– Что мы ему скажем, когда вернемся?
– Да скажем чего-нибудь.
– А ее старик – ты подумал об этом?
– Вовремя вспомнил. Если он нас застукает, яйца оторвет.
– Это воодушевляет.
– Не упусти шанс, – сказал Джордж. – Деревенские девчонки страсть как хотят этого. Они куда лучше городских потаскух, сам знаешь. Они пахнут свежестью. Вот, понюхай мои пальцы – разве не потрясно?
Детские забавы… Одним из самых больших наших развлечений было по очереди кататься на старом трехколесном велосипеде умершей сестры Герби. Какое удовольствие было смотреть, как великовозрастный детина Джордж Маршалл крутит педали. Его здоровенная задница не умещалась на сиденье. Правя одной рукой, он другой вовсю трезвонил в коровий колокольчик. Водители частенько останавливались, выходили из машин, приняв его за калеку, которому нужна помощь. Джордж позволял им перевезти себя через дорогу, притворяясь паралитиком. Иногда он стрелял сигарету или требовал несколько монет, всегда с ужасным ирландским акцентом, словно только что оттуда, со своей родины.
Как-то я обнаружил в амбаре старую детскую коляску. Мне пришло в голову, что будет еще потешней, если мы станем вывозить в ней Джорджа на прогулку. Джордж не возражал. Мы напялили на него капор с лентами, захватили здоровенную лошадиную попону, чтобы укрывать его. Но, как ни старались, не могли его впихнуть в коляску. Тогда мы усадили в нее Герби. Разодели, как пупса, сунули в зубы глиняную трубку и вывезли на дорогу. На станции мы наткнулись на старую деву, поджидавшую поезд. Инициативу, как обычно, взял на себя Джордж.
– Мэм, – обратился он к ней, коснувшись своей кепки, – не скажете ли, где мы можем пропустить рюмочку? Мальчик совсем замерз.
– Голубчик, – с готовностью откликнулась старая дева. Но тут до нее дошел смысл вопроса, и она завизжала: – Что вы себе позволяете, молодой человек!
Джордж опять почтительно притронулся к кепке, сморщил губы и скосил на нее глаза, как старый спаниель.
– Всего один глоточек. Ему почти одиннадцать, и его так мучит жажда.
Герби сидел в коляске, пыхтя своей носогрейкой, и был похож на карлика.
Тут я почувствовал необходимость взять дело в свои руки. Вид у старушки был встревоженный, что мне не понравилось.
– Прошу прощения, мэм, – сказал я, приподнимая кепку, – но эти двое ненормальные. Понимаете? – Я постучал себе по лбу.
– Боже мой! Неужели! – запыхтела старушка. – Какой ужас!
– Я все делаю, чтобы они были довольны, не раздражались. С ними очень непросто. Очень. Особенно с младшим. Хотите послушать, как он смеется?
Не давая ей опомниться, я кивнул Герби. Герби засмеялся, как настоящий сумасшедший. Как партнер чревовещателя: сначала на его лице появилась невинная улыбочка, которую сменила широкая ухмылка, потом он захихикал, забормотал, забулькал и наконец засмеялся утробным смехом, который невозможно было вынести. Он мог так смеяться до бесконечности. С трубкой в одной руке, с погремушкой в виде коровьего колокольца, который неистово тряс, – в другой, он был похож на шута. Иногда он замолкал и начинал отчаянно икать, потом перевешивался через край коляски и смачно сплевывал. Джордж для вящего эффекта принялся чихать. Вытащив огромный красный платок с дырищей посередине, он громоподобно высморкался, закашлялся и стал чихать еще пуще.
– Ну вот, чем-то недоволен, – сказал я, обернувшись к старушке. – Они безвредные, зла не причинят. Отличные ребята, разве что с причудами. – Потом, повинуясь какому-то внутреннему импульсу, добавил: – Дело в том, мэм, – я почтительно коснулся кепки, – что мы все трое бродяги. Неизвестно, где приткнемся на ночь. Войдите в наше положение. Если б у вас была капелька бренди, хоть наперсточек. Не мне, нет, а для младшенького.
Герби принялся кричать. На него нашел такой приступ истеричного веселья, что он потерял контроль над своими действиями. Он с таким усердием тряс колокольчиком, что слишком далеко высунулся из коляски, и она перевернулась.
– Силы небесные! – запричитала старушка.
Джордж быстро помог Герби выбраться из коляски. Тот встал во весь рост – в куртке и длинных брюках, на голове капор, в руке колокольчик, в который он вцепился, как маньяк. Сказать, что вид у него был дурацкий, значит не сказать ничего.
– Не волнуйтесь, мэм, – говорит Джордж, – башка у него крепкая. – Берет Герби за руку, подводит его ближе. – Скажи леди что-нибудь! Скажи что-нибудь приятное! – И отвешивает ему хорошую оплеуху.
– Подонок! – вопит Герби.
– Гадкий мальчик! – говорит Джордж и хлоп его еще раз. – Что ты всегда говоришь леди? Ну-ка, скажи, не то ремня получишь.
Герби сделал ангельское выражение, возвел глаза к небу и, тщательно выговаривая слова, сказал:
– О кроткое созданье, наверно, тебя послали нам ангелы! В нашей семье девять душ, не считая козы. Меня зовут О’Коннел, мэм. Теренс О’Коннел, мы направлялись к Ниагарскому водопаду, но погода…
Старая квочка была не в силах слушать дальше.
– Вы все трое позор общества! – закричала она. – Никуда не уходите, будьте здесь, пока я поищу констебля.
– Да, мэм, – говорит Джордж, взяв под козырек, – мы никогда не уйдем, правда, Теренс? – И с этими словами дает Герби звонкую пощечину.
– Ой! – завопил Герби.
– Прекрати немедленно, негодяй! – завизжала старая дева. – А ты, – повернулась она ко мне, – почему ничего не сделаешь? Или ты тоже ненормальный?
– И я тоже, – ответил я, сжал двумя пальцами нос и заблеял по-козлиному.
– Стойте здесь! Я сейчас! – крикнула она и помчалась к начальнику станции.
– Быстро! – скомандовал Джордж. – Бежим отсюда!
Мы с ним схватили коляску и пустились бежать. Герби на секунду задержался, распутывая ленты капора, а потом рванул следом.
– Отличная работа, Герби, – сказал Джордж, когда мы оказались в безопасности. – Давайте вечером порепетируем. Ген придумает тебе новую историю, придумаешь, Ген?
– Не хочу опять изображать младенца, – сказал Герби.
– Ладно, – добродушно согласился Джордж, – в коляске будет Ген.
– Ты хочешь сказать, если сумею в нее втиснуться.
– Мы тебе поможем, даже если придется воспользоваться кувалдой.
Но после обеда нам пришли в голову новые идеи, как казалось, куда интересней. Мы до полуночи не спали, обсуждая их.
Только мы задремали, как Джордж Маршалл вдруг сел в постели:
– Ты не спишь, Ген?
Я застонал.
– Забыл спросить тебя кое о чем.
– Ну, в чем дело? – пробормотал я, боясь, что сон пройдет.
– Уна… Уна Гиффорд! Ты ни слова о ней не сказал за все это время. В чем дело, ты больше не влюблен в нее?
– Господи, – застонал я, – нашел о чем спрашивать среди ночи.
– Прости, Ген. Я только хотел знать, любишь ли ты еще ее.
– Сам знаешь, – ответил я.
– Думаю, что знаю. Ладно, Ген, покойной ночи!
– Покойной ночи! – сказал Герби.
– Спите! – откликнулся я.
Я попытался уснуть, но не получилось. Я лежал, глядя в потолок, и думал об Уне Гиффорд. Немного погодя решил, что надо это дело прояснить.
– Джордж, ты спишь? – негромко позвал я.
– Хочешь знать, не видел ли я ее в последнее время? – спросил он.
Ясно было, что он и не пытался уснуть.
– Да, хотелось бы. Расскажи мне что-нибудь о ней. Что угодно, хоть пустяк какой.
– Я б с удовольствием, Ген, понимаю твои чувства, да не о чем рассказывать.
– Господи, не говори так! Выдумай что-нибудь!
– Хорошо, Ген, попытаюсь, ради тебя. Подожди минуту. Дай подумаю…
– Что-нибудь простое, – сказал я. – Мне не нужны фантастические истории.
– Слушай, Ген, это не выдумки: я знаю, она любит тебя. Не могу объяснить, почему я так считаю, но это так.
– Неплохо. Чуть подробней.
– Последний раз, когда я видел ее, я попытался выведать, что она думает о тебе. Она прикинулась, что ты ее совершенно не интересуешь. Но я чувствовал, она страсть как хочет услышать что-нибудь о тебе…
– Что мне хотелось бы знать, – прервал я его, – так это есть ли у нее кто-нибудь?
– Кто-то есть, Ген, не могу отрицать. Но тебе нечего беспокоиться. Это просто так, оттого что тебя нет.
– Как его зовут?
– Карнахан или вроде этого. Забудь о нем! Уну беспокоит только вдова. Знаешь, это заставляет ее страдать.
– Не может она много знать об этом!
– Она знает больше, чем ты думаешь. От кого она все услышала, этого я сказать не могу. Во всяком случае, ее гордость уязвлена.
– Но я больше не хожу к вдове, ты это знаешь.
– Скажи это ей! – бросил Джордж.
– Если б я мог.
– Ген, почему бы тебе не выложить ей все как на духу? Она достаточно взрослая, чтобы понять.
– Не могу, Джордж. Я уж думал об этом не раз, но не хватает смелости.
– Может, я тебе смогу помочь?
Я резко сел в постели:
– Ты думаешь, сможешь? Правда? Слушай, Джордж, я всю жизнь буду на тебя молиться, если сможешь это уладить. Я знаю, тебя она послушает… Когда ты собираешься возвращаться в город?
