Они поднялись на второй этаж, и Магнус пошел по коридору, открывая двери на ходу и бормоча что-то про себя. Наконец найдя нужную комнату, он распахнул дверь и жестом позвал Уилла за собой. В спальне мертвого брата Вулси Скотта было темно и холодно, а в воздухе пахло пылью.
Уилл автоматически стал нащупывать ведьмин свет, но Магнус махнул рукой, останавливая его, голубой огонь вспыхнул из его пальцев. Пламя неожиданно загудело в камине, освещая комнату. Она была меблированной, хотя все, что в ней было, было задрапировано белыми покрывалами — кровать, шкаф и комоды. Магнус прошелся по комнате, закатал рукава и жестами начал отталкивать мебель подальше от центра комнаты. Кровать перевернулась и встала горизонтально к стене. Кресла, бюро и умывальник разлетелись по углам комнаты.
Уилл присвистнул.
Магнус усмехнулся.
— Легко впечатлительный, — сказал Магнус, хотя его голос и звучал немного запыхавшимся.
Он опустился на колени в теперь расчищенный центр комнаты и поспешно начертил пентаграмму.
В каждой точке оккультного символа, он нацарапал руну, хотя ни одна из них, как знал Уилл, не была из Серой книги. Магнус поднял руки и протянул их к звездам, он начал петь, и раны, открывшиеся на его запястьях, проливали кровь в центр пентаграммы. Уилл напрягся, когда кровь упала на пол и начала гореть жутким синим свечением. Магнус вышел из пентаграммы, все еще распевая, сунул руку в карман, и извлек зуб демона. Уилл увидел, что Магнус бросил его в пылающий центр пентаграммы.
Некоторое время ничего не происходило. Затем в центре пылающего огня темный силуэт начала принимать форму. Магнус прекратил петь; он стоял, прищуренные глаза сфокусировались на пентаграмме и том, что происходит в ней, раны на руках быстро закрылись.
В комнате не было ни звука, кроме треска огня и резкого дыхания Уилла, эхом, отзывающимся в его собственных ушах, в то время как темный силуэт рос в размерах — сливаясь, и, наконец, принял твердую узнаваемую форму.
Это был синий демон из бала, больше не одетый в вечернюю одежду.
Его тело было покрыто синей уложенной внахлест чешуей, а длинный желтоватый хвост с жалом на конце хлестал, как плеть, позади него. Демон смотрел с Магнуса на Уилла, его алые глаза сузились.
— Кто вызывает демона Марбаса? — требование в голосе звучало, как если бы его слова были эхом из дна колодца.
Магнус дернул подбородком в сторону пентаграммы. Этот жест говорил абсолютно ясно: это теперь дело Уилла. Уилл сделал шаг вперед.
— Ты не помнишь меня?
— Я помню тебя, — прорычал демон. — Ты преследовал меня на территории загородного дома Лайтвудов. Ты вырвал один из моих зубов. — Он открыл свой рот, показывая пробел. — Я попробовал твою кровь. — Его голос был шипением. — Когда я сбегу из этой пентаграммы, я попробую ее снова, нефилим.
— Нет. — Уилл стоял на своем. — Я спрашиваю, помнишь ли ты меня.
Демон молчал. Его глаза, в которых плясал огонь, были не читаемыми.
— Пять лет назад, — сказал Уилл. — Коробка. Пикси. Я открыл ее, и ты вышел. Мы были в библиотеке моего отца. Ты нападал, но моя сестра защищалась клинком серафима. Теперь ты вспомнил меня?
Молчание было очень долгим. Магнус пристально следил за демоном своими кошачьими глазами. В них была скрытая угроза, которую Уилл не мог не прочитать.
— Говори правду, — в конце концов, сказал Магнус. — Или тебе же будет хуже, Марбас.
Голова демона качнулась в сторону Уилла.
— Ты, — неохотно промолвил он. — Ты тот мальчик. Сын Эдмунда Герондейла.
Уилл втянул воздух. Он вдруг почувствовал головокружение, как будто он собирался упасть в обморок. Он впился ногтями в ладони, жестко, разрывая кожу, позволяя боли очистить его голову.
— Ты помнишь.
— Я был в ловушке в той вещи в течение двадцати лет, — прорычал Марбас. — Конечно же, я помню свое освобождение. Представь себе, если сможешь, смертный идиот, года черноты, тьмы, ни света или движения, а потом прорыв, освобождение. И лицо человека, заключившего тебя в тюрьму, прямо перед твоим пристальным взглядом.
— Я не тот человек, который заточил тебя.
— Нет. Это сделал твой отец. Но для меня ты выглядишь точно так же как он. — Демон ухмыльнулся. — Я помню твою сестру. Храбрая девушка, отбивалась от меня этим клинком едва есть мочи.
— Она использовала его достаточно хорошо, чтобы держаться от нас на расстоянии. Поэтому ты проклял нас. Проклял меня. Помнишь это?
Демон усмехнулся.
— Всех тех, кто полюбит тебя, ждет одна лишь смерть. Их любовь станет их гибелью. Это может занять секунды, это может занять годы, но любой, кто смотрит на тебя с любовью, умрет от этого. И я начну с нее.
Уиллу казалось, что он дышит огнем. Вся его грудь пылала.
— Да.
Демон склонил голову в сторону.
— И ты вызвал меня, для того, что бы мы могли вспомнить об этом общем событии в нашем прошлом?
— Я призвал тебя, синекожего ублюдка, чтобы заставить снять с меня проклятие. Моя сестра — Элла — она умерла той ночью. Я покинул свою семью, для того, что бы уберечь ее. Прошло пять лет. Этого достаточно. Достаточно!
— Не пытайся разжалобить меня, смертный, — сказал Марбас. — Я провел двадцать лет в мученьях, в этой коробке. Возможно, ты также должен страдать в течение двадцати лет. Или двух сотен…
Все тело Уилла напряглось.
Прежде чем он успел броситься к пентаграмме, Магнус сказал спокойным тоном.
— Что-то в этой истории кажется мне странным, Марбас.
Глаза демона резко переместились к нему.
— И что же?
— Демон, который только что вышел из Пикси, как правило, очень слаб, так как голодал все время, что был заключен в темнице. Слишком слаб, чтобы сотворить проклятие, такое тонкое и сильное, как то, которое ты утверждаешь, что напустил на Уилла.
Демон прошипел что-то на языке, которого Уилл не знал, на одном из многочисленных неизвестных языков демонов, не на хтонике или паргатике. Глаза Магнуса сузились.
— Но она умерла, — сказал Уилл. — Марбас сказал, что моя сестра умрет, и она умерла. Той ночью.
Глаза Магнуса все еще были сосредоточены на демоне. В молчании происходила какая-то борьба сил воли, находящаяся за пределами понимания Уилла.
Наконец Магнус мягко сказал:
— Ты действительно не хочешь подчиняться мне, Марбас? Ты хочешь привлечь гнев моего отца?
Марбас сплюнул проклятие, и обратился к Уиллу. Его морда дернулась.
— Полукровка прав. Проклятье было ложью. Твоя сестра умерла, потому что я ужалил ее. — Он щелкал своим желтоватым хвостом вперед и назад, и Уилл помнил, что этот хвост повалил Эллу на землю, легко из быстро выбив меч из ее руки. — Не было никакого проклятья на тебе, Уилл Герондейл. Ни одного, насланного мной.
