы способны создавать собственные сны. Нам ни к чему охотиться за тенью чужих мыслей. Стала бы ты питаться испражнениями? Или дышать воздухом, побывавшим в чьих-то легких? Человеческие сны дают эйдолонам жизнь, которой у них нет и не будет, но для нас они могут стать смертельным ядом.
Маюн фыркнула:
– Ладно уж. Когда начнем?
Ойру оглянулся на круг, часть которого уже скрылась за горизонтом:
– Скоро.
Они снова двинулись в путь. Через несколько минут Ойру сам нарушил молчание:
– Царство теней приглушает дух. Ты чувствуешь в себе какие-нибудь перемены?
Маюн немного подумала и ответила:
– Кажется, да. Во мне по-прежнему пылает гнев, но он… какой-то другой. И боль стала слабее. Я как будто не такая… взрывная.
Ойру согласно кивнул, и Маюн продолжила:
– Маска вроде бы не изменилась. Думаешь, это место повлияло и на мою силу?
– Узнаем, когда доберемся до пустошей.
Маюн поджала губы и, погладив себя по золотой щеке, пробормотала:
– Поскорей бы.
Примерно через час – так показалось Маюн, ведь сказать наверняка, сколько прошло времени, было сложно, – Зеница Дорхнока окончательно скрылась за линией горизонта, и мир теней погрузился во тьму. Ойру остановился и, обернувшись к Маюн, сказал:
– Садись, табибито. Начнем медитацию.
Они сели на землю, скрестив ноги, и закрыли глаза.
Каждые несколько минут Ойру говорил что-то вроде «очисти разум, ты должна воззвать к своей внутренней бездне», и Маюн честно пыталась следовать его дурацким рекомендациям, но все тщетно. Ей стоило немалого труда сидеть неподвижно и держать глаза закрытыми. Она прислушивалась к дыханию Ойру, пытаясь приноровить свое собственное к спокойному ритму, а в итоге начинала дышать лишь быстрее. О, какое это было мучение! Ей хотелось вскочить на ноги и размяться, но нет же – вместо этого она была вынуждена сидеть, как статуя, дышать и медитировать.
Какая идиотская трата времени!
– Очисти разум, табибито. Позволь сомнумбре насытить тебя.
Бессмысленно. И глупо.
Маюн чувствовала, как тело наливается тяжестью, а сознание, бурлящее от мыслей, слепнет и глохнет, собираясь погрузиться в манящую пучину сна.
– Только не спи, – предупредил Ойру, и голос ассасина прогнал ее сонливость. – Иначе попадешь в мир сновидений, а мы туда пока не собираемся. Медитируй. Это единственное, в чем нуждается твое тело.
– Да я пытаюсь! Просто все это как-то…
Бессмысленно. И глупо.
– Стань пустотой, – в сотый раз повторил ассасин. – Твоя аура выдает тебя. Твой разум неспокоен.
– Естественно, мой разум неспокоен, – прошипела Маюн, резко открывая глаза. – Вместо того чтобы гнаться за Анневом, я сижу черт знает где и слушаю бредни какого-то демона! Да гори оно все в пяти пеклах!
Ойру поднялся на ноги.
– Пойдем, – бесстрастно сказал он. – Умбра на исходе, Зеница Дорхнока вот-вот отверзнется. Попробуем в следующий раз, когда ты будешь настроена более серьезно.
Так продолжалось три дня подряд – точнее, три антумбры, – а накануне третьей умбры терпение Маюн лопнуло.
– Да не могу я! – закричала она. – Маска мне мешает, она вечно вмешивается в мои мысли!
– Ты должна, – спокойно ответил Ойру, не открывая глаз. – Если не научишься входить в медитативное состояние, не сможешь поглотить нужное количество сомнумбры, и в конце концов твое тело и разум истощатся и погибнут.
– Сомнумбра, – передразнила его Маюн. – Что-то я нигде ее не вижу, не чувствую ее запаха и вкуса. Откуда ты знаешь, что я уже не наелась ею до отвала?
– Да, ты впитала ее в себя.
– Что? Тогда какого дьявола мы до сих пор маемся ерундой?
Ойру выдохнул. Не вздохнул от усталости или раздражения – для этого потребовалось бы испытывать первое или второе, а эмоции ассасину были давным-давно чужды. Впрочем, в этом мире, где любое, даже незначительное действие являлось эхом реальной жизни, его реакция вполне соответствовала поведению уставшего и раздраженного человека в мире живых.
– Мы делаем это потому, что ты поглотила слишком мало сомнумбры. Находясь в мире теней, твое тело постоянно впитывает сомнумбру, но этого количества недостаточно для того, чтобы поддерживать твою силу. Поэтому ты должна отдыхать. А значит, научиться медитации.
Маюн снова закрыла глаза и в очередной раз попыталась отыскать «свой центр» – что бы это ни значило. Она увидела свой гнев – ненависть и яд, сплетенные в плотное пылающее кольцо, – и инстинктивно почувствовала, что должна сосредоточиться на этом кольце, заставить его гореть еще ярче… Но ведь Ойру сказал, что эмоции нужно отпустить…
– Моя боль делает меня сильнее! Я просто должна разжечь ее!
– Нет, она тебя контролирует. А это далеко не одно и то же.
Маюн зарычала, еле удержавшись, чтобы не открыть глаза.
Так происходило каждый раз. С наступлением умбры, когда Зеница скрывалась за линией горизонта и тени становились глубже и чернее, они останавливались и, вместо того чтобы поспать, медитировали: неподвижно замирали в одной и той же позе, успокаивали разум – и насыщались сомнумброй. Так, по крайней мере, говорил Ойру.
«Почему у меня не получается? – мрачно подумала Маюн. – Почему маска всегда берет надо мной верх?»
Как же ненавидела она эти ночи, как ненавидела саму себя за свои бесплодные попытки напитаться этой неведомой субстанцией, столь необходимой ей в мире теней!
– Я расслаблена, – пробубнила Маюн, разжав крепко стиснутые челюсти. – Мои разум, тело и дух пребывают в состоянии покоя.
– Это не так, – отозвался Ойру, сидевший напротив нее с закрытыми глазами. – Но попытка неплохая.
Маюн шмыгнула носом и, глядя на ассасина сквозь щелочки век, спросила:
– Ты-то откуда знаешь?
– Я настроен на энергию теней и нахожусь в гармонии с ней. Мой дух, в отличие от твоего, действительно спокоен. Твое сознание переполнено сомнениями, ты нерешительна. А это не пустота – это ее противоположность, хаос.
Маюн, хоть и ощущала неимоверную злость, не могла не признать, что тут ассасин прав.
– В моем мире я никогда не сомневалась, – пробурчала она.
– Нет, сомневалась, – возразил Ойру. – Но сомнения тонули в твоей ярости и магии маски. Теперь же, когда магия ослабла, ты слышишь их голос. Пришло время признать, что сомнения имелись у тебя всегда.
– И отбросить их.
– Верно.
Маюн окинула злобным взглядом сидящего перед ней
