растущее понимание того, что международные дела способны влиять на жизнь человека и его окружения, несло в себе и растущее понимание нации. Волей-неволей замкнутые в себе сельские острова, самодостаточные, по крайней мере, с их собственной точки зрения, вынуждены были обращать внимание на более широкие проблемы.
Трактиры - самые оживленные центры общественной жизни сельских жителей - были площадками для политических разговоров, как и для любых других. Трактир - это и сознательное место взаимопомощи, и центр общения постоянных клиентов, и возможность для рабочих пообщаться с торговцами и ремесленниками, и возможность для молодежи, бездельничающей у барной стойки, побаловаться оппозицией ради самого удовольствия.°? В таверне, трактире, кафе или рядом с ними возникали разнообразные клубы, кружки, объединения. Изначально созданные для выделения, уединения, особого комфорта, доступа к газетам, взаимопомощи, совместных развлечений или просто более дешевой выпивки, они легко превращались в политические кружки. В них, конечно, можно было говорить о политике. Но клубы и кружки, как правило, были городскими и набирали своих членов скорее по социальному статусу, чем по политическим настроениям. По понятным причинам те объединения, которые должны были опираться на относительно многочисленную рекрутинговую базу, также были городскими: пожарные компании, певческие общества, оркестры, религиозные братства, ассоциации взаимопомощи. Мы не ожидали, что они окажутся ниже, чем шеф-повар.
К 1870 г. многие из этих социальных групп действительно стали политизированными, по крайней мере, в тех регионах, где политика уже была частью обычной общественной жизни; так, в Провансе "многочисленные" республиканские кружки были на уровне субпрефектуры (Бонневиль, Верхняя Савойя) или выше. К 1870 г. многие из этих социальных групп действительно стали политизированными, по крайней мере, в тех регионах, где политика уже была частью обычной общественной жизни; так, в Провансе процветали "бесчисленные" республиканские кружки, а монархисты пытались противопоставить им свои кружки.
Вот описание одного из них - "Серкль де ла Конкорд", расположившегося в одном из переулков Карпентраса: "Вокруг стола сидит дюжина крестьян, рядом с ними их посохи, они пьют кофе. Красивый молодой человек, похоже, из города, читает вслух статью из [монархической газеты]. Он останавливается почти на каждом предложении, чтобы объяснить его на провансальском языке. Это встречается возгласами одобрения". Вот он, городской клуб, в действии: приезжие крестьяне, газета, которую они никогда не видели и все равно не знали, как читать, потому что она была написана по-французски, молодой человек из города в роли переводчика, предположительно проповедующий реакционные идеи, но помогающий оторвать этих людей от старого мира и облегчающий их переход в новый, французский. Невозможно судить о распространенности клубов даже на городском уровне. Власти, по-видимому, рассматривали большинство таверн как потенциальные прибежища политической пропаганды и строго следили за всеми ними, но популярность клуба как такового, по-видимому, сильно различалась. Север, юг и юго-запад, например, явно были более склонны к организованному общению, чем центральные районы и, возможно, запад. Отчасти это зависело от доступных средств, отчасти, возможно, от склонности жить в разрозненных или концентрированных приходах (хотя в Лотарингии, где деревни были довольно большими, клубов было гораздо меньше, чем в Провансе).
Мы знаем, что в Лангедоке, Гаскони и Провансе старая городская ориентация в сельской местности сделала клубы популярными. Но в Лимузене Корбин не находит ничего похожего на агульонский Прованс; а в Вогезах в 1901 г. мы находим только 287 клубов в 138 населенных пунктах департамента с 531 коммуной и населением 421 412 человек"° В Пиренеях-Ориенталях, как показывает изучение досье на ассоциации, их было очень мало за пределами Перпиньяна. В шести кантонах (113 коммунах) избирательного округа Прад к концу века насчитывалось, по-видимому, менее 40 ассоциаций. Официальное досье не является исчерпывающим, но оно позволяет предположить, что там, где объединение не было социальным клубом для высших классов, в который входили судья, отставной офицер и мэр (Cercle de France, Винга); или обществом ремесленников и владельцев магазинов, "созданным для того, чтобы мешать друг другу работать" (Cercle des Ouvriers, Иль-сюр-Тет); или "приспособлением для владельца кафе, чтобы держать свое заведение открытым в нерабочее время" (Моссе), объединения имели политическую основу. Вполне возможно, что это была политика местного масштаба, как в случае, когда после муниципальных выборов 1896 г. в небольшом городке Корбер был основан кружок, оппозиционный существующему. Тем не менее, к этому времени, а в некоторых местах и значительно раньше, местная и национальная политика стали неразрывно смешиваться". В дальнейшем партийная преданность отражалась в клубах, танцах, различных праздниках и других "общественных развлечениях", связанных с политической ориентацией их участников.
На ступеньку ниже относительно официальных клубов стояли более узкоспециальные заведения - chambrées, chambrettes, которые изучали Морис Агульон и Лю-Сьен Рубен. Они могли быть ответвлениями местных собраний, как, например, в долине Сены между Верноном и Мантом до 1870 г.; там после ужина, пока женщины собирались в вуали, мужчины шли курить и разговаривать у печки какого-нибудь задержавшегося портного, ткача или саботье, создавая несколько так называемых клубов по десять-пятнадцать человек на деревню. Они могли возникнуть по инициативе отдельного человека или группы друзей, стремившихся к уединению, которым пользовались их буржуазные хозяева. Они также могли быть ответом на потребность во взаимопомощи и поддержке, дидактическими институтами, созданными для неформальной передачи информации, облегчения обрядов перехода, выполнения определенных местных работ (например, особая роль в Карниве).
l
"
Снятая комната, желательно рядом с таверной, откуда можно было принести вино, несколько стульев, стол - и квази-клуб был готов. Он давал возможность отдохнуть от тесноты, которая загоняла мужчин в таверны, физически вырваться из дома. Здесь можно было дешевле выпить, поиграть в карты ("азартные игры" не одобрялись властями), пообщаться. В больших поселках, где таких "комнат" могло быть несколько, членство основывалось на соседстве и родстве. Группа, уже делившая минимальную арендную плату и расходы на выпивку, могла также оценить себя как подписчика на регулярные газеты. Даже ограниченные социальные цели могли привести к вовлечению в эколого-номические, а значит, и политические проблемы, как, например, когда власти попытались обложить налогом напитки группы. В любом случае, солидарность, объединявшая членов группы, была подкреплена регулярным объединением. Мы слышали, что члены группы получали одинаковые бюллетени для голосования и вместе ходили в избирательную кабинку. К 1905 году в Тораме-Оте, маленькой деревушке в долине Вердона, было четыре таких объединения, состоявших из глав семейств, молодежи, радикальных республиканцев и жителей Риу, деревушки на склоне над деревней.
Но наиболее эффективным политизирующим агентом оказалась сама политика, т.е. электоральная практика. Воздержание от голосования становится более распространенным и более рутинным, отмечает Ален Лансело, в той мере, в какой избиратели принадлежат
